Дарья Донцова - Тайная связь его величества Страница 40

Я отхлебнул прекрасно заваренный чай и взял сэндвич. Надо же, события детства почти полностью выветрились из головы. Сейчас, правда, всплывают отдельные моменты, вроде поедания фруктового мороженого.

— Вот, гляди! — воскликнула Зинаида, возвращаясь и кладя передо мной раскрытый альбом. — Изучи снимок.

Она показала на серьезного мальчика, наряженного в пиджак, брючки и сорочку с галстуком, и я рассмеялся:

— Это же маленький Ваня Подушкин.

— Рядом с тобой я, — уточнила Зина. — Во втором ряду два пацана на одно лицо — Владик и Ростик. Слева Аня Федькина, Олег Пименов, Степа Бранкин, Ира Астапова, царствие ей небесное. Администрация поселка устроила детям Новый год, елку нарядили, подарки давали. Потом всех на память щелкнули. Вон там, около Снегурочки, видишь тетку?

Я взглянул на худую женщину в элегантном приталенном платье. На ее шее был повязан бордовый платок, в ушах висели совсем не дешевые серьги, над волосами явно поработал умелый парикмахер. Дама выглядела безукоризненно, но ее портило жесткое, даже злое лицо с поджатыми тонкими губами, без намека на улыбку, и с глазами, похожими на змеиные. Меня невольно передернуло.

— Ага, — обрадовалась Зина, — теперь ты понимаешь, почему я к хирургу не обратилась? Елизавета родилась с жабьей кровью. Помню, как Виктор Петрович Горелов руку повредил — выходил из магазина, упал, и упс! Я к нему бросилась, вижу — плохо ему совсем, кричу: «Мама, вызывай «Скорую»!» И тут смотрю, Елизавета идет. Я к ней: «Помогите!» Она на корточки присела и цап Виктора Петровича. Тот как заорет! А доктор ему говорит: «Хватит визжать! Подумаешь, плечо выбил. Не нога, всего лишь рука, чего валяешься? От такого никто не умирает. Мужчина обязан боль терпеть, а не вопить. Стыдно слушать». И как дернет дядю Витю за руку… Такой хруст раздался! Я чуть не умерла от ужаса, Горелов закричал.

— Мда, — крякнул я.

Зинаида закрыла альбом.

— Мне показалось, что Елизавета нарочно ему больно сделала. Горелову плохо, а ей радостно. Потом она свой платок поправила и ушла. А дядя Витя сел и говорит: «Все прошло, вылечила меня Елизавета». Мамка моя в ответ: «Хороший Гусева доктор, но безжалостный». Дома она такой же была, разговаривала, как бритвой резала. Ни разу я Лизу в халате не видела, а ее шарфик на меня ужас наводил.

— И почему тебя платок пугал? — не понял я.

Зина пожала плечами.

— Не знаю. Елизавета Георгиевна всегда с ним появлялась, к любому наряду повязывала. Что-то он для нее значил, наверное. Наши говорили, что у бабы на шее родимое пятно уродливое, вот она его и прикрывает. Понятия не имею, правда ли это. Ох и злющая же Елизавета была! Если ей кто не понравился, со свету сжить могла. В авдеевском клубе летом работал детский театральный кружок. Ты в него не ходил, а я с радостью. В июне, когда дети-дачники наезжали, мы пьесу репетировать начинали, в июле готовый спектакль показывали. Один раз…

Я, забыв про вкусный чай и бутерброды, слушал, а Зинаида погрузилась в воспоминания.

…Однажды летом ставили «Белоснежку». Злую мачеху играла Ира Астапова. Она старше всех была, ей уже восемнадцать исполнилось, девушка работала медсестрой в медпункте, остальным участникам было от семи до пятнадцати. Недели за две до премьеры Елизавета Георгиевна зачем-то к Ирине зашла, увидела, что та Анне Семеновне, коровнице, пытается укол в вену сделать, и раскричалась:

— Безобразие! Не умеешь — не берись, человека покалечишь!

Выхватила у Ирки шприц и сама живо все сделала. А Анна Семеновна по дури возьми и скажи:

— Видала, Ирка, как работать надо? Ты полчаса возилась, вену найти не могла, а Елизавета Георгиевна — раз, и готово. Нечего по мужикам таскаться, учиться надо, над учебниками сидеть, а ты, Астапова, вместо занятий в темную голову гуляла.

— Я этого так не оставлю, — пригрозила Гусева Ирине. — Позвоню кому следует, пусть твою квалификацию проверят.

Астапова испугалась, начала просить:

— Не надо, я только в мае диплом получила, освою все манипуляции непременно.

Елизавета Георгиевна отбрила:

— Этим следовало заниматься в училище, а ты, как сейчас я слышала, вместо занятий веселилась. Преступное поведение для будущего медика! Или ты не понимала, что от тебя потом жизнь людей зависеть будет?

В общем, Гусева в самом деле подняла шум. Иру не уволили — где новую-то медсестру в Авдеевку найти? — Однако крови у Астаповой проверяющие целый литр выпили. И решила Ирина отомстить.

Начался спектакль про Белоснежку. Дошло до сцены, где появляется ведьма, и зрители в зале начали хихикать. Девушка оделась… как Елизавета Георгиевна. Нацепила серое платье, платок бордовый на шею повязала, парик где-то с прической, как у Гусевой, раздобыла. Стефании на представлении не было, но кто-то ей о выходке Иры доложил. Пришла мать Зинаиды полы мыть, Тефи к ней подскочила и зашипела:

— Правда, что Астапова себе позволила над Елизаветой Георгиевной глумиться?

Та ей в ответ:

— Да уж, неумная шутка получилась. Конечно, у Ирины мозгов мало, не стоит обращать на глупую девчонку внимания.

Но Тефи воскликнула:

— Мерзкая гадина! Давить таких надо…

Я, слушая Зинаиду, невольно покачал головой. А продавщица неслась дальше.

— Все в Авдеевке знали, что Стефка свекровь обожает. Ее даже за глаза называли собачкой Елизаветы — вечно хвостом за хирургом бегала, угодить ей старалась. Не то что Лариса, первая жена Константина Петровича, которая свекрови открыто хамила. Потом она сбежала, бросив дочку Светлану, а та позже так же со своими близнецами поступила, скинула их отцу — и тю-тю. Точно говорят, от осинки не родятся апельсинки. А Ирка…

— Мне интереснее семейная история Гусевых, — перебил я.

— Да? Ну ладно… — протянула Зина. — Только я дат особо не помню. Тем более что о давнем знаю по рассказам мамы. Елизавета Георгиевна дачу в Авдеевке сто лет назад купила. Константин был врач-гомеопат, женат на Ларисе, у них дочь Светлана имелась. А Стефка при его мамаше в портнихах состояла и вещи шила прекрасные, от заграничных никак не отличить. Причем быстро управлялась: в понедельник Елизавета ей журнал покажет, в пятницу Стефа на нее платье готовое меряет. Вот Ларисе швея ничего не шила, отговаривалась отсутствием времени. Но моя мама считала, что Елизавета запретила портнихе невестку обслуживать. Лара была свекрови не по вкусу — слишком самостоятельная, со своим мнением, спорила с ней. Даже могла при посторонних сказать: «Глупости, Елизавета Георгиевна, несете. Людей оперируете хорошо, а в остальном не разбираетесь».

— Опрометчиво беседовать со свекровью в подобном тоне, — заметил я.

Зинаида потянулась к бутербродам.

— Может, и так. А еще безбашенная Лара денег много тратила. Мама слышала, как Константин Петрович жену за транжирство ругал. И он ее ревновал.

— За дело? — поинтересовался я.

— Дыма без огня не бывает, — философски заметила продавщица — Болтали, что Лариса спит с директором местной школы. Его Валентином звали, отчества не помню. Его потом, как и Ирку, зарезали. В одно лето Астапову ножом истыкали, а через год в той же ведьминой сторожке Валентина нашли. Ну, никто из деревенских смерти директора не удивился, он вечно по бабам таскался, его пару раз обиженные мужья крепко колотили. И выпить не дурак был. Хорош педагог! Наш участковый, Николай Фомич, светлая ему память, мамке моей по секрету…

Зина на секунду притихла, потом махнула рукой:

— А, чего скрывать-то! Все знали, что мамуля с дядей Колей живет, да только оба свободны были, никто их поэтому не осуждал. Николай Фомич у нас в доме часто откровенные беседы вел, я их подслушивала, но никому не передавала, понимала: участковый может голову мне открутить. Так вот, дядя Коля однажды мамане сказал: «Знаю я, кто Валентина грохнул — Глеб, повар из санатория в Зайцеве. За дело потаскуну досталось, так ему и надо. А Глеб хороший человек. В общем, оформил я дело как несчастный случай, мол, директор напился, упал и на вилы напоролся. Конец истории».

— Ну и ну! — возмутился я. — Ай да служитель закона! Покрыл убийцу!

— Нет, Вань, Николай Фомич справедливость проявил, — кинулась защищать любовника матери Зинаида. — Он распрекрасно знал, кого надо наказывать, а кого нет. Другой пример. Федька Жорин спьяну избу свою поджег, и его жена в ней сгорела. Дядя Коля убийство оформил, и суд укатал Федора надолго. И правильно, потому что Жорин мерзавцем был, многим нагадил, за что и получил. А повар Глеб мужчина тихий, он свою честь защищал, Валентин же козел гулящий. Все по справедливости. Или случай, когда Ирку зарезали. Говорила уже, ее годом раньше директора в той же избушке убили. Известно, что Астапову на тот свет Арсений Филимонов отправил. Самый лучший парень в Зайцеве был, отличник, золотую медаль получил, в МГУ поступил без экзаменов. Родители у него работящие, богатые, вот Астапова ему на шею и вешалась, прохода не давала. Арсюша с ней недолго погулял, понял, что с дурой связался. Зачем умному парню-красавцу из приличной семьи глупая девчонка с матерью-выпивохой? Ирка взбеленилась, на всю деревню кричала: «Ты обязан на мне жениться! Если в загс не поведешь, поеду в твой институт, расскажу ректору, какой ты гад». Вот дрянь, да? Астапову вскоре после спектакля, где она над Елизаветой Георгиевной поиздевалась, зарезали. Дядя Коля дело замял, Филимонов учиться спокойно продолжил, сейчас в Америке живет.