Михаил Киссель - Философская эволюция Ж.-П. Сартра Страница 18

Но каковы бы ни были благородные гражданские побуждения Сартра, доктрину его следует анализировать с научной беспристрастностью. Недаром древние говорили: «книги имеют свою судьбу». Это очень емкий афоризм, и он, между прочим, означает, что книги надо оценивать безотносительно к «добрым намерениям» авторов и невзирая на то, «хорошими» или «плохими» были они людьми. Теории Сартра решительно не хватает диалектики, и притом материалистической, чтобы превратить имеющуюся в его взглядах «крупицу истины», вкрапленную в глыбу идеалистического заблуждения, в правильную теорию. Как отмечали Маркс и Энгельс, «„история“ не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей (так считал, например, Гегель. — М. К.). История — не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека»[24].

Казалось бы, и Сартр говорит об этом. Но как узко он понимает саму человеческую деятельность! Он сводит ее к индивидуальным целям и на этом обрывает исследование, хотя следовало бы как раз пристальнее присмотреться к этим последним. И тогда можно было бы увидеть, что чистая индивидуальность — это измышление абстрактного ума, не привыкшего сообразовывать свои теоретические выкладки с широкой фактической базой. В действительности индивидуальные цели принадлежит людям определенного социального класса и определенной группы внутри него. Здесь нужно привлечь ленинскую идею диалектической связи общего и отдельного, выдвинутую в «Философских тетрадях».

Общее (класс) существует лишь в отдельном и через отдельное (т. е. в совокупности отдельных индивидуумов). Вопреки тому, о чем твердят буржуазные критики от Б. Кроче до Г. Маркузе, марксисты (в отличие от гегельянцев) вовсе не предполагают реальное бытие общих сущностей (например, «класс», «базис») независимо от их конкретного проявления в общественно-исторической практике людей. Классы состоят из живых людей со своими специфическими интересами и запросами, через которые и осуществляются общие интересы класса. И эти живые люди, из отношений между которыми складываются все элементы социальной структуры, вовлечены в процесс целесообразного действования. Они не просто реагируют на внешние стимулы, но преследуют определенные цели и рационально используют средства, которыми располагают. Однако сами эти цели детерминированы социально-исторически.

В результате целесообразная деятельность «накладывается» на сетку причинной зависимости, благодаря чему эта последняя лишена механической однозначности причины и действия. Одна и та же причина может вызывать разные действия, и, следовательно, зная причину, мы в состоянии определить только возможность соответствующего действия. Кроме того, из хаотических (на первый взгляд) проявлений индивидуальных воль складывается историческая закономерность, которая, однако, не механически определяет поведение индивидуума, а сама, так сказать, «нуждается» в нем, ибо без деятельности людей она остается объективной возможностью, но никак не действительностью. Однако эта закономерность, эта объективная возможность существует независимо от какого бы то ни было индивидуального «проекта», чего никак не хотел признать Сартр в «Бытии и Ничто» и что он все-таки, хотя и с многочисленными оговорками, вынужден был признать в «Критике диалектического разума», когда спустя четверть века борьбы с марксизмом под знаменем экзистенциализма вдруг сам объявил себя последователем Маркса и чуть ли не единственным «истинным марксистом». Но об этом речь впереди.

Тогда же Сартр был далек от понимания недостатков феноменологической концепции ситуации и с презрением именовал всякий детерминизм проявлением «дурной веры» — самообмана, нечестности перед собой. Это понятие играет очень важную роль во всех построениях Сартра. «Дурную веру» следует отличать от обычной лжи, ибо ложь предполагает, что лжец владеет истиной, которую он скрывает от другого. Но здесь картину полностью меняет то обстоятельство, что обманщик и обманываемый — одно и то же лицо. Источником «дурной веры» является внутренняя противоречивость сознания, которое «есть то, что оно не есть, и не есть то, что оно есть».

Для того чтобы человек мог до конца себя понимать и быть вполне искренним с собой, нужно было бы, чтобы сознание, подобно бытию-в-себе, было тождественно самому себе. Тогда стало бы возможностью совпадение знания с предметом, т. е. адекватное самопознание. Но это онтологически невозможно, так как сознание, будучи «темпорализацией», существует «на расстоянии от самого себя». Поэтому человек так же незаметно и естественно впадает в состояние самообмана, как и в сон. Функционирует «дурная вера» посредством «нечистой рефлексии» (о которой мы вскользь упоминали в предыдущем разделе), «овеществляющей» сознание. Общая формула «дурной веры» такова: «нечистая рефлексия» переодевает бытие-для-себя в одежды бытия-в-себе и наоборот, трансценденция превращается в фактичность или, иными словами, свобода рассматривается вне ситуации, а ситуация вне свободы. Чтобы до конца разъяснить эту формулу Сартра, надо было бы остановиться хотя бы на одном примере, приводимом им, но это заняло бы слишком много времени, важно уловить ее общую суть и конечный результат, а суть ее всегда остается одинаковой: бегство от реальности и стремление скрыть этот факт от себя самого.

Посмотрим, как накладывается «дурная вера» на основную структуру человеческого существования. Согласно экзистенциалистам, человек не представляет собой какого-то твердого, устойчивого ядра, у него нет «природы» или «характера» (все это фикции «нечистой рефлексии»), и все же он представляет собой некоторое целое, некое единство проявления. Вот эту-то целостность экзистенциальных проявлений Сартр вслед за Хайдеггером называет «фундаментальным проектом» или «первоначальным выбором». Первоначальный выбор есть, собственно, конкретизация фундаментального проекта в данном индивидуальном случае.

В самой общей форме структура человеческого существования («фундаментальный проект») следует из ничто (как и многое другое у Сартра). Теперь это ничто принимает вид «недостатка», которым страдает все человеческое существо. Поэтому «человек в основе своей представляет желание быть», он стремится достигнуть полноты существования, абсолютной его наполненности. Стало быть, для-себя-бытие хочет обладать качествами в-себе-бытия, ибо только оно не испытывает ни в чем недостатка. Но мало того: человек хочет стать бытием-в-себе, сохранив в то же самое время свою свободу и сознание. «Это тот идеал, который можно назвать Богом… Человек есть бытие, которое проектирует быть Богом»[25].