Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости - Майкл Финкель Страница 12

Работу в библиотеке он начинает с основ – местность, эпоха, стиль, художник; он заглатывает пачками статьи из «Словаря художников Бенези», этого необъятного дара Франции пытливым ценителям искусства: двадцать тысяч страниц в четырнадцати пухлых томах. Затем Брайтвизер скрупулезно изучает систематический каталог отдельно взятого художника и аннотированный список всех известных его работ. Он выясняет провенанс какой-нибудь из картин, узнает о ее прежних владельцах. Он читает на немецком, английском и французском. Он занимается этим целый день, когда нет никакой подработки и краж.

У каждого украденного предмета есть своя папочка, которая хранится в картотечном шкафу в мансарде. В папках содержатся подписанные его ученическим почерком каталожные карточки, зарисовки предметов с указанием размеров и деталей и фотокопии статей из справочников. Его личная библиотека по истории искусств, собранная на средства бабушки с дедушкой, насчитывает в итоге пятьсот томов и тоже хранится в мансарде. Он читает научные публикации о резчиках по слоновой кости, эмальерах, серебряных дел мастерах и кузнецах. Он исследует иконографию, символы и аллегории. Он целенаправленно изучает все, что только известно об арбалетах. Он запоем читает книги по истории. На одном только эльзасском, по его собственным словам, он прочел более пяти тысяч страниц.

После кражи «Адама и Евы» Брайтвизер днями подряд изучает материалы о создателе статуэтки. Георг Петель, сирота, вырос в Баварии, рано начал развивать свой особый дар – из твердых материалов вырезать скульптуру, невероятно пластичную, с гладкой шелковистой поверхностью. Талант Петеля произвел такое впечатление на немецкую королевскую семью, что ему предложили место придворного художника, легкий путь по карьерной лестнице. Однако Петель отказался, предпочтя вместо этого пользоваться своим временем неограниченно и вольным образом путешествовать. В Антверпене он познакомился с Питером Паулем Рубенсом. Тот, будучи старше его на целое поколение, помог ему наставничеством и советом, и Петель в знак благодарности подарил ему скульптуру Адама и Евы. Петелю, однако, не суждено было раскрыть всю глубину своего таланта. В 1635 году, в возрасте тридцати четырех лет, он умер от чумы.

Чем больше Брайтвизер читает, тем больше жаждет. Они с Анной-Катрин продолжают воровать достаточно бодрым темпом, подчас даже ускоряясь. В августе 1995 года в замке Шпиц, на берегу одного швейцарского озера, за выходные они крадут сразу два экспоната: рыцарский шлем шестнадцатого столетия, комфортно поместившийся в рюкзаке, и песочные часы ручной работы, пристроившиеся в шлеме. В дальнейшем они крадут даже дважды в день из двух разных музеев: раз с утра, раз после обеда.

Они прирожденные воры, невероятно хладнокровные, готовые рисковать. Справедливости ради, однако, стоит признать, что иными своими успехами они обязаны самим провинциальным музеям, которые по части безопасности до странности полагаются на честность посетителей. Идея усиленной защиты музеев от краж кажется чем-то парадоксальным, поскольку их миссия не в том, чтобы прятать ценности, но делиться ими со всеми, кто хочет ощутить себя как можно ближе к предмету, без всяких ограничений со стороны охранных систем. Положить конец всем музейным кражам раз и навсегда можно запросто: взять и запереть все ценности в подвалах и приставить к ним вооруженную охрану. Разумеется, музеям тогда придет конец. Их отныне придется именовать банками.

Всякий раз, находясь в музее, Брайтвизер замечает, что музеи изо всех сил стараются обеспечить душевный контакт с искусством. Можно, конечно, добавить охраны, кордонов безопасности, бронированных витрин, стеклянных заграждений перед картинами и электрических систем наблюдения, но вряд ли это поможет восприятию искусства. И если создается впечатление, что многие музеи из ограбленных Брайтвизером опасно не защищены, – то так оно и есть.

Директора малобюджетных музеев не любят говорить на тему безопасности, ведь, когда распределяется финансирование и речь, например, заходит о современных мерах против хищения, таких как сигнализация толщиной в нитку, которая вшивается в холст картины, подобным затратам почти всегда предпочтут закупку новых экспонатов. Публику ведь привлекут новые произведения искусства, а вовсе не усовершенствованная система охраны.

В провинциальных музеях зачастую действует некий негласный уговор. Музей позволяет близко подходить к бесценным предметам, охраняемым весьма условно. Публика же, в свою очередь, обязуется не трогать эти предметы, уважая то, что все они являются общим наследием, которое зачастую наполнено духовным смыслом и пронизано аурой места – оно должно быть открыто и доступно каждому. Брайтвизер при поддержке Анны-Катрин просто какая-то раковая опухоль на этом общественном достоянии. Обогащая себя, он обездоливает остальных.

Но даже если музей все делает правильно, выделяет финансирование и прилагает усилия для обеспечения безопасности, Брайтвизера все равно не остановить. В сентябре 1995 года они с Анной-Катрин посещают музей в университетском городке Базеля, который находится неподалеку от его любимой швейцарской библиотеки по истории искусств. Его цель – выставленная в музее и описанная в брошюре эксцентричная картина маслом кисти голландского мастера золотого века Виллема ван Мириса, изображающая аптекаря с помощниками за процессом изготовления лекарства. Живопись экспрессивная, реалистичная, с примесью нелепицы: в виде помощников аптекаря здесь представлены дитя, два ангела, попугай и обезьянка. Взглянув на полотно, Брайтвизер вспыхивает от радости. Он не в силах сдержать улыбку.

Камера слежения направлена прямиком на ценный экспонат. Брайтвизер с Анной-Катрин могут смотреть на картину, не попадая в зону действия камеры, но самого наличия видеонаблюдения обычно достаточно, чтобы отказаться от кражи. Однако Брайтвизер замечает пустой стул: он поднимет их шансы. Поведав о нем Анне-Катрин, он прикидывает, достаточно ли этого, чтобы она поступилась своими правилами. Он, конечно, заметил реакцию Анны-Катрин на портрет аптекаря. Стоический вид, какой она обычно напускает на себя в момент кражи, на этот раз кажется неубедительным. Картина на обоих, похоже, оказала веселящее воздействие – настоящее эстетическое шампанское. Наверняка ей доставит такое же удовольствие, как и ему, созерцать это произведение, нежась в теплой кровати. Анна-Катрин позволяет ему осуществить намеченный план.

Развернувшись к объективу камеры спиной, глядя прямо перед собой и не поворачивая голову ни на дюйм, Брайтвизер с опаской приближается к полотну. Он входит в зону обзора камеры, намеренно позволяя себя заснять. Одной рукой прижимая картину к стене, он подсовывает другую под изображение аптекаря и осторожно снимает проволоку с крючка.

Не меняя своего положения спиной к камере, он делает несколько скользящих шагов влево, волоча картину за собой по стене, пока наконец не покидает поля зрения камеры. Затем он извлекает картину из рамы. Три соединенных между собой деревянных доски, на которых выполнена работа, немного больше по размеру, чем он ожидал, и не помещаются целиком ни под его