Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости - Майкл Финкель Страница 13

В большинстве музеев мониторы видеонаблюдения находятся в закрытой для посетителей зоне за стойкой при входе. Когда покупаешь билеты, можно заглянуть туда. Входя в музей Базельского университета, Брайтвизер увидел ряд небольших экранов, передающих живое изображение, в том числе и один, демонстрирующий картину с аптекарем. Со времен службы музейным охранником ему известно, что всего несколько человек из штата обучены пользоваться системой камер. Иногда это всего один человек в смене. И даже когда у него нет напарника, ему все равно позволяется перекусить и отдохнуть за пределами той зоны, где размещаются мониторы.

Брайтвизер уже замечал подобное в музеях и раньше, только не мог придумать, какую выгоду извлечь из этого знания. Когда они с Анной-Катрин оказались в музее Базельского университета вскоре после полудня, напротив экранов стояли два пустующих стула. И на этот раз они подали ему идею.

Он хотел попасть на камеру, пока никто не следит. Он должен был убедиться, что ни его, ни ее лицо не заснято какой-нибудь другой камерой. А музей им нужно покинуть до окончания обеденного перерыва, пока ответственный за мониторы не заметил, что камера, обращенная к картине с аптекарем, показывает пустую стену, и не поднял бы тревогу. Идея Брайтвизера сработала. Кража обнаруживается только после того, как эти двое ушли. Анна-Катрин с Брайтвизером благополучно миновали все камеры, кроме одной. Когда с последней просматривают видео, там видно спину мужчины чуть ниже среднего роста, со стрижеными каштановыми волосами, в простом летнем пиджаке серого цвета. Мистер Заурядность, не поддающийся идентификации.

10

Воскресным утром 1 октября 1995 года, в свой двадцать четвертый день рождения, Брайтвизер отправляется в путешествие. В своем маленьком синем «опеле» он везет Анну-Катрин, свою мать и одну из ее такс через германскую границу. Они прогуливаются по Шварцвальду, засыпанному конфетти палых листьев, затем едут мимо водных лечебниц Баден-Бадена в сторону монументального Нового замка, возведенного на вершине холма; он называется новым, но это же Европа. Замку шесть сотен лет.

Они пешком переходят подъемный мост и оказываются на территории Нового замка. Аукционный дом «Сотби» выставил во всех ста шести залах замка предметы для грядущей масштабной распродажи, чтобы публика могла ознакомиться. Брайтвизер заранее заказал по почте каталог аукциона, и одно изображение пленило его сердце. Он может сделать себе подарок ко дню рождения, такую статую, которая возведет его мансарду на совершенно новый уровень великолепия. Вот только с ними едет мать.

Брайтвизер настойчиво заверяет, что они с матерью едва общаются. Но это лишь по сравнению с временами его юности, когда они были неразлейвода: мать с сыном, объединившиеся против сурового отца. Они все равно живут под одной крышей. Поскольку в мансарде нет ванной комнаты, они с Анной-Катрин часто спускаются. Они ужинают все вместе чуть ли не каждый вечер, а раз в неделю втроем навещают дедушку с бабушкой. И в эту поездку по случаю дня рождения он также берет мать. Значит, если верить Брайтвизеру, много часов подряд тема хищения предметов искусства – главное дело его жизни – ни разу не затрагивается. Не иначе время они проводят в неловком молчании.

Он клянется, что это вовсе не так. Брайтвизер говорит, что умеет ловко скрывать свою криминальную деятельность. А мать, Мирей Штенгель, не рассказывает о своих подозрениях (если таковые имеются). Штенгель, как и Анна-Катрин, не соглашается ни на какие интервью, так что подробности жизни в ее доме, если не считать тех фрагментов, которые Брайтвизер запечатлел на видео, в основном покрыты тайной. Впрочем, имеется несколько пространных заявлений Штенгель представителям правоохранительных органов, и эти записи с ее слов доступны.

Собственно, в Новый замок вместе с ними мать не идет. Туда не пускают собак. Штенгель прогуливается со своей таксой по саду, пока Брайтвизер с Анной-Катрин спешат зайти внутрь музея. Они проходят по залам с оленьими головами на стенах, мебелью черного дерева и часами с кукушкой в галерею третьего этажа, где помещен лот 1118. Наконец-то он видит вживую тот предмет, изображение которого захватило его мысли: портрет принцессы шестнадцатого столетия, «Сибилла Клевская» кисти Лукаса Кранаха Младшего. Кранах и его отец, Лукас Кранах Старший, входят в число величайших немецких художников эпохи Возрождения.

Брайтвизер загипнотизирован, по его словам, проработкой деталей на картине. «Я вижу нити, из которых соткано ее платье и голубую кровь в ее венах». Написанная на дереве, без рамы, маленькая, размером с книжку в твердой обложке, картина Кранаха идеально сохранилась – и стоит, должно быть, миллионы. «Сотби», занимающийся ценными предметами с 1744 года, не поскупился на охрану. Армия охранников оккупировала замок, минимум по одному на каждую галерею. Кругом толпы воскресных зевак. «Сибилла Клевская» выставлена на настольном мольберте, яркая, словно солнце, в центре комнаты, защищенная куполом из оргстекла. Это не просто трудно, это равносильно самоубийству. «Не будь идиотом», – бурчит Анна-Катрин.

Он согласен, что по ощущениям похоже на «миссию камикадзе». Он понимает, как это ни огорчительно, что иногда не стоит трогать предмет, если хочешь обеспечить себе долгую воровскую карьеру. Похищение настолько заметной работы вызовет переполох, полиция усилит бдительность. Наша парочка пока еще уверена, следя за газетными статьями, что они на несколько шагов опережают правоохранительные органы. Но кража, подобная этой, заставит полицию ускорить поиски. Невозможность умыкнуть Кранаха – это хорошо. Может быть, дар сдержанности и есть настоящий подарок на его день рождения. Они оставляют потрет нетронутым.

Брайтвизер бредет по остальным залам, однако мысленно он там, в галерее. Выписанные изумительно точно драгоценные нити платья Сибиллы мерцают перед ним, словно звезды. В нижней части картины извивается крылатая змея, фамильная эмблема Кранахов. Купол из оргстекла, покрывающий картину, покоится на столе, ничем не закрепленный. Нужно всего-то поднять его. Теоретически, если он устроит засаду рядом с картиной, то сумеет совершить молниеносный бросок, беззвучный и незаметный, а затем спуститься через два этажа к выходу, миновав охрану. Каждая отдельная задача представляется выполнимой, и ему кажется: он сумеет справиться с обеими. А день рождения – как нельзя более подходящий момент, чтобы испытать свои возможности.

Заставлять мать и дальше ждать за воротами уже неприлично, однако Анна-Катрин поддается на его уговоры вернуться, на минуточку, к «Сибилле Клевской». День клонится к закату, толпы