Владислав Крапивин - Победители Страница 19

– Ну Костик! Ну какой ты конструктор? Лучшие ученые в Советском Союзе изобретают самые сильные бомбы и танки. Они уж как-нибудь справятся. А ты бы лучше примеры решал по арифметике.

Костяк рассердился и порвал чертежи. Вот если бы посоветоваться с Борькой! Но Борьки нет дома. Он на фанерном комбинате. Он туда почти каждый день ходит, потому что их класс организовал фронтовую бригаду. Все мальчишки и даже девчонки сколачивают деревянные ящики будто для посылок бойцам. Но Костик знает, что ни для каких не для посылок. Борька однажды под страшным секретом рассказал Костяку, что эти ящики – корпуса для мин. В них накладывают взрывчатку, а потом эти штуки подсовывают под немецкие танки. Как рванет – от танка только брызги во все стороны.

– Понял? – суровым шепотом спросил Борька.

– Понял, – тоже шепотом ответил Костик и оглянулся.

– Но если хоть кому-нибудь разболтаешь, будешь самый паршивый предатель, хуже всякого шпиона.

– Ни-ко-му, – сказал Костик. И спросил: – А мне можно с вами?

– Пока нельзя. Надо подрасти.

Спорить было бесполезно. Где ему, Костяку, до Борьки? Тот вон какой: большой, сильный, в настоящей командирской гимнастерке, только немного перешитой. Заместитель командира бригады. И два пальца перевязаны бинтом – ударил на работе молотком. Это почти настоящая боевая рана.

Пришел Новый год. 1944-й. Мама принесла елочку. Маленькая была елочка. Костяку до плеча, но пушистая, аккуратненькая. Из корочек старых Зининых тетрадей Костик склеил флажки и цепи. Тетрадки были еще довоенные, с разноцветными обложками – желтыми, розовыми, голубыми, зеленоватыми. Получилось красиво. Ну и, кроме того, были еще настоящие елочные игрушки: несколько стеклянных шариков, два серебристых картонных дирижабля, ватный заяц с лыжами и одним ухом и звезда из тонкой золотистой бахромы.

Звезду Костик посадил на верхушку. Получилось здорово.

Ни свечек, ни цветных лампочек, конечно, не было. Но Костик придумал, как быть. Он отыскал в слоем имуществе лампочку от автомобильной фары и двумя тонкими проводками подключил к розетке репродуктора. Как это сделать, ему Борька рассказал. Когда радио работало, волосок лампочки наливался светом. Если громкая музыка – разгорался ярко; если разговор какой-нибудь – тлел, как уголек в догорающей печке. Костик повесил эту лампочку в самой гуще еловых веток, и она светила, будто сказочный огонек в лесу.

Вечером к Зине пришли гости: две ее бывших одноклассницы, какой-то парень с завода и курсант из пехотного училища Сережа Казанчук. Все смотрели на лампочку и хвалили Костика.

А Зинка подхватила его, посадила на колени и весело сказала:

– Он у нас изобретатель. Недавно хотел бомбу придумать. Немножко не получилось, а то бы всем фашистам сразу капут. Верно, Костик?

– Да ладно, хватит языком чесать, – проворчал Костик и слез с колен.

Все засмеялись, только Казанчук не засмеялся. Он сказал очень серьезно:

– Что смешного? Человек для фронта старался.

И все тоже сделались серьезными. Может быть, стало неловко перед Костиком, а может быть, вспомнили, что скоро Сережа Казанчук уезжает на фронт…

На следующий день в клубе железнодорожников был новогодний утренник. Его устраивал для детей фронтовиков женский совет военкомата (сокращенно – "женсовет"). Костяк на утренник не пошел: прохудились валенки, а на улице было морозно. А мама пошла. Она состояла в женсовете и должна была

встречать ребят в клубе.

Вернулась мама под вечер. Принесла Костяку подарок: бумажный кулек со слипшимися карамельками, тремя пряниками и горсточкой печенья. Точнее говоря, она принесла два кулька, и Костик ревниво спросил:

– А это кому? Зинке?

– Что ты! – сказала мама. – Она ведь большая. Это для Володи. Ну, ты же знаешь, тот мальчик-ленинградец. Он болеет, и меня попросили передать подарок. Отнесешь ему?

– Угу, – сказал Костяк.

Володя жил в соседнем большом доме на третьем этаже. Костик знал, что в шестой квартире, но никогда там не был. Сейчас ему было интересно: есть ли у Володи елка; правда ли, что у него на столе стоит самодельный крейсер – маленький, но как настоящий; и действительно ли висят на стене портрет Володиного отца, морского летчика? Про крейсер и портрет рассказывал Борька, он к Володе несколько раз приходил.

Костик запахнул пальтишко, промчался через двор, затопал вверх по лестнице и, наконец постучал в обитую клеенкой дверь.

Долго не открывали. Тускло горела у потолка лампочка, пахло керосином, и холодно было как на улице. Костик потоптался, поколотил валенок о валенок и решил постучать снова. Тут дверь открылась.

Ее отворила высокая женщина со строгим лицом, с шерстяным платком на плечах.

– Ты к кому, мальчик?

– Володя дома? – спросил Костик слегка оробев: женщина была похожа на учительницу.

– Ты пришел поиграть? К Володе сейчас нельзя, он болеет.

– Я не играть. Я вот… – Костик протянул кулек.

– Что это?

– Подарок. От военкомата.

– А-а… – Женщина чуть улыбнулась. – Спасибо.

– Пожалуйста, – сказал Костик и почему-то слегка обиделся. – До свиданья.

– Подожди. Тебя, кажется, зовут Костя? Приходи к нам как-нибудь потом. Может быть, Володе станет лучше. Хорошо?

– Приду, – сказал Костяк и сразу перестал обижаться. – Он поправится, и я приду.

Но Володя не поправился. В марте он умер.

Двор притих. Ребята с тревогой и смутным страхом поглядывали на крайнее окно третьего этажа. Там в маленькой комнате случилось непоправимое и непонятное. Был такой солнечный день, с крыш бежало, и лужи сверкали изо всех сил, а он умер.

Вообще-то смерть была не в новинку, но люди умирали где-то далеко, от осколков и пуль, а сюда только приходили по почте серые бумажки с напечатанными буквами. И каждый раз сквозь горе пробивалась крохотная надежда: вдруг это ошибка?

А сейчас не было никакой надежды…

Володя был такой же, как все мальчишки. Ему бы сейчас кораблики мастерить и радоваться близким каин купам. Ведь он же не какой-нибудь старик. И не солдат. При чем же здесь смерть?

– Почему он умер? – спросил Костик у Борьки.

Борька не ответил.

Они стояли на крыльце, и Борька хмуро смотрел, как две женщины в ватниках вносят в подъезд большого дома красный маленький гроб. Этот гроб привезли на телеге, и маленькая брюхатая лошадь терпеливо ждала у ворот, когда люди управятся со своим непонятным делом.

Костик не хотел смотреть на гроб. Он стал смотреть на свои разбитые дырявые ботинки. И настойчиво повторил:

– Почему он умер?

– Не смог поправиться, вот и умер, – неохотно сказал Борька.

– А какая у него была болезнь?

– Я ведь не врач, откуда я знаю. Что-то отбило, на верно, у него внутри, когда с крыши сбросило…

– С крыши?

– Ты, что ли, ничего не знаешь? – с досадливым удивлением спросил Борька. – Его в Ленинграде сбросило с крыши взрывной волной, когда он зажигалки тушил.

Костику почему-то представилось, как фашисты в касках со свастиками скрытно ползают по ленинградским чердакам и рассовывают по углам зажигалки с горящими фитилями. Зажигалки такие же, как у курсанта Казанчука, который смастерил ее из трофейного немецкого патрона…

А Володя пробирается следом за немцами и задувает огоньки.

Но, конечно, все это были не так. И Костик спросил:

– Какие это зажигалки?

– Ну, лопух, – беззлобно сказал Борька. – Неужели не знаешь? Которые немцы сбрасывают с самолетов, чтобы дома поджигать.

– Так бы и говорил, что зажигательные бомбы, – ловко вывернулся Костик.

Но Борька не ответил.

И спорить не хотелось. Костик думал о Володе.

"Значит, он не просто так умер. Он погиб из-за бомбы, когда тушил зажигалки. Его фашисты убили. Он – как солдат…"

– Говорят, что он целых сто зажигалок потушил. А может, больше, – вдруг сказал Борька. И прозвучала в его голосе гордость. Будто и сам Борька гасил фашистские зажигалки. Будто он такой же, как Володя. Ну, а разве нет? Зажигательных бомб он не тушил, но зато делал корпуса для мин, и, может быть, уже не один танк вздрогнул и осел в дыму, напоровшись на Борькин ящик со взрывчаткой.

А кроме того, Володя и Борька состояли в одном отряде. Володя, оказывается, записан был в тот же класс, где учился Борька. Только в школу он ходил редко, болел все время…

– Борька, – сказал Костик тихо, но очень твердо, – как мне записаться в пионеры? И так же серьезно Борька ответил:

– Я подумаю. Это можно. Я давно на тебя смотрю, ты уже не маленький. Только надо тебе какое-то пионерское задание выполнить.

– Я хоть какое выполню. Можно, я буду с тобой ящики для мин сколачивать?

– Вообще-то я спрошу в цехе. Только мы пока не работаем. Гвоздей не хватает. Просто беда.