Это история счастливого брака - Энн Пэтчетт Страница 19

ни любила то, чем занимаюсь, я неизменно чувствую себя собакой по ту сторону двери. Если пишу книгу, стараюсь как можно скорее ее закончить; закончив, чувствую себя неприкаянной и тоскую по работе. У меня нет талисманов, я старательно избегаю всяческих ритуалов и суеверий: не жгу свечей, не пью особый чай из особой чашки. Не вбиваю себе в голову, будто могу писать только дома или что пишу лучше, находясь вдали от дома. Как-то раз в Вайоминге моя соседка по литературной резиденции, едва мы успели заселиться, передвинула письменный стол в темный угол комнаты. «Мой учитель говорит, настоящий писатель никогда не поставит стол напротив окна», – сказала она мне, и я поставила свой напротив окна. Писателем тебя делает не положение рабочего места. В свое время настоящей бедой для меня стал компьютерный пасьянс. Я решила, что не могу приниматься за дело, пока разок не выиграю, и вскоре мне уже приходилось выигрывать каждый раз, стоило вернуться, если я за чем-нибудь вставала из-за стола. К тому времени, как я удалила игру, разум меня окончательно покинул: моя способность писать напрямую зависела от того, смогу ли я положить черную десятку на красного валета. И после этого каждый день в течение двух лет я скучала по компьютерному пасьянсу. Привычки липнут к нам – как хорошие, так и плохие.

У меня случались затяжные периоды, когда я работала ежедневно, но без рабской привязанности. В поддержание теории, что иногда нужно писать, иногда думать, а иногда просто жить, я могла месяцами обходиться без писательства и при этом прекрасно себя чувствовать. Как-то раз в декабре мы с мужем ужинали в компании наших друзей Конни Херд и Этгара Мейера. Я жаловалась, что слишком много времени провожу в разъездах, слишком часто выступаю и из-за этого не могу нормально работать. Этгар, контрабасист, был в этом смысле со мной на одной волне. Из-за постоянных гастролей у него не получалось довести до ума свои студийные записи. Но затем он рассказал мне об одной хитрости: на двери студии он повесил табличку, где каждый раз отмечал время начала и окончания сессии. По его словам, чем больше времени он проводил, сочиняя музыку, тем больше композиций успевал закончить.

Количество выполненной работы напрямую зависит от затраченного времени. Меня это поразило, и, если вы думаете, что я шучу, это не так. Если слишком углубленно анализировать процесс как таковой, можно потерять очевидный ответ. Я тут же поклялась, что весь январь буду посвящать моему главному занятию минимум час в день. Тридцать один день по одному часу – не так уж много, и обычно меня хватало на дольше. В результате получился внушительный объем прозы, лучше которой я не писала уже давно, поэтому я решила придерживаться плана и в оставшиеся одиннадцать месяцев года. Да, отчасти это сработало потому, что к тому моменту у меня в голове сложился сюжет, и мне было нужно лишь начать его разрабатывать, но также потому, что моя жизнь вышла из-под контроля, и я нуждалась в наборе простых правил. Теперь, когда кто-нибудь говорит мне о своем отчаянном желании написать книгу, я рассказываю им о табличке Этгара; советую посвятить пламенной мечте, сжигающей их изнутри, один час в день в течение одного месяца – это ничтожно мало, это вообще ничто. А по истечении этого срока предлагаю позвонить мне – и мы поговорим. Почти никто никогда не перезванивает. Вы хотите этим заниматься? Садитесь и пишите. Вам не пишется? Все равно сидите. Вам не сидится? Все равно сидите. Представьте, что вы монах, ищущий путь к просветлению. Представьте, что вы старшеклассник, решивший стать нейрохирургом. Возможно ли это? Да. Есть ли короткие пути? Мне не попадались. Писательство – мучительное, тошнотворное занятие. Будьте ему верны. На свете нет ничего прекраснее.

2011

Таинство развода

Я называю его то бывшим мужем, то мужем равное количество раз, но думать о нем продолжаю как о муже. Не потому что в глубине души хочу быть его женой (это последнее, чего бы мне хотелось), а потому что, нравится мне это или нет, он занимает важное место в моей личной истории. У него есть титул. Ну а мой титул теперь – бывшая жена. Уже шесть лет прошло. Достаточно времени, чтобы я желала ему добра – отвлеченно и абстрактно, будто о незнакомце думаю.

Наш путь к разводу начался за несколько дней до свадьбы. Мы оправились в Донельсон, Теннесси, где в приходе Святого Розария у нас была назначена встреча со священником, который должен был провести службу. Это добрых сорок пять минут езды от Нэшвилла, города моего детства: поскольку в тот год случился настоящий брачный бум, все священники поближе были уже заняты. Едва съехав с автострады, мы заблудились и петляли по одинаковым улицам, застроенным типовыми домами с фундаментами из шлакоблоков. Ни о чем, кроме как о маршруте, мы толком не говорили. Мой муж был уверен, что я должна знать, где мы находимся, – в конце концов, я выросла в Теннесси; однако я не была ни в Донельсоне, ни в церкви Святого Розария с десяти лет. Да и ориентироваться на местности никогда не умела.

Стоял июнь – все хотят пожениться в июне, – было жарко, полно мошкары. Позади остался уик-энд обязательных католических брачных семинаров, невероятно нудных занятий по естественному планированию семьи (в моем детстве мы называли это ритмикой) и личных опросников (Какие домашние обязанности будете выполнять вы? Что будет делать ваш муж? Что вы будете делать вместе? 1. Гладить белье; 2. Выносить мусор; 3. Составлять списки основных покупок). Теперь нам предстояло встретиться с глазу на глаз с отцом Кибби, чтобы еще кое-что обговорить. Мы с мужем оба католики. Он не хотел иметь ничего общего с церковью, но готов был обвенчаться, чтобы порадовать мать. Для меня это значило больше. За двенадцать лет приходской школы из меня выпилили настоящую католичку. Брак – одно из семи таинств, которые я выучила вместе с таблицей умножения в третьем классе. Для меня роль церкви в браке не была определяющей, и тем не менее достаточно важной. Брак был одним из таинств, на которые я имела право.

Когда мы добрались до приходского офиса, мои руки взмокли не только от жары. Мы опоздали, а это было крайне нежелательно. Встреча со священником не сулила ничего хорошего – неприятности, грехи, исповедь, – но отец Кибби был молод и дружелюбен. Он объяснил, что прочтет