Алексей Артов - Подвиги Слабачка Страница 19

– Спускаюсь! – почему-то прогремело по всему небу. А Слабачка видно ещё так и не было.

И вот, наконец, все увидели маленькую ползущую вниз точку.

– Всё? – кричали ему.

– Всё-ооо! – из самого высока Слабачок отвечал, и раскат его голоса уходил за самый горизонт.

– Здорово! – все вокруг заволновались радостно.

– Ура! – многие закричали.

Царил галдёж. Хлопали лапками. Стучали палочками.

Но с приближением Слабачка, при его снисхождении с облаков, становилось всё тише.

И вот, Слабачок снова сошёл на бренную землю. Стояла тишина.

– Всё. – прохрипел Слабачок почти совсем неслышно. Но услышали все.

– Гар-Гар-Га-ар!

– Гур-Гур-Гур-Гур!

– Гур–Гуа-ра-а! – кричали все.

Одна часть толпы подбросила Слабачка раз и два, и ещё, и ещё, и (!) забросила его в другую часть толпы. Там поймали его и с криками «Гура-а! Гура-рра-а!» подкинули несколько раз и бросили снова на другой край толпы. И так многолапкины подкидывали его и перебрасывали, как мячик, пока не утомились.

Но не ограничились почести этим. Принесли листики-батуты и снова Слабачка качать! Качали и перебрасывали с одного листика на другой.

Любой другой муравьишка такой встрече сначала бы обрадовался, но стал бы затем говорить: «Хватит!», а потом кричать: «Хватит! Хватит!», и, видя, что не помогает и это, злясь на всех, лапками замахал бы во все стороны, пока его бы не отпустили.

Но радость Слабачка была так же сильна, как сильны его спинка и лапки. Его радости было больше всех, и она укреплялась-питалась ещё и ещё радостью всех!

3. Башня. Покорение. День возвышения

В покорении высоты одни пали,другие остались на полпути,третьи воспарили,а редкие иные взошли.

Конечно, пока Слабачка качали, хитрые самые самыми первыми, думая, что незаметно, полезли туда, откуда видно всё. Но из-за слабости и трусости многие сразу попадали вниз, а немногие сверху закричали, что им страшно и чтобы их спасали-снимали со стены.

– Ага! – кричали им.

– Не получилось встать выше всех, обманув всех?!

– Достигнет высоты тот, кто сильнее всех!

– И честнее!

– А не хитрее!

– И не наглее!..

– А кто пойдёт первым?!

– Все первые!

– Да, все равны!

– Когда все равны, тогда первых нет!

– Когда все равны, первые все!

– Когда первых нет, все друг дружку затолкают!

– Почему?

– Чтобы стать первыми!

– Но первых много не бывает?!

– Не бывает.

– Первый всегда один!

– Вот и толкают…

– …Чтобы стать первыми.

– А потом и первым!

– Поэтому все с башни попадают!

– Затопчемся!

– Поэтому без порядка никак!

– Никак?

– И в правду.

– Тогда по старшинству!

– По старшинству?

– За то порядок!

– Это нарушение всего и вся!

– А свобода?

– Зато проверено!

– Кем проверено?

– Всеми и во все времена!

– А!.. Ну раз так, тогда…

– Пусть уж первыми идут, ну, хоть в чём-то первые.

– Названные…

– Назначенные…

– Поставленные…

– Не пригодные, но раз уж…

– Но пусть уж такие, раз уж…

– Зато друг за дружкой…

– Так ведь это…

– А притом… задавят.

– А вдруг не за…

– А вот, чтобы точно без вдруг, чтобы точно не зада…

– По старшинству!

– По порядку!

– С порядком!

– Порядок!

– По старшинству!

И так, дорога наверх открылась, стоявшим выше всех (хотя она и так им была открыта). И не важно, что ростом, силой и возрастом были они ниже, слабее и старее всех.

К башне они шли не торопясь. Среди них были хрипящие, покашливающие и хромающие… Один полз, не в силах встать, ибо был так тяжёл, и, не давая себе помочь. Но даже, чтобы ему помочь, вокруг него должно быть столько держащих его, что все они не уместятся вокруг него. А если вокруг него будет не хватать держащих его, то они не смогут и поднять его.

А не могущие его поднять очень смогут осмеивать его, чтобы не осмеивать самих себя. А этого, могущий только ползком, боялся больше, чем не в силах идти, ибо его тогда смогут лишить для него всего: стоять выше всех. Поэтому, добравшись до башни, далеко последним, он смог её только облепить своими лапками. Но, прилепившись к башне, он отлепился от неё только тогда, когда с неё слезли последние пошедшие по ней.

Другого же несли на веточках, а поднеся к башне, уже понесли вверх по башне. Поэтому наислабейший, за счёт силы других боролся за верх среди, вместе и с самыми сильнейшими.

И обогнать главнёвиков не смел никто. Идущие позади них изо всех сил сдерживали остальных, не желающих ждать, хотя не желали ждать и сами. Из-за этого за высшими получилась большая муравьиная свалка, в которой каждый топтался на каждом.

И вот, идущие не спеша, облепили собой башню со всех сторон. Началось их неспешное восхождение! Но самый быстрый в этом неспешном восхождении был тот, которого восходили, который восходил лёжа! Ибо поднимался он не на своих лапках, а лапками его четырёх! И восходил он на восходящих по восходящим! Восходящие кричали его четырём: «Привыкли вы на наших спинках выходить!» Хотя все сами и вышли по чьим-то спинкам. А им отвечали четверо несущих его: «Лапки наши, но выходит по вашим спинкам тот, кто идёт на спинках наших!»

Но, поднявшись ещё совсем не высоко, управлёвики уже стали друг дружку быстро, сильно и часто толкать, пытаясь столкнуть! Так нетерпеливо хотел каждый из них видеть больше других, хотел, чтобы то, что увидит он, уже больше никто не увидел. (Забыв про море других.) И падали многие из них. При этом кричали они: «Спасите, помогите!», «Падаю, ловите!».

Вокруг башни всё было запружено муравьями во много рядов вверх, и сброшенные главнёвики попадали в эту муравьиную кашу. Ушибались, мялись, но не топтались и разбегались.

А тот, который восходил на лапках четырёх по спинкам остальных, упал со своими четырьмя вместе с теми, по спинкам которых восходил. Упал в кипящую кашу ждущих. Вот-вот исчезнет, растворится в муравьином кишеньи, затопчется жаждущими ринуться вверх. Но тут, он, не могущий ходить, вдруг вскочил и побежал прочь от башни, крича: «Башня исцелила! Башня сила!.. И я…»

А вскоре оказалось, что те, кто смог столкнуть и кого столкнуть не смогли и кто не упал сам, сами теперь кое-как слезали обратно, потому что силёнок не хватило. Зато хватило мудрости. Но и то, пока спускались, некоторые пытались поддеть лапку соседа, которая либо держала сверху, либо поддерживала снизу, а сосед в ответ пытался делать то же самое, в нескрываемой надежде, что на очередного главнёвика будет меньше.

Но первые среди первых горевали после своего падения недолго. Никто из них, хотя и ненавидел каждого из них, но не злился на всех, ибо был виноват перед каждым так же, как каждый был виноват перед ним. Главное: они знали, что на тех, кто доберётся на самый верх, они всё равно всегда будут смотреть сверху вниз, а на них даже оттуда сверху будут всегда смотреть снизу вверх.

И вот теперь вверх ринулись те, которых сдерживали те, кто над всеми. Целая лавина муравьев обрушилась на башню. Им, сильным и быстрым, становилось всё теснее уже на самой башне. Уже и здесь они лезли друг по другу.

Но был один, стоявший над всеми стоящими над всеми! Будучи меньше всех и, находясь в ямке, ниже всех, он стоял и наблюдал. Он знал, что кто бы и как бы высоко ни поднялся, хоть на эту башню, хоть на какую другую, никто не будет над ним. И его глаза, уши и лапки – это глаза, уши и лапки всех, кого он выше. А он выше всех. Он над всеми. И сейчас, как и всегда, он изучал всех и всё вокруг, глазами и ушами всех вокруг.

Ветер-спаситель и спасатели

Муравьиха-мать стояла на небольшом холмике и наблюдала за покорением башни. Она переживала за всех своих детей, которыми здесь были все.

«Ой, – думала она, – сбрасывать друг друга начнут и они, пошедшие за главнёвиками. Но высота будет уже во много раз больше и падать будет во много раз опаснее! Что же делать? – волновалась Муравьиха-мать. – Как спасти мне всех моих детей?!». И тут ей показалось, что она поняла: как.

Она встала на задние лапки, а остальные подняла к небу.

– Ты, для которого нет преград и нет границ, который всегда и везде, и рядом со всем и вся, и касается, и обнимает, и толкает всё и вся, который бывает там и дует так, где и как хочет! Ты, самый огромный, самый всесильный, самый разбойный, самый трудолюбивый – несущий корабли, колышущий моря и океаны, крутящий мельницы зерна и мельницы, несущие свет! Ты, сдувающий всё на своём пути, приводящий и уводящий воду – приливы и отливы, раздувающий пожары и наметающий снега, Ты найди меня, подлети ко мне, поговори со мной, помоги мне – Ветер!

– А мне и не нужно ни к кому лететь. Сама же сказала: я везде и со всяким! Кого обойду, кого обниму, кого затолкаю, а кого и побросаю! – проговорила, улыбаясь, полупрозрачная, никогда не стриженная и не бритая голова, с волосами, развевающимися во все стороны, и зависнувшая перед мордочкой муравьихи-матери.