Валерия - И жизнь, и слезы, и любовь Страница 11

Я часто вспоминаю то время. Со стороны кажется — кошмар. Поездки по провинции с ансамблем самодеятельности. Копеечные гонорары. Ужасные бытовые условия. Деревянные сцены в каких-то развалюхах.

Сотни таких коллективов колесили по стране. (Кстати, многие сегодняшние известные артисты могут поделиться воспоминаниями об участии в аналогичных ансамблях.) Кого из участников этих ансамблей ждало звездное будущее?

Да, было тяжело. Но мы были полны надежд. Мы были молоды, веселы. Мы не горевали.

Горевала я позже. Одна. В собственном жилье. В столице. Будучи женой продюсера. Имея от него здоровых детей. Сознавая, что меня знает вся страна.

Как малозначительны оказываются внешние подробности нашей жизни. Насколько важнее то, что мы носим в душе, на сердце!.. Как часто за годы жизни с Шуйским я думала, что так может себя чувствовать соловей в золотой клетке!

В те годы ко мне пришла первая настоящая любовь.

Журналисты часто спрашивают меня о романах в моей жизни. Бытует мнение, что известная певица должна быть эдакой порочной хищницей, роковой, всей из себя такой прожженной львицей-сердцеедкой. Я никогда не строила свою жизнь по схеме «Я и мои мужчины» или «Мужчины в моей жизни». У меня много других приоритетов. Я никогда не нуждалась в большом количестве ухажеров. Это я поняла еще во времена «романа» с моим школьным поклонником Валерой, о котором я уже писала. Мужчина, которому я не могу дать то, чего он от меня хочет, очень скоро становится чем-то вроде помехи.

Я уже говорила, что Леониду Ярошевскому было двадцать пять. Абсолютно взрослый мужчина. К тому же женатый. Мне было семнадцать.

Сначала я жила у родственников, у маминого брата дяди Валеры Никитина. Но не могла же я их вечно теснить.

В филармонии мне сказали, что иногородним они предоставляют угол в гостинице с многообещающим названием «Европа».

И вот я в «Европе». Вместе с упоминанием о ней в мои ноздри бьет запах, который как будто прилетел из тех времен. Там пытались, притом безуспешно, вывести тараканов. По-моему, они лелеяли тайную надежду — вывести не вредных насекомых, а постояльцев. Дышать там было трудно. А новых гостей все равно гостеприимно встречали целые полчища тараканов. Я, домашний ребенок, привыкший к практически стерильной чистоте, плохо себе представляла, как они, эти самые экзотические животные тараканы, выглядят. Это был настоящий гигиенический шок.

Но мне повезло. Мне предоставили отдельную комнату. По тогдашним понятиям, практически люкс. Туалет, понятное дело, был один-единственный на весь коридор. Но я жила одна! И мне даже разрешили поставить в номере электроплитку! Я начала потихонечку обрастать хозяйством…

И вот первые гастроли. Колесили мы по городам и весям Саратовской области. Дело уже шло к концу 1985 года. Только тогда я стала чувствовать, что Лёня Ярошевский проявляет ко мне не только профессиональный интерес. Да, мы много времени проводили вместе. Да, мне он был интересен и чисто по-человечески, и с профессиональной точки зрения, да, мы вместе работали. Да, мы сразу стали симпатичны друг другу. Но я воспринимала его как начальника, наставника, старшего товарища. И — я это хочу особо подчеркнуть — очень хорошего, просто редкого человека. Таких, как Лёня, мало. Я и сейчас так считаю. Лёня был добрый, обаятельный, очень умный человек. Настоящий интеллектуал. Мне тогда казалось, что и в семейной жизни у него все надежно.

Я не знала, что к тому моменту, когда я начала готовиться к поступлению в Гнесинку, жена ему изменила. И сделала это грязно, шумно, с какими-то отвратительными подробностями, которые быстро стали всеобщим достоянием.

Когда на меня, семнадцатилетнюю, вся эта информация вылилась, я просто не знала, как мне ее переварить…

Они после этого случая сразу разъехались. Наверное, я появилась в Лениной жизни в момент, когда он нуждался в том, чтобы рядом был кто-то близкий, понимающий.

Лёня был легкий человек. Он быстро психологически оправился от травмы, которую ему нанесла жена. Супруга предлагала ему возобновить отношения. Он наотрез отказался… От этой женщины ему все равно легко отделаться не удалось — она у Ярошевского отсудила квартиру…

Говорят, с милым рай в шалаше. В случае с Лёней все было именно так. Площадки, на которых мы выступали, даже не всегда клубами можно было назвать. Были какие-то избы-читальни, красные уголки…

Холод страшный — зима на дворе. В каком-то месяце мы умудрились дать шестьдесят четыре концерта! По три рубля сорок копеек за каждое выступление. Но мне тогда было все равно, где выступать, за сколько, — хоть даром. Все начиналось. Мне казалось, что я в одном шаге от осуществления мечты. Я была счастлива, любима, и жизнь меня несла вперед на всех парусах.

Суточные мы называли шуточными. На еде приходилось экономить. Во времена этого, первого в моей жизни, «турне» я впервые попробовала картошку, жаренную на маргарине. У нас дома все делали на сливочном масле. Лёнька — опытный гастролер — всегда возил с собой какие-то плиточки-судочки-кастрюлечки для приготовления еды. Мы питались консервами странного содержания и таинственного происхождения. Дежурным блюдом была морская капуста — по сорок копеек банка. Дешево и сердито. Ею я наелась на всю жизнь вперед: до сих пор ничего, в чем содержится морская капуста, видеть не могу без тошноты. Что бы ни говорили про ее уникальные полезные свойства.

В первой гастрольной поездке меня восхищал опыт моих филармонических друзей, которые были вооружены до зубов всякими бытовыми походными мелочами. Например, ребята своими руками из проводов и проволок смастерили сверхмощный кипятильник, который нагревал графин воды всего за полминуты. Однажды в каком-то захудалом городишке мы с Лёнькой поздно вечером возвращались с прогулки. Улицы, конечно, освещались только светом, горевшим в окнах домов. Вдруг внезапно во всем городке так упало электрическое напряжение, что стало почти совсем темно.

— Наши чай пить садятся, — объяснил Лёнька…

Саратовская гостиница «Европа» была раем по сравнению с теми «отелями», где нам приходилось жить. Удобства во дворе. Температура в помещениях — +5–7 градусов. Спали не раздеваясь, под тремя одеялами. Концертные площадки, естественно, тоже не отапливались.

Но я себя чувствовала актрисой. Старалась выглядеть на все сто. Нормальную одежду купить было негде и не на что. Мы сами рисовали эскизы каких-то нарядов. Шили все на заказ. Какие-то ткани где-то доставали всеми правдами и неправдами. В середине восьмидесятых мода была дурацкая: немыслимые штанишки, кофты-разлетайки…