Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал (сборник) Страница 11

Шериф и полицейские обнаружили в загоне около того места, где погиб Клайд Осгуд, веревку с крюком на конце, которая использовалась для того, чтобы перелезать через забор, и признали быка виновным в смерти молодого человека. Это не убедило Фредерика Осгуда, но вполне удовлетворило полицию, и подозрения Осгуда были отвергнуты, как туманные, неподтвержденные и надуманные.

Укладывая наверху наши вещи, я спросил у Вульфа, удовлетворен ли он сам. В ответ босс пробормотал:

– Я же сказал тебе вчера вечером, что Осгуда убил не бык. К этому убеждению привела меня моя дьявольская любознательность. Но я не желаю забивать голову второстепенными деталями, так что обсуждать их мы не будем.

– Вы могли бы просто упомянуть, кто это сделал…

– Прошу тебя, Арчи, хватит об этом!

Я вздохнул и продолжал укладывать чемоданы. Мы собирались переехать в гостиницу. Контракт на охрану быка был расторгнут, и хотя Пратт из вежливости просил нас остаться, обстановка в доме этому не благоприятствовала. Мне пришлось паковать багаж и таскать его в машину, опрыскивать и грузить орхидеи, ехать в Кроуфилд с Кэролайн в качестве шофера, выдерживать бой за комнатушку в гостинице, доставлять Вульфа и корзины на выставку, искать для них место, вытаскивать орхидеи из корзин, да так, чтобы не повредить их… В этих хлопотах прошло все утро.

Итак, в одиннадцать часов я пил молоко, пытаясь восстановить растраченные силы. Орхидеи были опрысканы, приведены в полный порядок и красовались на выделенных нам стендах.

Вышеупомянутый конкурент, Чарльз Э. Шэнкс, с которым любезничал Вульф, представлял собой низенькую толстую личность с маленькими черными пронзительными глазками и двумя подбородками, одетую в грязный, неглаженый шерстяной костюм. Потягивая молоко, я наблюдал за ним, что было весьма поучительно.

Шэнкс знал, что Вульф нарушил традицию и лично отправился в Кроуфилд с гибридными орхидеями-альбиносами только ради того, чтобы завоевать приз и обогнать Шэнкса, который получил награду за выведенный им гибрид. Знал он и то, что Вульф мечтает выставить его на посмешище, ибо он уклонился от участия в нью-йоркской выставке и дважды отказался обменяться с Вульфом альбиносами. Достаточно было одного-единственного взгляда на гибриды Шэнкса, чтобы убедиться: всеобщее осмеяние ему гарантировано. Более того, все это не составляло загадки для Вульфа. Однако, слушая их милую болтовню, можно было подумать, что со лба у обоих струится не пот, а избыток братской любви. Зная мстительность Вульфа, побудившую его затеять эту поездку, я предвидел, что послушать их разговор будет весьма поучительно.

Из-за трагедии, случившейся в загоне, мне пришлось испытать несколько мелких неприятностей. Во время сражения за номер в гостинице ко мне подкатил молодой человек с горящими глазами, большими ушами и блокнотом. Схватив меня за лацканы, он потребовал как можно более красочного описания смертоубийства, и не только для местной газеты, но и для агентства Ассошиэйтед Пресс. Я сообщил ему кое-какие подробности в обмен на помощь в получении номера. Интерес к делу проявили и несколько других охотников за новостями, прибывших в город для освещения ярмарки.

А когда я помогал Вульфу расставлять орхидеи, ко мне подошел высокий и тощий человек в клетчатом костюме с нацепленной на лицо улыбкой, которую я узнал бы даже в Сиаме, – улыбкой человека, занимающего выборный пост и ожидающего переизбрания. Оглядевшись кругом и убедившись, что за нами никто не подглядывает, он представился как помощник окружного прокурора и, стерев с лица улыбку, горестным тоном, более уместным для бесед о смерти избирателя, почти шепотом поведал, что хотел бы выслушать мой рассказ о трагическом происшествии во владениях мистера Пратта.

Чувствуя, что это начинает меня раздражать, я, вместо того чтобы понизить голос, повысил его.

– Окружной прокурор, говорите? Хочет предъявить быку обвинения в убийстве?

Это смутило его, однако ему надо было показать, что он оценил мое остроумие, не уронив при этом собственного достоинства. Но мой возглас привлек внимание посторонних, и кое-кто из них уже остановился неподалеку от нас. Выпутался он довольно ловко.

– Нет-нет, – сказал он, – никакого обвинения в убийстве, ничего подобного. Однако желательно дополнить доклады шерифа и полиции сведениями из первых рук, чтобы избежать жалоб на небрежность следствия.

Я быстро и без всяких прикрас нарисовал ему всю картину, а он задал несколько довольно разумных вопросов. Когда помощник прокурора ушел, я оповестил об этом Вульфа, но на уме у шефа были только орхидеи и Чарльз Э. Шэнкс, и он к моему сообщению интереса не проявил. Немного погодя появился Шэнкс, вот тогда я и отправился за молоком.

Меня мучила этическая проблема, которая не могла быть решена до часу дня. После всего, что произошло у Пратта, я не знал, захочет ли Лили Роуэн отобедать со мной, а если не захочет, то как быть с двумя долларами, выданными мне Кэролайн? В конце концов я решил, что если и не смогу отработать свой гонорар, то не по своей вине.

На мое счастье, Вульф договорился пообедать с Шэнксом. Я все равно не стал бы с ними обедать – был сыт по горло разговорами о хранении пыльцы, питательных растворах и противогрибковых средствах, так что незадолго до часа вышел из главного выставочного павильона и направился к закусочной под навесом, которую обслуживали дамы из методистской церкви.

Довольно неподходящее место, подумал я, для того, чтобы пасть жертвой коварной блондинки, но ведь она сама заверила меня, что там готовят лучшую еду на всей ярмарке, а Кэролайн подтвердила это во время нашей утренней поездки в Кроуфилд.

Стоял ясный день, и толпы народа поднимали тучи пыли. Ярмарка бурлила: игорные павильончики бойко делали свое дело, не говоря уже о продавцах флажков, воздушных шаров, хот-догов, прохладительных напитков и воздушной кукурузы, заклинателях змей, владельцах рулетки и тиров, лоточниках с двухцветными авторучками и мадам Шасте, которая была готова предсказать ваше будущее всего за каких-то десять центов.

Я прошел мимо помоста, на котором стояла улыбающаяся девушка в лифчике из чистого золота и мохнатой юбке длиной в целых одиннадцать дюймов, а мужчина в черном котелке охрипшим голосом объявлял, что через восемь минут в их шатре будет продемонстрирован таинственный и мистический танец Дингарулы. Человек пятьдесят толпились вокруг помоста, глазея на девицу. Лица мужского пола всем своим видом показывали, что не прочь приобщиться к мистике, женщины же глядели с презрением и никакого интереса не проявляли. Я не спеша отправился дальше.

По мере того как я продвигался по главному проходу, ведущему к трибунам, толпа становилась все гуще. Я споткнулся о мальчугана, пытавшегося проскользнуть у меня между ног и догнать свою мамашу, наступил на ногу довольно симпатичной дородной коровнице и стойко выдержал ее грозный взгляд, потом еле увернулся от игрушечного зонтика, который пыталась воткнуть мне в ребра маленькая девочка. Наконец, пробившись сквозь толчею и миновав баптистскую закусочную с высокомерием светского человека, который знает, что к чему, я добрался до палатки, где размещалась столовая методистов.

Хотите – верьте, хотите – нет, но она уже сидела за дальним столиком около полотняной стены. Скрывая удивление, я с важным видом направился к ней по посыпанному опилками полу. На ней был светло-коричневый трикотажный костюмчик, синий шарф и маленькая синяя шляпка. Среди упитанных сельских жителей она выглядела как антилопа в стаде гернсейских коров. Я сел напротив и высказал ей это сравнение. Она зевнула и заявила, что, насколько представляет себе антилопьи ноги, это не самый лучший комплимент. Еще до того, как я смог придумать достойный ответ, нас прервала методистка в белом фартуке, которая желала знать, что́ мы будем есть.

– Два куриных фрикасе с клецками, – заказала Лили.

– Подождите, – запротестовал я, – здесь написано, что у них есть говядина, запеченная в горшочках, и еще…

– Нет. – Лили была непреклонна. – Фрикасе с клецками здесь готовит миссис Миллер. Муж четыре раза бросал ее из-за скверного характера и четыре раза возвращался из-за ее кулинарных способностей. Это рассказал мне Джимми Пратт.

Официантка отправилась выполнять заказ. Лили улыбнулась и заметила:

– Я пришла сюда главным образом ради того, чтобы посмотреть, как вы удивитесь. А вы вовсе не удивились и начали сравнивать мои ноги с антилопьими.

Я пожал плечами:

– Придирайтесь, придирайтесь. Признаюсь, мне приятно, что вы пришли. Иначе как бы я узнал об этом фрикасе? А вот о ногах вы зря. Ваши ножки необычайно хороши, и мы оба это знаем. Ноги даны женщине для того, чтобы на них ходить или чтобы ими любовались, но не обсуждали их, особенно в методистской твердыне. Вы, кстати, католичка? Знаете, в чем разница между католиком и рекой, текущей в гору?