Алексей Самойлов - Единственная игра, в которую стоит играть. Книга не только о спорте (сборник) Страница 25

«Тут я понял, что никакой он не блатной, я-то на Лиговке насмотрелся настоящих блатных с фиксами и финками, – рассказывал мне Петрович, – и еще я почувствовал, что у него очко играет, он похвальбой себя заводит, но, отдам ему должное, не трусит, гоношится. Ну, рассказывать можно долго, а поступил я так: прищемил ему нос пальцами правой руки, поверь, это очень больно, и заставил его встать на колени и взять свои слова насчет “слабака”, “урою” – обратно».

На берегу Сямозера

8 августа 2006‑го меня не было в Шапках: отпускной месяц выпал на конец июля – первую половину августа, и земляки сняли мне в родной Карелии комнату в доме на берегу Сямозера, одного из самых рыбных и норовистых, переменчивых, как карельская погода, озер: даже в июле море – Сямозеро многие так зовут – бушует неделями, а с неба, затянутого тучами, гром гремит, молнии сверка ют, и по макушке, по кумполу лупит карельский июльский дождь, обещая скорые грибы – вот бы Петрович порадовался! – но отравляя мне существование, потому как в отличие от своего старого товарища я отдыхаю душой преимуществен но на рыбалке (после летнего отдыха на карельских ламбушках, лесных озерах поплавок, прыгающий на воде, снится мне до марта) и топя баньку на берегу озера. На сей раз банного священнодействия хозяйка Татьяна Михайловна

(с Владимиром Петровичем одного поколения – она 1928‑го, он 1929‑го, дети «великого перелома», семью Татьяны Михайловны раскулачили и сослали на Крайний Север) мне не доверила, хотя я клялся и божился, что истопил на своем веку столько бань, сколько окуней в Сямозере!! Как и Петрович, она, до сих пор бегающая по лесу за черникой, морошкой шустрее и удачливее молодых, вырастившая с мужем четырех дочерей, содержащая избу и все хозяйство в идеальном порядке, всю жизнь ломившая от зари до зари, клятвам заезжих краснобаев не больно-то верит, да и накладно это – топить баню чаще, чем раз в не делю: «Дрова-то теперь дороги, привезти их мало, надо еще расколоть, а мне уже восемьдесят, я в молодости крутилась, теперь уже не могу, а на мою пенсию, меньше трех тысяч в месяц, не боль но-то разживешься, да в моем возрасте не о жизни надо думать, а о смерти, свое я отжила, а чего нажила?.. Простому народу как раньше труд но жилось, так и теперь, даже теперь еще труд нее, вон моя старшая дочь Ольга с двумя высшими образованиями на трех работах в вашем Питере ломит, чтобы снимаемую комнату оплачивать и детям своим помогать…»

Хитрован Хитрованыч

Чем больше я узнаю Татьяну Михайловну и о Татьяне Михайловне, тем очевиднее мне, что ни какого простого народа никогда не было и нет, что люди талантливые, с кремневым, командирским характером – готовые диктаторы-правите ли небольших государств или, что одно и то же по набору психологических качеств, успешные тренеры, со своим, самобытным взглядом на вещи, своей натурфилософией (любопытно вся кий раз прослеживать, сколько в их осмысливании мира собственно от натуры, то бишь от характера, норова, сколько от натуры-природы, а сколько непосредственно от мыслительного акта, рефлексии), наконец просто умные от природы, умеющие и копейку считать, и последним кус ком хлеба со страждущим поделиться, в так называемом простом народе встречаются не реже, чем среди тех, кто прочел горы умных книг. Убедила меня в этом много лет назад другая Татьяна, моя бабушка Татьяна Прохоровна, воспитавшая меня, рано оставшегося без отца и матери, женщина круто го нрава, скорая на таску и ласку, отходчивая сердцем, зла на людей не державшая, окончившая всего три класса церковно-приходской школы, но не имевшая себе равных по умению читать в душах и видеть скрытые мотивы и намерения проходивших перед ней людей.

Рядом со своей бабушкой по природной мудрости и незаемному уму из известных мне людей спорта я поставил бы Вячеслава Платонова, двух шахматных чемпионов – Михаила Таля, Бориса Спасского и, конечно же, Владимира Кондрашина. «Конечно же» не означает, что Петрович умнее всех, – не в этом дело. Но из всех одаренных змеиной мудростью Кондрашин самый таинственный, загадочный, и чем дальше с годами он отстоит в рассмотрении, тем труднее расшифровать его личный код, разгадать его загадку. Не один я на этом зубы обломал, при жизни Кондрашин натягивал носы (в фигуральном смысле, без применения пальцев-гвоздодеров) тренерам команд, бравшимся разгадывать «рехбусы» ленинградского «Спартака» и сборной СССР 1971–1976 гг., и оставлял с но сом пишущую братию, сначала обожествлявшую тренера, приложившую руку к сотворению легенды о Мюнхене-72, о трех секундах, о тренере-провидце, Хитроване Хитрованыче, обштопавшем всех академиков, профессоров и прочих остепененных мудрецов заокеанского и отечественно го извода. Нахваливали тренера письменники, а потом дружно и разом, словно по команде, начали развенчивать легенду о Мюнхене и Кондрашине – победителе американцев при Мюнхене.

Легенда о трех секундах

При первой же антикондрашинской публикации в питерской прессе я по звонил Кондрашиным и узнал от Юры, что батюшка сильно переживает, но виду не подает. Сам Петрович через день или два после этой эскапады спортивной газеты попросил меня, со бравшегося врезать им в печати меж глаз, этого не делать. «Почему, Володя? – не выдержал я. – Они же чушь несусветную несут…» – «Во-первых, потому, что они подумают, что они что-то из себя представляют и в баскетболе разбираются, а это не так. Во-вторых, американцы не случай но так и не признали свое поражение от нас в Мюнхене, там со счетом времени судьи нахимичили, решение продолжать уже закончившийся матч тоже было не стопроцентно справедливым…» – «Но ведь ни твоей, ни твоих ребят вины в этом не было?!» – «Стопроцентно не было… Но и американцев, не признающих нашей победы, понять можно… Так что, Леха, очень прошу тебя, не пиши об этом. Разве что когда-нибудь, когда меня не будет…» – «Да ладно тебе… Но ты хоть этому Б. (я назвал полное имя и фамилию “разоблачителя”) врежь как следует…» Кондрашин на другом конце провода рассмеялся: «Что ты, я поступлю наоборот: на ближайшем баскетболе подойду к Б., поблагодарю его за смелое и принципиальное выступление и укажу ему на четыре мелких-мелких фактических ошибочки: две я сам заметил, а две Юрка, спасибо ему, обнаружил… А вот ты возьми и врежь. Если руки чешутся!..»

И завершил разговор, довольный и тем, что убедил собеседника не предпринимать ненужных шагов, и тем, что последнее слово осталось за ним. И какое: если ты такой смелый и так болеешь за старого товарища, на кажи сам его обидчика, а других не подначивай.

Высшая справедливость игры

В этом много кондрашинского, хитроумного, подначисто-игроцкого, где слаще меду оставить противную сторону в дураках. Но сказать: «В этом он весь» – не могу. Скорее уж его сущность проявилась в другом: победитель американцев, восслав ленный заслуженно, признал, что и баскетболистов сборной США тоже можно понять, поскольку судьи, да и руководство Международной баскетбольной федерации, разрулили сложившуюся в ночь с 9 на 10 сентября семьдесят второго года прошлого века нештатную ситуацию последних секунд главного матча олимпийского турнира не самым идеальным образом и, стало быть, у американцев есть причины обижаться на Джонса, главу Международной федерации, на судей, на весь мир; и главное для нас, пытающихся раз гадать Петровича, его натуру и философию жизни, в том, что он, себе во вред, американцам на пользу, признает их недовольство законным и понимает их, ибо – тут я домысливаю, договариваю за Петровича – и он, проиграв в Мюнхене в аналогичной ситуации, тоже был бы обижен на весь свет и никогда бы не смирился с поражением такого рода…

Почему? А потому что попрана Высшая Справедливость, нарушен дух «fair play» – вот почему. Представляете, были люди, которые верили в то, что спорт, игра пронизаны честью и справедливостью, а не превратились в глобальное шоу-развлекалово, где все устроено-подстроено корысти ради! Впрочем, почему были? Разве Зидан, защитивший свою честь и наказавший провокатора в конце финального матча фут больного чемпионата мира 2002 года прямо на месте преступления против Высшей Справедливости, возможно, це ной потери золотых медалей чемпионов мира для своей страны, не доказал, что есть вещи важнее золота мундиалей, игры и спорта?..

Начинал он с футбола

Футбол, кстати сказать, Петрович любил. И начинал он в спорте с футбола. Играл в за щите. Не сомневаюсь, что если бы Петрович дожил до чемпионата мира в Германии, где он за тридцать четыре года до этого позолотил ручки своим чудо-ребятам – Сашке, Сереге, Моде, Ване, Зурабу, Алжану, Геннадию, то в Шапках предложил бы выпить за здоровье Зинедина Зидана, великого игрока и отважного воителя за попранную Справедливость.