Дуглас Ричардс - Перепаянный Страница 17

— Сто миллиардов, — многозначительно сказала Кира. — Сто миллиардов! И их соединяют порядка ста триллионов синаптических связей. Не говоря уже о двух миллионах миль аксонов. По нейронным связям, словно шарики пинбола, безостановочно бегут электрические сигналы, создавая мысли и память. Возможное число нейронных связей, которые могут сформироваться в человеческом мозгу, в сущности бесконечно. Кроме того, работа компьютеров основана на бинарной системе. Ток может быть либо включен, либо выключен: один или ноль. Но мозг куда более гибок. Число возможных схем, которые мозг может использовать для вычислений, размышлений или изобретений, невообразимо превышает возможности компьютеров.

— Ладно, — сказал Дэш, кивая, поскольку руки его были по-прежнему прикованы к спинке кровати и не могли делать жесты. — Остальное может быть правдой или выдумкой, но ты эксперт в молекулярной нейробиологии, так что я принимаю твою точку зрения. У мозга потрясающий потенциал.

Он помолчал и затем, приподняв брови, спросил:

— Но как тебе получить к нему доступ?

— Хороший вопрос, — сказала Кира. — Будь ты на моём месте, ты бы начал с изучения разницы в архитектуре мозга гениев и людей с умеренным умственным расстройством.

— Что значит "умеренным"?

— С коэффициентом интеллекта от сорока до сорока пяти. Они способны к обучению до уровня второклассника. Диапазон человеческого интеллекта потрясающ: от серьёзно умственно неполноценных с IQ менее двадцати пяти до редких случаев IQ больше двухсот. Ещё до того, как появилась я, природа уже продемонстрировала пластичность человеческого мозга и человеческого интеллекта, — заметила Кира. — Также я изучила всё, что могла, об аутистах с незаурядными способностями в тех или иных областях.

— Это что, новый термин для идиотов со способностями?

— Именно. Как Дастин Хоффман в "Человеке дождя"?

Дэш кивнул.

— Я понимаю, о людях какого типа ты говоришь.

— Хорошо. Тогда ты знаешь, что бывают такие способные аутисты, которые в скорости вычислений ещё посоревнуются с твоим долларовым калькулятором, которые могут перемножать большие числа и даже моментально вычислять квадратные корни. Некоторые из них способны наизусть запоминать телефонные книги целиком, вот так, — щёлкнув пальцами, сказала Кира.

Дэш прищурил глаза, задумавшись. Действительно, способные идиоты демонстрируют перспективы потенциала человеческого мозга.

— В отдельной области они удивительно талантливы, но их эмоциональный интеллект находится на очень низком уровне, а их понимание и суждения плохи. Почему? Потому что они спаяны иначе, чем ты или я, — пояснила Кира. — Моей целью было понять генетические основы возникновения этих различий в нейронных соединениях. Картографировать различия между способными аутистами и нормальными людьми. И, в конечном счёте, найти способ временного вмешательства в нормальный мозг; чтобы получить способности таких аутистов, но по-другому, более полно, и без заметных недостатков. Не просто оптимизировать мозг на математику или запоминание, но на ум и креативность. Приложиться к потенциально практически неограниченным возможностям мозга.

— С помощью генной терапии?

— Верно, — сказала Кира. — Структура нашего мозга постоянно меняется. Каждая мысль, память, сенсорная информация, опыт — они в действительности вносят изменения в мозг — очень, очень слабые, почти неуловимые. Я узнала, что разница между мозгами способных аутистов и нормальных людей на удивление малозаметная. И, как при выпадении кристаллов из раствора, стоит сформировать в крошечной части мозга более эффективную, оптимизированную структуру, наступает цепная реакция, которая перестраивает остальное. В установке нейронных схем при изначальном развитии мозга участвует ряд эмбриональных генов, которые после рождения выключаются. С помощью генной терапии я смогла вновь активировать те гены, которые я хотела, в нужной последовательности и при заданном уровне экспрессии.

Она немного помолчала, позволяя Дэшу воспринять сказанное, посмотреть, появились ли у него вопросы.

— Продолжай, — сказал он.

— Я начала с экспериментов на грызунах. Воспользовалась для этого лабораторией "НейроКьюэ", работала поздно, чтобы держать работу в тайне.

— Почему в тайне? Этот подход имеет смысл — даже для такого недалёкого вояки, вроде меня.

— Дэвид, я слишком обстоятельно тебя изучила, чтобы купиться на "недалёкого вояку".

— Я повторю вопрос, — сказал Дэш. — Почему не действовать открыто?

— Этого мне бы хотелось больше всего, — сказала Кира. И стала загибать пальцы: — Во первых, другие учёные сочли бы это погоней за аистом в небе, которая совершенно точно не сможет увенчаться успехом. Во-вторых, Администрация по контролю за лекарствами и пищевыми продуктами дозволяет идти на риск внедрять инородные биологические или химические объекты в тело человека, но только в облегчение болезни или во избежание ухудшения состояния здоровья. Пытаться улучшить кого-то, с кем всё в порядке — для них это… В общем, это не одобряют.

— Слишком похоже на игру в Бога? — предположил Дэш.

— И это тоже. Но ещё это считается неоправданным риском. АЛП никогда не санкционировала бы такие работы. А без одобрения Администрации тестировать данный подход на людях незаконно.

— Даже на себе?

Кира кивнула.

— Даже на себе. Я рисковала своей карьерой и репутацией. Если бы кто-то выяснил, чем я занимаюсь, поверь, мне бы аплодировать не стали. Особенно в данном случае. Только подумай об этом — попытки изменить архитектуру мозга, сосредоточие души человека. Играть в господа Бога, как ты сказал. Здесь есть этические и моральные аспекты, которые довольно-таки сложны.

— Но ты не позволила, чтобы это тебя остановило, — осуждающе сказал Дэш.

Кира твёрдо покачала головой, но в выражении её лица мелькнула нотка сожаления.

— Нет, — со вздохом повторила она. — Я была убеждена, что смогу решить эту проблему. Я рисковала только собою. А потенциальная награда была сногсшибательна.

— Цель оправдывает средства?

— А что бы сделал ты? — оправдываясь, спросила она. — Представь на мгновение, что у тебя есть основания полагать, будто ты сможешь решить ключевые проблемы, стоящие перед человечеством, сможешь изобрести технологии, которые революционно изменят общество. Но для этого тебе придётся нарушить кое-какие из правил. Пойдёшь на это?

Дэш наотрез отказался от того, чтобы быть вовлечённым:

— Что сделал бы я, совершенно неважно, — сказал он. — Важно то, что сделала ты.

Кира не смогла полностью скрыть своё разочарование, но продолжила повествование на том месте, где от него отклонилась:

— Лаборатория "НейроКьюэ" была для меня идеальной. Мы работали над лечением болезни Альцгеймера, поэтому всё было уже готово к изучению интеллекта и памяти. Я воспользовалась всем, что узнала о мозге и способных аутистах, и разработала коктейли вирусных векторов со вставками новых конструкций генов. Микстуры, которые, как я считала, помогут мне достичь целей. Я протестировала смеси на лабораторных крысах.

— Мне бы хотелось думать, будто мозги крысы и человека сильно отличаются, — сказал Дэш.

— Было бы честным сказать, что они отличаются… слегка, — весело сказала Кира. — Но если ты спрашиваешь, достаточно ли они близки, чтобы результаты можно было переносить на людей, ответ таков: да, достаточно.

— Так что, ты сумела создать своего Элджернона?

— Да. Элджернон был мышью, а я по большей части работала на крысах, — отметила Кира, — но да. Крыса номер девяносто четыре проявила кардинальные улучшения в интеллекте. Следующий год я провела, совершенствуя смесь.

— И затем попробовала на себе.

Кира кивнула.

— И что — ты стала супер-гением?

— Нет. Это меня чуть не прикончило, — сказала она, сильно нахмурившись. Судя по её лицу, вспоминать об этом ей не нравилось. — Очевидно, мозги крыс и людей не абсолютно идентичны, — сухо заметила Кира. — И кто бы мог подумать?

— Так что же произошло, на самом-то деле?

Кира поёрзала в кресле, и на её лице возникло страдающее выражение.

— Имел место ряд отрицательных эффектов. Все их я описывать не стану. Полная потеря слуха. Кое-какие галлюцинации как от наркоты, странные сенсорные ощущения, подобные тем, что вызывает ЛСД. Убийственная головная боль, — сказала она и немного помолчала. — Но самое худшее — я обнаружила, что "перепайка" повлияла на работу автономной нервной системы. Дыхание и сердцебиение больше не были автоматическими. — Кира в ужасе покачала головой. — В течение трёх часов, пока длилась трансформация, мне приходилось сознательными усилиями заставлять сердце биться, а лёгкие вдыхать воздух, точь-в-точь как если бы тебе пришлось заставлять кулак сжиматься и разжиматься, снова и снова. И всё это — на фоне галлюцинаций, как от ЛСД. — Кира передёрнулась. — Это были самые долгие и ужасные три часа моей жизни — ничего подобного я никогда и близко не испытывала.