Эльдар Ахадов - Кругосветная география русской поэзии Страница 24

Израиль

Бунин Иван Алексеевич

ГРОБНИЦА РАХИЛИ«И умерла, и схоронил ИаковЕе в пути…» И на гробнице нетНи имени, ни надписей, ни знаков.Ночной порой в ней светит слабый свет,И купол гроба, выбеленный мелом,Таинственною бледностью одет,Я приближаюсь в сумраке несмелоИ с трепетом целую мел и пыльНа этом камне выпуклом и белом…Сладчайшее из слов земных! Рахиль!

МУЛЫПод сводом хмурых туч, спокойствием объятых,Ненастный день темнел и ночь была близка, —Грядой далеких гор, молочно-синеватых,На грани мертвых вод лежали облака.Я с острова глядел на море и на тучи,Остановясь в пути, – и горный путь, виясьВ обрыве сизых скал, белел по дикой круче,Где шли и шли они, под ношею клонясь.И звук их бубенцов, размеренный, печальный,Мне говорил о том, что я в стране чужой,И душу той страны, глухой, патриархальной,Далёкой для меня, я постигал душой.Вот так же шли они при цезарях, при Реме,И так же день темнел, и вдоль скалистых кручЛепился городок, сырой, забытый всеми,И человек скорбел под сводом хмурых туч.

Вяземский Пётр Андреевич

ПАЛЕСТИНАСвод безоблачно синийИудейских небес,Беспредельность пустыни,Одиноких древес.Пальмы, маслины скуднойБесприютная тень,Позолотою чуднойЯрко блещущий день.По степи – речки яснойНе бежит полоса,По дороге безгласнойНе слыхать колеса.Только с ношей своею(Что ему зной и труд!),Длинно вытянув шею,Выступает верблюд.Ладия и телегаБеспромышленных стран,Он идет до ночлега,Вслед за ним караван.Иль, бурнусом обвитый,На верблюде верхомБедуин сановитый,Знойно-смуглый лицом.Словно зыбью качаясь,Он торчит и плывет,На ходу подаваясьТо назад, то вперед.Иль промчит кобылицаШейха с длинным ружьем,Иль кружится как птицаПод лихим седоком.Помянув Магомета,Всадник, встретясь с тобой,К сердцу знаком приветаПрикоснется рукой.Полдень жаркий пылает,Воздух – словно огонь,Путник жаждой сгораетИ томящийся конь.У гробницы с чалмоюКто-то вырыл родник,Путник жадной душоюК хладной влаге приник.Благодетель смиренный!Он тебя от душиПомянул, освеженныйВ опаленной глуши.Вот под сенью палатокБыт пустынных племен:Женский склад – отпечатокПервобытных времен.Вот библейского векаВерный сколок: точь-в-точьМолодая Ревекка,Вафуилова дочь.Голубой пеленоюСтан красивый сокрыт,Взор восточной звездоюПод ресницей блестит.Величаво, спокойноДева сходит к ключу,Водонос держит стройно,Прижимая к плечу.В поле кактус иглистыйРаспускает свой цвет.В дальней тьме – каменистыйАравийский хребет.На вершинах суровыхГаснет день средь зыбей,То златых, то лиловых,То зеленых огней.Чудно блещут картиныЯрких красок игрой.Светлый край Палестины!Упоенный тобой,Пред рассветом, пустыней,Я несусь на конеБогомольцем к святыне,С детства родственной мне.Шейх с летучим отрядомМой дозор боевой,Впереди, сзади, рядомВьется пестрый их рой.Недоверчиво взглядыОзирают вокруг:Хищный враг из засадыНе нагрянет ли вдруг?На пути, чуть пробитомСредь разорванных скал,Конь мой чутким копытомПо обломкам ступал.Сон под звездным наметом,Запылали костры,Сон тревожит полетомВой шакалов с горы.Эпопеи священнойДревний мир здесь разверст:Свиток сей неизменныйНачертал божий перст.На Израиль с заветомЗдесь сошла божья сень:Воссиял здесь рассветомЧеловечества день.Край святой Палестины,Край чудес искони!Горы, дебри, равнины,Дни и ночи твои,Внешний мир, мир подспудный,Все, что было, что есть —Все поэзии чуднойБлагодатная весть!И в ответ на призваньеЖизнь горе возлетев,Жизнь – одно созерцаньеИ молитвы напев.Отблеск светлых виденийНа душе не угас,Дни святых впечатлений,Позабуду ли вас?

Городницкий Александр Моисеевич

ОСТРОВ ИЗРАИЛЬЭта трещина тянется мимо вершины Хермона,Через воды Кинерета, вдоль Иордана-реки,Где в невидимых недрах расплавы теснятся и стонут,Рассекая насквозь неуклюжие материки.Через Негев безводный, к расселине Красного моря,Мимо пыльных руин, под которыми спят праотцы,Через Мёртвое море, где дремлют Содом и Гоморра,Словно в банке стеклянной засоленные огурцы.Там лиловые скалы цепляются зубчатым краем,Между древних гробниц проводя ножевую черту.В Мировой океан отправляется остров Израиль,Покидая навек Аравийскую микроплиту.От пустынь азиатских – к туманам желанной Европы,От судьбы своей горькой – к неведомой жизни иной,Устремляется он. Бедуинов песчаные тропыОборвутся внезапно над тёмной крутою волной.Капитан Моисей уведёт свой народ, неприкаян,По поверхности зыбкой, от белых барашков седой.Через этот пролив не достанет булыжником Каин,Фараоново войско не справится с этой водой.Городам беззаботным грозить перестанет осада,И над пеной прибоя, воюя с окрестною тьмой,Загорится маяк на скале неприступной Масады,В океане времен созывая плывущих домой.

МЁРТВОЕ МОРЕМёртвое море, Мёртвое море,Горько-солёное, словно горе.Бездна литая небо качает.Здесь не летают скопища чаек,Здесь не синеют мокрые сети —Нет солонее моря на свете.Мёртвое море, Мёртвое море, —Плачь по Содому и по Гоморре.Рябь свою гонит море без рыбыНад полигоном ядерных взрывов.Кадиш хамсина кружит во мракеНад Хиросимой и Нагасаки.Мёртвое море, Мёртвое море, —К рифам Эйлата, к склонам Хемрона.Трещиной в недрах, Господом данной,Через Кинерет вдоль Иордана,Вьётся тугая светлая лента,Разъединяя два континента.Мёртвое море, Мёртвое море, —Белые флаги с синей каймою,Горечь осады, мёртвое братство,Место присяги для новобранцев.Грозного Рима гнев и досада, —Непокорима крепость Масада.Зыблется сонно Мёртвое море.Жидкою солью руки омою.Память о Боге, память о доме,Дай опустить мне в воду ладони.Может не струшу перед бедою,Вылечив душу мёртвой водою

БАХАЙСКИЙ ХРАМУ вершины Кармель, где стоит монастырь кармелитов,У подножья её, где могила пророка Ильи,Где, склоняясь, католики к небу возносят молитвыИ евреи, качаясь, возносят молитвы свои,Позолочённым куполом в синих лучах полыхая,У приехавших морем и сушей всегда на виду,Возвышается храм новоявленной веры БахаиВозле сада, цветущего трижды в году.

Этот сказочный храм никогда я теперь не забуду,Где все люди вокруг меж собой в постоянном ладу.Одинаково чтут там Христа, Магомета и Будду,И не молятся там, а сажают деревья в саду.Здесь вошедших, любя, обнимают прохладные тени,Здесь на клумбах цветов изваянья животных и птиц.Окружают тебя сочетания странных растений,Что не знают границ, что не знают границ.

Буду я вспоминать посреди непогод и морозовЛабиринты дорожек, по склону сбегающих вниз,Где над далью морской распускается жаркая розаИ над чайною розой недвижный парит кипарис.Мы с тобою войдём в этот сад, наклонённый полого,Пенье тихое птиц над цветами закружится вновь.И тогда мы вдвоём осознаем присутствие Бога,Ибо Бог есть любовь, ибо Бог есть любовь.

ИЕРУСАЛИМЭтот город, который известен из книгЧто велением Божьим когда-то возникНад пустыни морщинистой кожей,От момента творения бывший всегдаНа другие совсем не похож города, —И они на него не похожи.

Этот город, стоящий две тысячи летУ подножия храма, которого нет,Над могилою этого храма,Уничтожен, и проклят, и снова воспет,Переживший и Ветхий и Новый завет,И отстраиваемый упрямо.

Достоянье любого, и всё же ничей,Он сияет в скрещенье закатных лучейБелизною библейской нетленной,Трёх религий великих начало и цельВоплотивший сегодняшнюю модельРасширяющейся вселенной.

Над Голгофой – крестов золоченая медь,На которую больно при солнце смотреть,А за ними встаёт из туманаНад разрушенным Котелем – скорбной стеной,Призывая молящихся к вере иной,Золотая гробница Омара.

Этот порт у границы небесных морейНе поделят вовек ни араб, ни еврейМеж собою и христианином.И вникая в молитв непонятный язык,Понимаешь – Господь всемогущ и великВ многоличье своём триедином.

УРОК ИВРИТА«Шабат-шолом, тода раба, слиха,» —Твержу слова, не убоясь греха.В нехитрую их складываю фразу.Я не в ладах с немецким языком,С английским лишь поверхностно знаком,А этот вдруг запоминаю сразу.

Таинственны законы языка.Сознательная память коротка, —Её не уберечь от разрушений.И только в генах, через сотни лет,Он снова появляется на свет,Как фрески из-под поздних наслоений.

Таинственны созвучья языка.В них шорох уходящего песка,Пустынных львов свирепая повадка.Я прохожу по собственным следам,Где человек читается «адам»,Эфес еще не меч, а рукоятка.

Безумие мятущихся страстей,Скитания адамовых детей,Толпа рабов плетётся по Синаю…Очередной кончается урок,А мне ещё, как прежде, невдомёк,Что не учу слова, а вспоминаю.

ЕВРЕИИ становится страх постоянным сожителем нашим,С нами ест он и пьёт и листает страницы газет.Не спешите помочь нам – наш путь неизбежен и страшен:Вы спасётесь когда-нибудь – нам же спасения нет.

Меж народов иных пребываем мы все должниками.Не для нас это солнце и неба зелёная твердь.Наши деды дышали озонами газовых камер,И такая же внукам моим уготована смерть.

Не бывать с человечеством в длительной мирной связи нам:Нам висеть на крестах и гореть на высоких кострах,Густо политых кровью и пахнущих едко бензином,И соседям внушать неприязнь и мистический страх.

Вновь настала пора собирать нам в дорогу пожитки.Время пряхой суровой сучит напряжённую нить.Истекают часы, и наивны смешные попыткиИзбежать этой участи, жребий свой перехитрить.

Индия