Александр Смоленский - 210 по Менделееву

 Александр Смоленский, Эдуард Краснянский

210 по Менделееву

Триллер длиною в пять лет

I. Лондон, наши дни

Двое давно не молодых мужчин неспешно прогуливались по Гросвенор-скверу, время от времени возмущаясь портящим весь вид этого прелестного местечка Лондона железобетонным зданием американского посольства.

Четверть часа назад они покинули «Коннут-отель», где с удовольствием позавтракали, и казалось, теперь ничто не могло омрачить их безоблачного утреннего настроения. Что, увы, не раз случалось в последние их визиты в Великобританию.

Тот, кто постарше – абсолютно седой, в ярко красной спортивной куртке, – именно в этот момент собрался напомнить своему спутнику в легком пальто из отличной кожи и кепке, плотно надетой на рано облысевшую голову, об одном из таких эпизодов.

– А «Миллениум» стоит как ни в чем не бывало… Столько грязи всплыло вокруг него, смерти, предательства, а этому монстру хоть бы что. – Мужчина в красном кивнул в сторону мрачного здания отеля рядом, чей отталкивающий облик не способно было «освежить» даже множество флагов на фасаде.

Его спутник лениво бросил взгляд на отель, скрытый обильной зеленью вековых деревьев, и столь же лениво буркнул:

– Не преувеличивай. Что «Миллениуму» станется?! Такая реклама любому не даст умереть. Теперь же он – еще одна лондонская достопримечательность. Но ты хорош, приятель. Не можешь не испортить настроение.

– Да! Я возмущаюсь! – несколько театрально и излишне громко откликнулся собеседник в куртке, дав волю эмоциям. – Потому что никому – ни в Лондоне, ни в Москве – нет дела до истины. До того, что же на самом деле тогда здесь произошло. И главное, чем все закончилось. Все дружно потеряли интерес к трагедии. Умело делают вид, будто вообще ничего и не было.

– Что за мерзкая у тебя привычка не к месту вспоминать всякие гадости?!. Зачем? – безучастно спросил тот, что в пальто и кепке. – Те, кому надо, и без тебя информированы. А толпе, дружочек, знать необязательно. Все давно улетучилось – ни цвета, ни запаха, ни свидетелей. Так что не надо возмущаться. Живи. И пусть твои воспоминания тебя же…

Мужчина не закончил фразу, так как его неожиданно беспардонно толкнул странный прохожий. Англичанин явно давно не приводил себя в порядок – не стригся, не брился и, судя по источаемым «ароматам», столь же давно не мылся. Его грязно-серый макинтош не мог скрыть худобу, а взгляд – дикую одержимость.

Именно взгляд почти одновременно подсказал приятелям, гуляющим в сквере, что столкновение на тропинке произошло не случайно. Где-то, когда-то с этим человеком они уже встречались. Впрочем, вспоминать было недосуг, потому что незнакомец, нервно оглядываясь, вдруг заговорил:

– Я знал, знал, господа, что вы здесь появитесь! Рано или поздно, но появитесь. Поэтому все время справлялся в отеле. Я еще тогда понял, что вы только в «Коннуте» и останавливаетесь. Сами понимаете, старые связи… Я уже вчера был уведомлен, что вы приехали, – скороговоркой, словно куда-то торопясь, протараторил он.

Его опасения были, видно, не напрасны – из дальнего угла сквера к троице спешили два дюжих полицейских.

– Мы ничего не покупаем и не подаем. Оставьте нас в покое! – брезгливо отшатнулся мужчина в красном.

– Но как же? Я ведь все и раскрыл! И про ваших соотечественников Люсинова с Полевым. И про нашего, местного, выродка Лэнга. И про засланных убийц. Обо мне писали газеты! Я выступал с докладом перед премьер-министром… А они посмели отобрать у меня дело и упекли в лечебницу… Никому тут, господа, истина не нужна. Видимо, она опасней, чем отравление полонием. Но я их игр не понимаю. Так и знайте! И поэтому там, в лечебнице, времени даром не терял. Поверьте, господа!

Полицейские были уже шагах в десяти.

– Сейчас меня опять схватят и не дадут объясниться… – пролепетал бомж. – Вот, возьмите. Это я все по памяти записал, когда стал выздоравливать…

Прикрыв свои действия телом от глаз полицейских, он ловким движением сунул за пазуху мужчине, вступившему с ним в разговор, пухлую тетрадь, свернутую трубкой и стянутую резинкой.

Полицейские между тем тоже не мешкали. Один из них, приблизившись, схватил незнакомца в объятия и быстро потащил в сторону от иностранцев. Второй вежливо осведомился, не причинил ли им бродяга (он именно так и выразился – «бродяга») вреда или неудобств.

– Не понимаем по-английски, – нашелся что ответить мужчина в кепке и для пущей убедительности отрицательно закачал головой. Затем он благодарно отвесил служителям порядка поклон и, решительно взяв приятеля под руку, повлек его в сторону.

– Как ты думаешь, наш паб уже открылся? – спросил он на подходе к отелю. – И завезли ли туда «Джеймесон»?

– Зачем гадать, возьмем и проверим. Заодно заглянем в тетрадочку, – с пониманием откликнулся спутник.

Через несколько минут на столике в пабе под названием «Адли» уже стояли два двойных виски и две пинты пива (конечно, «Гиннесса», которое можно было пить без опаски только на этом и на соседнем острове). Выложив на стол тетрадь, приятели с любопытством прочитали: «Записано собственноручно старшим инспектором Скотланд-Ярда Барлоу».

– Вот видишь, записано собственноручно. То-то! – со значением произнес один из друзей.

– Постой, постой… Не сбивай меня. Не тот ли это Барлоу, который приставал к нам с разными вопросами, когда тут случилась история с полонием?

– Точно, старик. Тот самый полицейский. Только сильно опустившийся. Ну и память у тебя! Ведь пять лет прошло…

Друзья принялись за чтение, прерывая его только для того, чтобы сделать глоток виски или пива.

II. Лондон, пять лет назад, декабрь

Вопрос. Откуда вы узнали об этом пациенте?

Ответ.Мне по внутренней связи позвонил врач нашей биохимической лаборатории, и у нас состоялся такой разговор.

– Ты сидишь или стоишь? – спросил он.

– А какая разница? – удивился я.

– Если стоишь, то тебе лучше присесть, если сидишь, то лучше прилечь… – хихикнул биохимик.

Он всегда имеет особые претензии на остроумие. И мне пришлось их пресечь:

– Кончай валять дурака, приятель. Что ты хочешь сообщить? Мне некогда, у меня пациенты.

– Хочу не столько сообщить, сколько предупредить. Мне сказали, что русский, которого доставили вчера вечером… Словом, держись подальше от него… Я только что установил, он отравлен радиоактивным изотопом. Ты понимаешь, что это значит?

– Не понимаю. Скажи сам, что же это значит. И как я должен держаться подальше? Он ведь мой пациент…

– А значит это, что ему конец. Совершенно точно. А вот что будет с теми, кто с ним общался, пока вопрос. Я навожу справки.

– Ты шутишь, приятель?

– Какие могут быть шутки?! Хочешь, я пришлю тебе результаты экспертизы? Такого в моей практике ещё не было! Дело пахнет дурно, коллега! Я уже сообщил о своих выводах в Скотланд-Ярд. Не удивлюсь, если скоро увижу свое имя на первых полосах газет, – ответил химик.

Вопрос. Не говорил ли вам, мистер Тимати, тот врач-химик, кому он еще успел сообщить о своем открытии? Например, газетчикам…

Ответ.Вроде не говорил.

– Тогда, мистер Тимати, следствие будет вынуждено подозревать вас в распространении конфиденциальной информации. Вы должны будете дать подписку о невыезде. Распишитесь вот здесь…

Москва, декабрь

«Вчера вечером объект наблюдения № 3 был помещён в лондонский госпиталь Святого Николая. По предварительным данным, объект отравлен радиоактивным веществом неизвестного происхождения. Источник заражения пока не установлен. Жду указаний. Агент 094».

– Объект номер три это у нас кто? – спросил генерал по селектору одного из подчиненных.

Тот назвал фамилию.

– Ах, да! Конечно! Как же я запамятовал? Значит, отщепенец Люсинов… Ну и артисты эти британцы! Наверняка затеяли новую провокацию. Говорил же, что надо было вовремя ликвидировать подонка. А заодно его покровителя Эленского. Так нет же, нельзя… Мы в то время, оказывается, продолжали играть в демократию. Доигрались. Теперь доказывай, что ты не верблюд! Голову на отсечение даю, британские коллеги всех собак на нас навешают. Такое закрутится – мама не горюй! Нет, надо же такое придумать – отравление радиоактивным веществом! Кстати, что за хренотень? Подожди, подожди, мне из-за «Стенки» звонят. Прознали уже, черти… Подожди…