Генрих Книжник - Петька Страница 20

— Они что, заражаются друг от друга? Как ребята в классе?

— Похоже. От старого гриба споры летят по ветру, мелкие, как пыль. Попадёт такая спора в ссадину в коре — зарубку от топора или ножа, дятловую лунку — и пустит там грибницу. Ты уж по живому дереву ни топором, ни ножом не балуйся, оно ни убежать, ни ответить не может. Ну вот и кончили. Без тебя я так быстро бы не управился.

— Мужчины, пора обедать! — донёсся снизу тёткин голос, и Петька с дядькой полезли с крыши вниз.

После обеда все втроём поливали огород. Петька сначала не помогал, но, увидев, как нелегко это даётся тётке и дядьке, стал доставать воду из колодца. К вечеру он так устал, что завалился спать сразу после ужина, и проснулся, когда тётка и дядька уже ушли. После вчерашней работы тело было вялое, и вставать не хотелось. Петька лежал, глядя на яркий солнечный квадрат на стене, как вдруг на нём появилась чёткая остроухая тень. Петька повернул голову и увидел в окне Серого. Поймав Петькин взгляд, пёс гавкнул.

— Как же он до окна дотянулся? — удивился Петька, вскочил с постели и высунулся рядом с собакой в окно. Серый стоял задними лапами на табуретке, забытой вчера под окном.

— Молодец! — сказал Петька. — Спасибо, что поднял. Надо к Борьке сбегать.

Он плеснул воды в лицо, быстро вытерся полотенцем и побежал к забору.

— Борька! — крикнул он, присев, чтобы получилось погромче.

Никто не отозвался. Петька крикнул ещё раза два и пошёл завтракать. Картошку с луком и сметаной он съел всю, а сало не стал. Он не очень любил его, а здесь его не заставляли. Сало он отдал Серому. После еды он опять покричал Борьку, и опять безрезультатно. Стало скучно. Некоторое время поиграли с Серым: вырывали друг у друга Петькину тапку. Серый при этом грозно рычал, и Петька тоже попробовал, но у него сразу запершило в горле, и он перестал. Серый тянул сильнее Петьки и всё время перетягивал. Кроме того, он дёргал тапку в разные стороны, и удержать его было очень трудно. Скоро тапка порвалась в двух местах, и Петька спрятал её, чтобы не рвать дальше. Пока что её ещё можно было носить. Потом Петька принёс гребешок и стал причёсывать Серого. Пёс стоял неподвижно, только моргал и иногда вздрагивал, когда гребешок застревал у него в шерсти. Петька не дёргал гребешок, а осторожно раскутывал шерсть и вытаскивал репьи и колючки. Он уже перешёл к хвосту, как вдруг пёс навострил уши, рванулся и исчез в кустах.

«Учуял что-нибудь, — подумал Петька, — или позвал его какой-нибудь друг-приятель? Есть у него друзья среди собак? Наверное, есть. Почему же они не приходят к нему в гости? А может быть, приходят, только я не замечаю?»

Делать опять стало нечего. Читать почему-то опять не хотелось. Подумав, Петька достал из чемодана свою армию — пятьдесят оловянных солдат — и пошёл с ними к забору, туда, где была куча песка. Он вырыл окопы, рассадил по ним солдат и начал сражение. Сначала оно шло с переменным успехом, но потом наши стали одолевать.

— Ты чего делаешь? — услышал он вдруг и поднял голову.

Возле него на корточках сидела испачканная землёй Нюська и с интересом разглядывала поле сражения. Видно, пролезла под забором.

— Командую боем, — важно ответил ей Петька. — Вот это — наши, а те — враги.

— Да, — подтвердила Нюська и взяла одного солдатика. — Куколка.

— Сама ты куколка, — возмутился Петька. — Это солдат, его нельзя трогать. Отдай!..

Нюська надулась и стала дёргать носом, явно собираясь зареветь. Петька испугался:

— Зачем он тебе?

— Играть.

— Этим солдатиком нельзя играть, ему воевать нужно. Я тебе раненых дам, ты их лечить будешь.

— А как лечить? — заинтересовалась Нюська.

— Как хочешь.

— А как я хочу?

— Ну-у, уколы будешь делать, бинтом завязывать…

— Давай! — И Нюська протянула к нему ладошку.

Петька подобрал двух пехотинцев и одного кавалериста, у которых в результате прямого попадания тяжёлого снаряда отломились подставки, и отдал Нюське.

— А у этого лошадку полечи, Борька научит.

— Не научит.

— Почему это не научит?

— Его бабка в чулане тёмном заперла. Он тебя зовёт.

— Что же ты молчала?!

Нюська опять надулась, но Петька уже лез под забором на Борькин двор.

С Борькиной стороны лаз был удачно замаскирован большим кустом смородины. Петька присел и осмотрелся. Бабки нигде не было видно: определённо сидела в доме. Петька просунул голову обратно и громким шёпотом спросил у Нюськи, занятой солдатиками:

— Бабка где?

— Дома, — ответила громко Нюська.

— Вот беспонятная. А в доме-то она где?

— Там! — И Нюська махнула рукой.

— А что она делает?

— Спит.

Петька заволновался. Если бабка спит, самое время выручать Борьку. Но если она проснётся и застанет Петьку в доме, будет кошмар. Кроме того, лезть тайком в чужой дом — это очень нехорошо. Петька решил для начала обползти вокруг дома и выяснить, где находится чулан с Борькой. Вспомнив, где расположен чулан, Петька вдохнул, выдохнул и пополз на четвереньках к заднему крыльцу. Благо, до него было ближе, чем до переднего. Он поднял голову уже возле самой стены дома. Пока он полз, его беспокоили странные звуки, становившиеся всё громче: как будто работал, мотор холодильника или булькало что-то густое. И только под самой стеной он догадался, что это храп — за распахнутыми створками окна в комнате спала бабка.

«Во даёт! — подумал Петька и с облегчением встал на ноги. — И как она сама себя не будит?»

Петька пошёл вдоль стены, прислушиваясь к звукам в доме. Он обошёл вокруг дома и снова вернулся под бабкино окно, когда услышал внутри громкий стук и Борькин крик:

— Открой! Открой скорей! Выйти надо! В уборную надо, терпеть не могу больше!

Борька колотил в дощатую дверь, и дом гудел от грохота, но бабкин храп пробивался и через него. Наконец храп затих, и Петька услышал зычный бабкин голос:

— Покою от тебя нет, душа анафемская! Чего стучишь?

— Выпусти, в уборную надо!

— Знаю я тебя, обманщика, к хулигану московскому побежишь. Ох, не научит он тебя добру, ох, не научит!

— Пусти, говорю. Не могу больше!

Столько тоски услышал Петька в Борькином крике, что забыл весь свой страх перед бабкой. Он отскочил от окна и закричал изо всех сил:

— Нельзя так с ребёнком обращаться! Выпустите его сейчас же, у него может лопнуть мочевой пузырь, и он умрёт из-за вас! Я в милицию пожалуюсь!

Бабка охнула и показалась в окошке. Петька попятился — такая она была страшная.

— Ты чего, змеёныш, здесь делаешь, на чужом дворе?! На своём шуми, а на чужом не смей! Жить людям не даёшь! — Она ещё что-то кричала, грозила из окна своей палкой, но Петька уже бежал к забору.

Когда он оглянулся, бабки в окне уже не было, а крик её доносился из глубины дома. Через секунду из дверей вылетел Борька и понёсся в угол двора, где за кустами бузины стояла уборная. Сидел он там долго, а когда вылез, опустился на траву и ткнулся лицом в колени. Забыв об опасности, Петька подбежал к нему.

— Ты чего, Борька? — жалобно спросил он, дёргая его за плечо. — Вставай, пошли скорее к нам. У тебя мочевой пузырь взаправду не лопнул? Ты ходить можешь, а, Борька?

— Ничего у меня не лопнуло, — слабо улыбнулся Борька, — не реви. Давай-ка беги отсюда, а то бабка придёт. За меня не бойся, сегодня она добрая будет, вину свою знает. Иди, я сейчас приду. Только не под забор, а улицей иди, чтобы бабка наш с тобой ход не нашла.

Петька так задумался, что почти наткнулся на Витьку. Он стоял у самой его калитки, привалившись плечом к забору, руки в карманах, кепка надвинута на глаза. Петька окаменел от ужаса и замер в нескольких шагах от него, не в силах ни бежать, ни звать на помощь. И кого звать, когда все на работе, а дома только дети. Не бабка же прибежит его спасать. И бежать бесполезно, хотя вон она, собственная калитка, всего в нескольких шагах, но между ней и Петькой стоял неподвижный и от этого ещё более страшный Витька и смотрел на Петьку как удав на кролика. Насмотревшись, Витька медленно отвалился от забора и двинулся к Петьке. Когда он приблизился, Петька сел и закрыл голову руками.

— Ну что с тобой сделать, сосиска?

— Пусти…

— Ладно, пущу, я добрый. Только давай-ка сначала поцелуй то место, где укусил, чтобы скорее прошло. Ну?!

До Петьки не сразу дошло, чего от него хочет Витька. А когда дошло, он от возмущения даже осмелел.

— Не стану, — выдохнул он в колени.

— Чего, чего?!

— Не стану.

— Станешь, — ласково сказал Витька, и Петька почувствовал, как жёсткие пальцы больно сдавили его шею пониже ушей и давят его вниз всё сильнее и сильнее.

— Уй! — взвыл Петька и ткнулся лицом в пыль.

— Ну вот! — удовлетворённо пропел ненавистный ласковый голос. — А теперь давай-ка целуй.