Владимир Дорохин - Индивидуальное и универсальное как зеркало вечного противостояния в философии Страница 11

«Важно понимать, – пишет далее О. Э. Лейст, – что философия права качественно отличается от общей теории права не только более высокой степенью абстрактности философских понятий и категорий, но и выходом за границы юридической проблематики» [62, с. 7].

Теория права, полагает автор книги, выступает как индуктивное знание, исходящее из достижений конкретных юридических наук, тогда как философия права формируется в качестве дедуктивного знания о мироздании. «Методологический плюрализм» и созданные на его основе разные понятия – определения права – имеют познавательное значение и не ведут к постижению сущности права.

«Существенное разнообразие правопониманий, – полагает О. Э. Лейст, – обусловлено сложностью объекта исследования, методом, углом зрения исследователя и нередко идеологическими установками… Многие конфликты современного мира – международные, внутригосударственные, социальные, национальные и другие, связаны с проблемами правовыми, их различным толкованием и пониманием» [там же, с. 13].

Такую же двойственность видит автор и внутри одной правовой системы, исходя из того, что гражданам разрешено все, что не запрещено законом, а должностным лицам разрешено только то, что вытекает из их компетенции или предписано приказом.

По-своему понимает проявление универсального начала в праве автор статьи «Нравственный идеал и право» А. М. Величко. Анализ природы права на всем его историческом пути, считает он, свидетельствует о наличии в праве нравственной составляющей. И только благодаря ей «право выступает в роли универсального регулятора человеческой свободы» [19, с. 195]. Причем универсальный характер самой нравственности придает, по его мнению, удовлетворение ее двум требованиям:

– опираться на реальную, а не воображаемую идею свободы личности;

– идеал свободы и нравственности должен быть внеисторическим и надмирным, т. е. носить безусловный характер.

Легко предположить, что именно в нравственности видит он единственное средство для сдерживания и ограничения в праве индивидуального начала во всех его проявлениях. Об этом свидетельствуют следующие его слова: «Таким образом, право, поставленное вне рамок нравственного начала, становится самодостаточной величиной и если и не формирует индивидуальный эгоизм, то, по крайней мере, защищает его, развивает и даже узаконивает» [там же, с. 196–197].

Своеобразное понимание соотношения индивидуального и универсального усматривается в статье «Санкция как структурный элемент правовой нормы», хотя ее автор А. И. Мягких не употребляет этих терминов. Оно также вытекает из двойственной структуры права, понимаемой в данном случае как вполне обоснованная концепция бинарной структуры строения правовой нормы, которую разделяют и другие правоведы (В. В. Нырков и др.). Согласно этой концепции существуют регулятивные нормы, состоящие из двух элементов – гипотезы и диспозиции, и охранительные нормы, также состоящие из двух элементов – гипотезы и санкции.

Стремление автора к сочетанию универсального и индивидуального в данной статье следует усматривать не только как удачную попытку логического выведения конкретных правовых терминов из более общих понятий, но и как не менее удачное обоснование необходимости сочетания поощрительных и репрессивных санкций в гражданском праве.

«Признание существования логической нормы, – пишет он, – как комплекса двух двухчленных норм (регулятивной и охранительной) снимает противоречия (курсив наш. – Авт.) во взглядах противников и сторонников “поощрительных санкций” на структуру поощрительной нормы и на место санкции в ней» [74, с. 110].

В качестве аргумента в свою пользу автор приводит пример из Гражданского кодекса РФ, в котором используется как поощрительная норма (вознаграждение за находку утерянного животного), так и репрессивная (обязанность надлежащим образом содержать найденных животных).

С завидным постоянством тема о соотношении универсального и индивидуального с различных точек зрения обсуждалась на страницах журнала «Вопросы философии». В статье Г. Д. Левина «Проблема универсалий в диалектическом материализме» предлагалось договориться о словоупотреблении. Если соответствие общего понятия действительности по-прежнему понимать так, как понимали его концептуалисты, платонисты и номиналисты, т. е. как зеркальное, дубликатное, то ни о каком соответствии общего понятия объектам, составляющим его объем, не может быть и речи.

Автор не соглашался со многими советскими философами, считавшими, что «битве средневекового схоластического номинализма и реализма (платонизм) по взгляду на природу универсалий… был положен конец марксистской философией, разработавшей диалектику единичного и всеобщего» [61, c. 68]. Свое мнение он аргументировал тем, что в средневековой проблеме универсализма речь идет о диалектике не единичного и общего, а субъективно и объективно общего.

Развивая далее свою мысль, Г. Д. Левин утверждал, что никаких других концепций, кроме концептуализма, номинализма и платонизма, на базе «зеркального соответствия» создать нельзя. Вырваться из треугольника «концептуализм – платонизм – номинализм» можно только на основе «максимы Рамсея» – за счет отрицания того, что принимается как очевидное всеми тремя – «принципа зеркальности». Именно в отказе от него, переходе к фактической трактовке соответствия, возникающей не на умозрительных рассуждениях, а из тщательного анализа реального положения дел, и состоит, на взгляд автора статьи, вклад диалектического материализма в исследование традиционной проблемы универсалий.

Абстракция отождествления – главный, но не единственный компонент того механизма, который позволяет видеть класс сходных предметов, как один общий предмет. Развивая этот тезис, автор фактически приходит к новой формулировке старого принципа зеркальности: «…чтобы понять, как общее абстрактное понятие соответствует (здесь и ниже курсив наш. – Авт.) плану исходных, одинаковых признаков, разномощному классу их носителей, необходимо: 1) абстрагироваться от всех других признаков, присущих этим носителям; 2) абсолютизировать сходство оставшихся признаков; 3) отождествить каждый из носителей такого признака к самим этим признакам; 4) заменить абсолютное сходство таких признаков тождеством» [61, с. 73].

Конец 80-х годов прошлого столетия отмечен в истории философии права СССР пересмотром своих правовых концепций многими философами. В частности, Ю. А. Замошкин в статье «За новый под-ход к проблеме индивидуализма» признает, что «связь индивидуализма с созданием правового государства и тем более форм демократии не была объектом столь пристального внимания» [34, с. 4].

Если раньше, считает он, с индивидуализмом у нас ассоциировалась тенденция нравственного релятивизма и аморализм, то сейчас, после изучения опыта США и Западной Европы, следует признать, что нормы права и морали выступали там и выступают не только в роли ограничителя по отношению к целям и притязаниям, санкционируемым индивидуализмом, но и в роли условий, благоприятных для таких целей и притязаний. При этом индивидуальный интерес, обеспечивающий высокое качество труда и его производительность, без которой трудно достичь успеха, сопровождался также сознанием того, что труд становился полезным и для всего общества в целом.

Раскрывая положительные стороны индивидуализма, автор утверждает: «Американская история последних десятилетий свидетельствует, что индивидуалистическая традиция в ее демократическом варианте может оказываться также препятствием для развития национализма, точнее, того его особенно опасного статически-авторитарного и нередко милитаристского варианта, который настаивает на полном подчинении личности государству…» [там же, с. 13].

Индивидуализм у нас, полагает Ю. А. Замошкин, принято изображать как тотальную противоположность коллективизму. Однако именно свободная и самостоятельная личность, как свидетельствует об этом опыт США и Западной Европы, проявляет гораздо большую способность к коллективным организованным действиям.

Выступая в рамках «круглого стола» по теме «Право. Свобода. Демократия», проводимого редакцией журнала «Вопросы философии», В. А. Мальцев отметил: «Разрыв права и действительности – вот основной порок нормативизма, который логически ведет к спиритуализации и фетишизации правовой нормы… Проблема права излагается в изоляции от проблем личности, от проблем общества, от проблем морали» [69, с. 17]. Этот разрыв можно оценивать и как последствие разрыва индивидуальных и универсальных начал в праве.

В рамках этого же «круглого стола» В. Д. Зорькин высказал мысль о единстве субъективного и объективного права в мировоззрении тех правоведов, которые в одинаковой степени признают истинным как естественное, так и позитивное определение права. «Многообразные юридические масштабы, – утверждает он, – нормы, правила и аксиомы (“каждому по его труду”), презумпция невиновности и т. д. восходят к всеобщей правовой мере – справедливости. Она состоит из двух взаимосвязанных аспектов. Во-первых, это справедливость уравнивающая, т. е. юридическое равенство субъектов права. Во-вторых, справедливость распределяющая, т. е. юридический эквивалент, относящийся к сфере распределения благ, товаров и услуг, а также воздаяний и наказаний за правонарушения. Это так называемое золотое правило нормативной регуляции: “каждому по делам его”» [38, с. 21].