Отто Бисмарк - С русскими не играют Страница 19

Император Александр выразил глубочайшее удовлетворение моей уверенностью, хотя, кажется, не вполне разделял ее.

Опасность внешних войн и того, что в ближайшей войне на западной границе в бой против нас точно так же, как сто лет назад трехцветное, может выступить красное знамя [90], была очевидна во времена Шнебеле [91] и Буланже [92], сохранилась она и теперь. Вероятность войны на два фронта [93] в некоторой степени уменьшилась со смертью Каткова и Скобелева: совсем необязательно, чтобы французское нападение на нас с той же неизбежностью повлекло за собой выступление против нас России, с какой русская агрессия повлечет выступление Франции. Склонность России сохранять спокойствие зависит не только от настроений, а еще сильнее от технических вопросов морского и сухопутного вооружения. Когда Россия решит, что в отношении своих ружей, качества своего пороха и силы своего Черноморского флота она уже готова, тон, в котором ныне ведется русская политика, станет, быть может, гораздо вольнее. Нет вероятности того, что, вооружившись, Россия без дальнейших церемоний, заручившись французской поддержкой, нападет на нас. Германская война так же невыгодна России, как русская война – Германии. Русский победитель мог бы оказаться в более благоприятных условиях в отношении размера военной контрибуции, но вряд ли он вернул бы свои издержки. Вряд ли проявившаяся во время Семилетней войны идея о приобретении Восточной Пруссии найдет еще приверженцев. Если для России уже невыносима немецкая часть населения ее прибалтийских провинций, то едва ли ее политика будет стремиться к усилению этого опасного меньшинства таким крупным довеском к нему, как Восточная Пруссия. Также вряд ли желает она увеличения числа польских подданных царя путем присоединения Познани и Западной Пруссии. Если изолированно рассматривать Германию и Россию, то невозможно отыскать хоть какое-то веское основание для войны. Пожалуй, в балканскую войну можно вступить лишь для удовлетворения воинственного задора или для предотвращения опасности от ничем не занятых армий. Но германо-русская война слишком тяжелое дело, чтобы та или другая сторона применила ее лишь как удачное занятие для армии и офицеров. Также я не могу считать, что Россия, когда она будет подготовлена, бесцеремонно нападет на Австрию, теперь же я придерживаюсь еще и того мнения, что консолидация войск на западе России имеет в виду не прямой агрессивный выпад против Германии, а только защиту на случай, если действия России против Турции вынудят западные державы к репрессиям. Когда Россия будет считать себя достаточно вооруженной, а для этого ее флот на Черном море должен набрать большую мощь, то петербургский кабинет, подобно тому как это было сделано при заключении Ункяр-Искелесского договора в 1833 г. [94], настоятельно предложит султану ссудить ему Константинополь и оставшиеся у него провинции, если он в обмен на это передаст России ключ к русскому дому, т. е. к Черному морю, имеющему форму русского замка на Босфоре. Согласие Порты [95] на такой русский протекторат при искусном ведении этого дела более чем возможно. В прежние десятилетия султан мог думать, что споры европейских держав дадут ему гарантии против России. Сохранение Турции было традиционной политикой для Англии и Австрии; но гладстоновские декларации [96] отняли у султана поддержку не только в Лондоне, но и в Вене; ведь нельзя думать, что венский кабинет откажется в Рейхштадте от традиций меттерниховского периода [97] (Ипсиланти [98], враждебное отношение к освобождению Греции), если будет уверен в английской поддержке. Флер признательности императору Николаю был развеян уже Буолем во времена Крымской войны, а на Парижском конгрессе поведение Австрии резко вернулось к старому меттерниховскому направлению, ведь оно уже не смягчалось финансовыми связями ее государственных деятелей с русским императором, а напротив, обострялось уязвленной гордостью графа Буоля. Без разлагающего воздействия неловкой английской политики Австрия 1856 г. не отреклась бы ни от Англии, ни от Порты даже ценою Боснии.

Но при нынешнем положении дел мало вероятно, что султан еще ожидает от Англии или Австрии такую же помощь и защиту, какую Россия, не жертвуя своими интересами, может ему обещать и, в виду своей близости, с успехом оказать. Если бы Россия соответствующим образом подготовилась к совершению, в случае необходимости, военного нападения на султана и на Босфор с суши и с моря, после чего бы обратилась лично к султану с предложением гарантировать его положение в серале [99], а также все провинции не только по отношению к Европе, но и по отношению к его собственным подданным, в обмен на разрешение содержать достаточно сильные укрепления и достаточное количество войск у северного входа в Босфор, – то такое предложение было бы весьма заманчивым. Но если представить, что султан по собственному или постороннему побуждению отринет предложение русских, то новый сильный Черноморский флот может получить распоряжение еще до наступления решающего момента занять на Босфоре ту позицию, в которой Россия, по ее мнению, нуждается, чтобы заиметь ключ от собственного дома. Чтобы ни происходило в этой части русской политики и что бы я ни предполагал, здесь, во всяком случае, всегда возникнет такая же ситуация, как и в июле 1853 г. [100]: Россия возьмет себе залог и будет выжидать, не попытается ли кто-нибудь (кто же именно?) отнять его. Первым ходом русской дипломатии, после этих давно готовящихся действий, будет скорее осторожное прощупывание почвы в Берлине относительно того, могут ли Австрия или Англия, в случае их вооруженного сопротивления выпадам России, рассчитывать на поддержку Германии. По моему убеждению, здесь следует отвечать отрицательно. Если бы русские тем или иным способом, насильственно или дипломатически, укрепились в Константинополе и должны были бы отстаивать его, для Германии это было бы только полезным ходом. Мы бы избавились от роли гончей собаки, натравливаемой Англией, а когда и Австрией, на русские вожделения относительно Босфора. Тогда бы мы выждали, произойдет ли нападение на Австрию и наступит ли таким образом наш casus belli (повод к войне). Правильным ходом для австрийской политики было бы предотвращение влияния венгерского шовинизма до тех пор, пока Россия укрепится на Босфоре, что сильно обострит ее отношения со средиземноморскими государствами, в первую очередь с Англией и даже с Италией и Францией, ведь это усилит для нее необходимость дружеской договоренности с Австрией. Если бы я был на месте министра Австрии министром, то не чинил бы препятствий для русских в их желании идти на Константинополь, но только после их выступления я бы начал бы с ними переговоры о соглашении. Ведь участие Австрии в турецком наследстве может быть урегулировано только путем соглашения с Россией, и чем дольше в Вене сумеют выжидать и поддерживать русскую политику в занятии далеко выдвинутых позиций, тем большей будет австрийская доля. Если Россия займет Константинополь, то её позиция по отношению к Англии только улучшится, к тому же, пока она владеет Константинополем, для Австрии и Германии опасность в её лице очень мала. Тогда уже станет невозможным то неловкое положение Пруссии, при котором Австрия, Англия, Франция могли бы, как в 1855 г., использовать нас, чтобы унизить нас на конгрессе в Париже, любезно разрешив нам явиться туда и пожаловав нам почетное упоминание в качестве европейской державы. Если в Берлине ответят отрицательно или даже угрожающе на вопрос о том, сможет ли Россия в случае нападения на нее других держав из-за ее вторжения на Босфор рассчитывать на наш нейтралитет, поскольку Австрия здесь не подвергается опасности, то Россия сначала пойдет по тому же пути, как в 1876 г. в Рейхштадте, и попытается добиться сотрудничества с Австрией. У России очень широкие возможности для предложений не только на Востоке (за счет Порты), но и в Германии – за наш счет. Надежность нашего союза с Австро-Венгрией против такого соблазна будет зависеть не только от буквы договора, но и от личных дипломатических качеств, а также от политических и религиозных течений, которые на тот момент будут доминировать в Австрии. Если русские смогут привлечь на свою сторону Австрию, то можно считать, что коалиция Семилетней войны создана против нас. Ведь Франция всегда будет нашим противником, так как ее интересы на Рейне важнее, чем на Востоке и Босфоре.