Андрей Троицкий - Капкан на честного лоха Страница 54

Урманцев, облаченный в шорты и майку без рукавов, сидел за длинным столом, отставив в сторону грязную посуду. Он поставил себе на колени большую спортивную сумку и склонился над ней. Климов нашел чистую чашку, плеснул в неё горячий кофе и сел на стул.

– Который час? – спросил он.

– Где-то между обедом и ужином, – ответил Урманцев.

– Так поздно? – удивился Климов.

Урманцев, запустив в сумку обе руки, продолжил копаться в её темном чреве.

– Между прочим, я успел смотаться в Москву и вернуться обратно, – сказал он. – С гостинцами.

Климов не обратил внимания на последнее замечание про гостинцы. Он отрезал добрый кусок хлеба, кусок и сыра, засохшего со вчерашней ночи, и несколько кружков колбасы, купленной по дороге. Колбаса попахивала плесенью и почему-то сырой рыбой. Наверное, от такого угощения не отказались бы здешние кошки.

Но Климов сейчас был жаден до еды и не хотел делиться даже с животными. Поверху колбасы он нанес толстый слой горчицы и кепчупа, создав настоящее художественное произведение, а не бутерброд.

– Ну, брат, такая жизнь, что и умирать не хочется, – Климов поделился свежим наблюдением.

– А придется, – мрачно пошутил Урманцев. – Кое-кому.

Ничто на свете, даже черный юмор, не могло испортить настроения. Климов обжигался горчицей, жевал рыбную колбасу, пил кофе и наслаждался жизнью.

– Что это ты там разглядываешь?

Вместо ответа Урманцев выложил из сумки на стол несколько уже снаряженных обойм, три пистолета «ТТ» и один Макарова, патроны россыпью, а ружейные в отдельных герметичных мешочках, обрез охотничьего ружья двенадцатого калибра, три сотовых телефона в коробках.

– Телефоны велела купить твоя жена, – сказал он. – А остальное… Чем брать стволы на стороне, лучше воспользоваться тем, что есть в наличии. Я вскрыл старый тайник.

– Надеюсь, не чужой?

– Собственно, не один я хозяин этого добра. Но людям, которым принадлежали пушки, теперь не до этого. Одному до звонка осталось одиннадцать годиков, другой по кличке Заика, по слухам, завязал. И теперь работает лифтером в коммерческом банке. Хотя для него все могло закончиться совсем плохо. Но я не очень удивлюсь, если тот банк, где работает Заика, в скором времени ограбят.

Климов встал, повертел в руке один из пистолетов. Он с долей недоверия относился к пистолетам отечественных марок, полагая, что эти пушки могут подвести стрелка в самый ответственный критический момент. Или патрон в патроннике перекосит или затвор заклинит или ещё что. Климов встал, осмотрел оружие. «ТТ» не совсем обычные, югославского производства, не на восемь, а на девять патронов. По одному виду трудно судить о пистолете, нужно сделать хотя бы пять-шесть выстрелов.

– Сколько стоит эта музыка? – спросил Климов.

– За полторы тысячи отдам, – ответил Урманцев. – Оптом.

– Дороговато.

– Штукарь – четыре керогаза. Значит, двести пятьдесят долларов за ствол, – посчитал Урманцев. – Обрез и патроны, это ещё пять сотен. Дешевле не найдешь. Берешь?

– Посмотрим.

Климов взял в руки обрез ружья ТОЗ – 80. Стволы чуть более пятидесяти сантиметров, обрезаны по самую антабку, приклад спилен, а ложа заполирована напильником и мелким наждаком. Климов переломил обрез, заглянул в стволы, поверхность гладкая, цилиндрической сверловки.

Такой обрез на расстоянии десяти метров от дульного среза имеет довольно широкий разлет дроби или картечи. На этом расстоянии заряд, выпущенный из ружья, должен образовывать круг диаметром тридцать сантиметров.

Закрыв обрез, Климов попытался взвести оба курка тыльной стороной ладони. Не получилось. Тогда он поочередно взвел курки большим пальцем. Боевые пружины оказались мощными, тугими, такое ружье не даст осечки. Климов опустил стволы, нажал на спусковые крючки. Курки сухо щелкнули. Неплохо. Климов взял первый попавшийся ружейный патрон, потряс его, как погремушку. Вилкой вытащил пыж, высыпал на ладонь девять картечин диаметром восемь с половиной миллиметром.

Заряд фабричного, а не кустарного производства. Патроны хранились в коробках, а коробки в герметичных целлофановых пакетах. Значит, порох не впитал в себя влагу.

– Ты разбираешься в оружии? – спросил Урманцев.

– Ну, возможно, я не самый тонкий специалист, но мой охотничий стаж больше десяти лет, – ответил Климов. – Бил крупную дичь, ходил в тир. У меня была довольно большая коллекция оружия. Двустволки фирм «Голланд – Голланд» по две тысячи баксов за ружье, «Скотт», «Лебо», даже «Джеймс Перде».

– Ого, – присвистнул Урманцев.

– И пистолеты были неплохие. Правда, незарегистрированные. Один знакомый секретарь посольства покупал стволы за границей, перевозил их в дипломатическом багаже, а потом втридорога перепродавал мне. После моего ареста в доме провели обыск, ружья изъяли. А пистолеты взял у жены и спрятал Островский. Маргарита боялась, как бы мне ещё статью за хранение оружия не пришили. Короче, вся коллекция накрылась одним местом.

– Обрез понравился?

– Да, я бы остановил свой выбор на этой штуке, – кивнул Климов.

Урманцев стал складывать оружие в сумку, но остановился.

– Слушай, может, все-таки передумаешь? – спросил он. – Может, зря ты все это затеял? Но ещё не поздно дать отбой. Оглянись, жизнь прекрасна и коротка. Садитесь с женой в самолет, летите куда-нибудь подальше. И живите спокойно, в свое удовольствие.

– После всего, что со мной сделали, спокойно жить? – усмехнулся Климов. – Вряд ли получится. Островский не сегодня, как завтра узнает, что из зоны я ушел. Меня будут искать. И в свое удовольствие пожить не дадут. Денег мне хватил на два-три года весьма скромной жизни. С такими деньгами нельзя прятаться долго. Бабки нужны, чтобы менять паспорта, переезжать из страны в страну. Это недешево стоит. Кроме того, я ничего не забыл и ничего не простил. Ясно?

– Куда уж ясней, – кивнул Урманцев.

Маргарита вернулась под вечер. Из соображений конспирации она добиралась до поселка на перекладных, электричкой, с пересадкой на автобус. В белой шляпке, темных очках и летнем костюмчике, с продовольственной сумкой в руке она напоминала дачницу, работящую мать семейства, возвращавшуюся на природу, к мужу, к детям, после напряженного трудового дня.

– Как успехи? – спросил Климов жену.

– Порядок, – Маргарита сняла и бросила на стол шляпку и очки.

Климов полез в сумку. Там лежали не покупки к ужину, а четыре конторские папки и объемистый конверт с фотографиями, а в отдельном пакете деньги для Урманцева. Маргарита абонировала в банке депозитарную ячейку, сегодня она забрала все, что там оставалось. Климов пересчитал купюры, ровно двадцать тысяч. Он вручил пакет Урманцеву.

– Все, теперь мы в расчете, – сказал Климов. – Правильно?

– Правильно, – кивнул Урманцев и взялся пересчитывать деньги.

– Какие планы? – спросил Климов. – Я в том смысле, что ты мне нужен.

– Дай мне день на размышление.

– У тебя было много времени подумать. Еще один день – это слишком долго. Решай сегодня же.

Климов занял кресло в комнате на первом этаже, перелистал досье, собранные Полосовским. Что ж, после беглого просмотра бумаг можно сказать, что молодой сыщик отработал хотя бы половину тех денег, которые ему заплачены.

С фотографий на Климова смотрели люди, кое-чего добившиеся в жизни. Впрочем, зачем обманываться? Когда Климов терпел финансовый крах, пока летел в пропасть, навстречу своей гибели, его недруги оседлали блистательные вершины успеха. Адвокат Михаил Адамович Финкель за последние пару лет разбогател. Он расширил свою практику, открыл новую контору, не где-то на выселках, а почти в центре города.

Теперь занимается не только уголовными, но и гражданскими делами, консультирует солидные фирмы по правовым вопросам, представляет интересы своих доверителей в арбитражах. Выиграл несколько громких судебных процессов. Иногда берется за дела, сулящие убыток, а не выгоду, но зато имеющие большой общественный резонанс. С таких дел Финкелю причитаются не гонорары, а бесплатная реклама. Он выиграл несколько громких судебных процессов, его показывали по телеку, о нем строчили газетные статейки.

Да, с делами у адвоката все в порядке. Отдыхает Финкель… Климов перевернул пару страничек. Оказывается, за последние три года Финкель находился в отпуске какие-то жалкие восемнадцать дней. Один раз летал на Гавайи, второй раз торчал в Сочи. Прервал последний отпуск, потому что заразился триппером, вынужден был вернуться в Москву. Лечился амбулаторно.

Как и прежде, Финкель женат, двое детей, девочки семнадцати и двадцати трех лет, учатся во Франции. Финкель посещает синагогу два раза в месяц. Разумеется, не из религиозного чувства, а из ханжеских соображений.

Услугами охранников пользуется, как правило, только в рабочее время. По городу ездит на «Мерседесе», водитель мастер спорта по дзюдо, вооружен. Три месяца Михаил Адамович назад порвал отношения с двадцатилетней любовницей, потому что та задумала выйти замуж за какого-то очкарика студента. Эта связь с девицей длилась почти полтора года. Финкель мучился, переживал разрыв, даже напился с горя. Но тем все страдания и кончились. А девушка на днях сыграла свадьбу.