Сергей Анохин - Путь в небо Страница 12

Катапультное сиденье не только до предела ограничило лётчику обзор, но также лишило его возможности воспользоваться парашютом.

«Настоящая западня!» - подумал Гарнаев.

Была только одна возможность спастись - посадить самолёт почти вслепую, ничего не видя перед собой. Испытатель радировал на старт о происшедшем и о своём решении.

Сделав по команде с земли третий, а затем и четвёртый разворот, испытатель повёл истребитель на посадку. Под плоскостями самолёта проносились знакомые ориентиры, но из-за плохого обзора Гарнаев видел их только в момент полёта.

В памяти всплыл аэродром и стоянка самолётов за взлётно-посадочной полосой. Если самолёт неточно приземлится на большой скорости, то проскочит полосу и врежется в эти самолёты.

Наконец испытатель увидел серый бетон взлётно-посадочной полосы. Лётчик с трудом определил высоту, добрал ручку управления на себя, и колёса самолёта плавно коснулись земли.

Когда советские конструкторы стали создавать отечественные вертолёты, Юрий Гарнаев одним из первых овладел пилотированием этих летательных аппаратов. Гарнаев выполнял испытательные полёты на вертолётах, проверял на практике их пилотажные качества. При этом, как и в каждом новом деле, оказывалось много серьёзных вопросов, требующих практического разрешения.

Одним из таких вопросов была вынужденная посадка вертолёта в случае отказа двигателя. Ведь если у самолёта остановится в воздухе двигатель, то он может спланировать: у него есть крылья, которые создают подъёмную силу. А у вертолёта крыльев нет. Перестали вращаться лопасти несущего винта - и вся подъёмная сила пропала. Как же быть?

Конструкторы учли возможность подобного положения. Они предложили сразу же, как остановится двигатель, уменьшить угол атаки лопастей несущего винта, и тогда встречный воздух создаст авторотацию - сам будет вращать несущий винт. Получится подъёмная сила, достаточная для безопасного планирования.

Сейчас правильность этого предложения неоспорима для каждого лётчика. Но тогда ещё никто с остановленным двигателем не совершал на вертолёте посадки. Первому сделать это предстояло Юрию Гарнаеву.

...Ясным летним утром Гарнаев шёл на старт, оставляя следы на росистой траве аэродрома. Сегодня он поднимется на вертолёте в воздух, чтобы выполнить посадку с помощью авторотации. Как всегда перед ответственным полётом, испытатель чувствовал особую внутреннюю напряжённость, собранность в ожидании встречи с неизвестным. Нет, это не была боязнь опасности. Испытатель привыкает преодолевать в себе чувство страха, встречать опасность с открытыми глазами, бороться с ней.

Но ведь в предстоящем испытании борьба исключалась. Остановив двигатель и уменьшив шаг винта, лётчик будет пассивно ждать результатов. А если конструкторы ошибаются? Тогда вертолёт начнёт падать, при этом сразу же перевернётся несущим винтом вниз. А полости винта будут вращаться, не тормозя падение, но с достаточной силой, чтобы убить испытателя, если он попробует выпрыгнуть из кабины с парашютом.

...Набрав нужную высоту, Гарнаев выключил двигатель и сразу почувствовал, как сиденье стало уходить из-под него. Испытатель уменьшил шаг лопастей несущего винта и стал ждать результатов. Больше ему ничего не оставалось делать. Подъёмная сила, создаваемая авторотацией, должна была возникнуть секунд через восемь-десять. Но для испытателя эти секунды тянулись бесконечно. Он их считал с окаменевшим лицом. Все его чувства обострились. Не только по приборам, но каждой клеточкой своего тела он ощущал положение вертолёта в пространстве. Продолжая падать, аппарат стал валиться на сторону. И когда Гарнаев подумал, что вертолёт сейчас совсем перевернётся, машина выровнялась, падение замедлилось. Авторотация создала нужную для планирования подъёмную силу.

Довелось Гарнаеву испытывать и совершенно необыкновенный летательный аппарат, так называемый турболёт.

- Вот моё детище, - сказал конструктор, подводя испытателя к турболёту.

Гарнаев уже был знаком с расчётом нового летательного аппарата, видел его чертежи и, тем не менее, был поражён необычайной конструкцией. Представьте себе металлическую платформу на четырёх ножках. Посередине вертикальной установки мощный реактивный двигатель, а возле него кабина пилота. Ни крыльев, ни винтов. Здесь подъёмная сила образовывалась не от набегающего воздушного потока, а от тяги реактивного двигателя.

Испытатель поднялся в кабину. Она была такая же, как и на обычном реактивном самолёте. Ручка управления и ножные педали. Знакомые приборы, контролирующие работу двигателя, его обороты, температуру за турбиной, давление топлива. Но рули аппарата были особенные. Два из них, так называемые «газовые рули», располагались непосредственно в сопле двигателя. Отклонённые в сторону под действием натекающих газов, они соответственно давали крен. Струйный руль должен был играть роль руля направления. Однако все эти теоретические расчёты конструктора следовало проверить на практике. А Гарнаев по своему опыту знал, что при испытаниях возможны различные неожиданности.

В целом необычайный летательный аппарат производил впечатление какого-то циркового аттракциона.

- А что, укротители тигров после меня будут выступать? - пошутил Гарнаев.

Но в первый день испытаний ему было не до шуток. Ведь смелый эксперимент мог закончиться катастрофой. Поднявшись в кабину и ещё раз всё внимательно проверив, Гарнаев включил двигатель и стал плавно увеличивать обороты. Пыль, песок, мелкие камешки, подхваченные струёй раскалённого газа, поднимались в воздух, желтоватым облаком окутывая аппарат.

И вот Гарнаев почувствовал, как турболёт вздрогнул и стал подниматься в воздух.

«Теперь опробовать рули! Это главное!» - думал испытатель.

Осторожно он отклонил рули вправо. Аппарат послушался. Потом испытатель сделал разворот, дал турболёту крен. Рули действовали очень эффектно. Но вот на какой-то миг ровный гул двигателя прервался. Он, как говорят авиаторы, «чихнул» - и турболёт куском железа пошёл к земле. Двигатель снова ровно загудел - и полёт продолжался.

«А летать на этой штуке опасно, - подумал Гарнаев. - Если двигатель откажет, то планировать не на чем. Крыльев нет».

Гарнаев провёл испытания нового летательного аппарата до конца.

Долг испытателя

Современное развитие авиационной науки позволяет конструкторам заранее предвидеть поведение нового самолёта в различных режимах полёта и не допустить в своих расчётах грубых ошибок. Но всего предусмотреть невозможно. И каждая опытная машина являет собой как бы уравнение с одним, а иногда и несколькими неизвестными. Решить уравнение, отыскать неизвестные призван лётчик-испытатель. При этом он может попасть в сложное и даже опасное положение.