Нина Васина - Правило крысолова Страница 60

— Это ты эгоистка! — Я залилась слезами. — Хочу — живу, пока нравится, а надоело — покончу с собой, да?! Я тебе не позволю! Ты не имеешь права! Постой… Я знаю, что воины не могут покончить с собой!

Ну да, я это помню! Они должны умереть либо в честном бою, либо от ран в собственной постели!

— Не реви. Я умру от ран в собственной постели.

— Убью любого, кто посмеет нанести тебе хотя бы одну рану! — заявляю я и добавляю самоуверенно:

— Любым предметом.

— Детка, я получила свое за последние две недели. Мне уже не оправиться. Раны так глубоки и тяжелы, что лучше нам попрощаться, пока я в своем уме. Это то, что копошилось подо мной? — Бабушка показывает пальцем на залезающего на кровать попугая. Он ползет, хватаясь за матрац лапами и цепляясь клювом. Взобравшись, стоит несколько секунд, покачиваясь, и падает рядом с бабушкой на бок, поджав лапы к животу и скорчив длинные когтистые пальцы.

— Я всегда думала, что мое сердце белое и умеет летать. — Бабушка протягивает руку и трогает перья. — Видишь, что с ним стало… — Она закрывает глаза.

Я сижу рядом почти два часа, иногда задерживая дыхание, чтобы в тишине послушать ее, прерывистое. Проснувшись, бабушка угодила глазами в фотографию на стене, где долговязый подросток Питер держит на коленках веселую улыбающуюся девочку Золю с косичками.

— Мне пора. — Она села. Завозился попугай. Потягиваясь, он вытянул ноги и растопырил пальцы. Я пощекотала было твердокожую пятку, но попугай ловко ухватил мой указательный палец и слегка сжал его клювом, предупреждая дальнейшие попытки любой близости.

В ожидании вызванного такси мы пили чай на кухне, и бабушка развеселилась, глядя, как попугай, прохаживаясь туда-сюда по кухне, несколько раз наступил мне на ногу, а не получив внимания, стал дергать клювом за рубашку.

— В детстве ты подобрала раненую ворону. — Бабушка погладила мою щеку и подняла попугая с пола к себе на колени. — Лечила ей крыло, гуляла по двору. Это была огромная черная птица, и вы подружились, а когда ворона начала летать, она приносила тебе всякую всячину вроде высушенного солнцем черепа кошки, серебряную ложку, всю в земле, пятак прошлого века. Я думаю, это был ворон.

— Он улетел? — Я подвинула к краю стола печенье. Попугай поковырял его клювом.

— Нет. Он убил парочку цыплят, и Питер от него избавился.

— Тебя послушать, так дедушка Пит, совсем не воин, только и делал, что кого-нибудь пришибал!

— Я этого не говорила. Он действительно весьма далек от воина, но мужскую работу выполнять умел, этому я его обучила. Я вообще всему его обучила. — Бабушка загрустила и потерялась глазами в проеме окна — там, за стеклом, пошел снег.

— Мне пора. — Она встала на звонок в дверь, посадила попугая на стол, и тот сразу же полез клювом в ее чашку. — Поеду, а то как бы Питер не подрался с Лорой.

— Представляю. — Я фыркнула.

— Тебе нужно отдохнуть. Ты плохо выглядишь. Есть где отдохнуть?

— Да. Я поеду с тобой, заберу детей, и мы с ними завалимся в одно место отдохнуть.

— Ну что ж… Отдохнешь — и за работу.

— За работу?

— Надо найти деньги. У тебя неделя. Потом федералы поймут, что я их обвела вокруг пальца…

— Как? Разве ты сегодня не сделала все, чтобы федералы сами нашли деньги?!

— Я сегодня сделала все, чтобы ближайшую неделю они искали их до посинения. Они выяснят, кто из двоих — Владик или Эдуард — приходил к Ханне по понедельникам. Проведут допросы с пристрастием и выявят сообщника — человека из “наружной” слежки. Опять проведут допросы, потом опять… Но ничего не узнают.

— Почему?.. — Я чувствую, как по спине ползут мурашки.

— Потому что те, кто отрезал моей дочке и зятю головы, не знают, где деньги. А федералы припишут их незнание скрытости и будут лезть из кожи вон, чтобы все выяснить.

— А зачем они тогда их отрезали? — В ужасе я смотрю, как бабушка надевает пальто в коридоре и буднично копается в карманах.

— Ну, они их отрезали, я думаю… Так, паспорт на месте, газету я отдала… Они их отрезали, чтобы отправить семье. В целях устрашения. Потому что, как ни крути, дети — единственный след к деньгам.

Я — за рулем, Антон и Лора ругаются на заднем сиденье, “дворники” не справляются с налипшим на стекла мокрым снегом, звонит мой мобильный, я все еще не купила наушники к нему, чтобы разговаривать за рулем, уже смеркается, а я плохо помню дорогу.

— Ахинея, только что узнал, что тебя выпустили! Подваливай на вечеринку в клуб сумо, повеселимся!

— Не хочу.

— Я сниму столько толстых задниц, что их хватит потом на весь архив! А ты видела когда-нибудь пальцы на ногах у борцов сумо?!

— Ни-ког-да.

— Ну вот! Сюда подвалила пятерка настоящих японцев килограммов по сто двадцать, где еще такое увидишь?!

— Ни-где.

— Что, тоска заела, я понимаю… Хочешь, подъеду и развлеку тебя? Могу даже отвезти к хозяйке Мучачос, тебе тогда понравилось!

— Лом, спасибо, что позвонил. По-моему, я пропустила поворот. После щита у бензоколонки второй поворот направо или третий?

— Ахинея, будь осторожна! — озаботился Лом. — Смотри, не поддайся его могучей природной силе!

— Его — это кого?

— Того самого умственно отсталого детинушки, который пугает лебедей по утрам на пруду.

— Лом, скажи по-хорошему, какой поворот, пока меня не остановил гаишник и не оштрафовал за разговор во время езды!

— Интуитивно — третий. Я смонтировал ночью фильм для агентства “Секрет”, его забрали час назад с аплодисментами. Получил деньги по чеку. Звонил инспектор, ну этот, которого я стукнул, спрашивал, где его невеста. У меня спрашивал, представляешь? По-моему, он был пьян. Неужели нашлась идиотка, которая согласилась…

— До свидания, Лом!

Хозяйка Мучачос, не выразив удивления по поводу нашего прибытия, принесла в большую комнату на втором этаже чистое белье, блюдо с яблоками, огромный пирог с мясом, большой эмалированный горшок и персонально для меня — графинчик с крыжовенной настойкой.

— Удобства только на первом этаже. — Она кивнула на горшок и задвинула его ногой под кровать, которую ловко застилала. — А там сегодня у нас мероприятие, если хочешь, можешь присоединиться. Уложишь детей и приходи.

— Я как-нибудь сама уложусь, — тут же завелась Лора.

Антон откровенно зевал и одновременно поедал пирог.

— Ты, девочка, поспи лучше, — строго заявила Лоре хозяйка. — Это игры для взрослых.

— Покер или преферанс? Во что у вас тут еще по вечерам играют? — не унимается Лора. — В бутылочку на поцелуи?

— А баня будет? — интересуюсь я, зевая синхронно с Антоном. — Я к вам опять из тех же мест, что и в прошлый раз.

— Баня будет топиться всю ночь. Если заснешь, она и утром еще теплая, можешь помыться с утра. Я заметила, что ты не любительница первого пара.

— Я полежу полчасика и спущусь. — Пробормотав это, вдыхаю запах свежего постельного белья и моментально отключаюсь.

Проснулась я от странного звука. Кто-то крикнул, резко и страшно.

— Что тут?.. — вскочила я в постели. Подо мной дернулась сетка, и несколько секунд я сидела в темноте, покачиваясь, как китайский болванчик.

— Свиней режут, — спокойно объяснила Лора. Она забралась коленками на подоконник и разглядывала что-то внизу во дворе.

— Это и есть их интереснейшее мероприятие, представляешь?! Привели двух старичков, вероятно, профессионалов по закапыванию, поднесли им на подносе по рюмочке, развели костер, собрались всей кучей и режут! Правильно, чем еще заняться в глуши в ветреную холодную ночь? Уже двух зарезали. А если с первого раза правильно не попасть в сердце, раздастся такой свинячий вопль! — мечтательно вздохнула она, повернулась, посмотрела на меня, покачивающуюся на кровати, и с удивлением заметила:

— Вот уж не думала, что ты так предпочитаешь отдыхать!

Подхожу к окну. Действительно лучше видно, если забраться на подоконник. Внизу у костра суетятся люди, подсвеченные ярким пламенем. Его текучее золото то припадает к земле, то взлетает вверх, высыпая в небо россыпь искр, и тогда все собравшиеся во дворе видны отчетливо. Три человека держат неподвижную тушу животного над огромным чаном, еще четверо несут кого-то брыкающегося, я вижу, как в свете взметнувшегося пламени судорожно, с обреченностью смерти, дергаются устремленные к костру копытца.

— Это они в чан кровь сливают, — разъясняет Лора. — Сольют из всех свиней и сварят кровяную колбасу. Вот в той кастрюле, видишь, старуха складывает кишки. В них набивают вареную кровь, а потом коптят в коптильне. Колбаса, кстати, получается вкусная, особенно если добавить шпика и чеснока.

Зажав рот рукой, я сползаю с подоконника на пол.

— А вообще, красиво все смотрятся. В духе Брейгеля-старшего. — Теперь Лора проявляет к происходящему интерес художника-постановщика. — Смотри, как все персонажи расставлены вокруг огня, какая шикарная подсветка, а кровь кажется черной в свете пламени. А вон там, видишь, кто-то огромный несет на плечах барана!