Это история счастливого брака - Энн Пэтчетт Страница 26

* * *

После «Пуритан» я покупала билеты заранее и приходила в кинотеатр пораньше. Так поступали все. Зал был переполнен, но мы чувствовали себя обязанными притворяться, будто мы владельцы сезонных абонементов. Каждый старался занять либо то же самое место, где сидел в прошлый раз, либо сесть как можно ближе к нему. У меня второе место слева в предпоследнем ряду – через пять кресел от Джона Бриджеса, через пять рядов от Юджинии Мур. Мы все успели перезнакомиться, и, пока ждем, когда огромные часы обратного отсчета на экране достигнут нуля, болтаем о предстоящих спектаклях. Наблюдаем, как нью-йоркские зрители, заплатившие за билеты в десять раз больше, а некоторые еще больше, пробираются к своим местам. Как и мы, зрители в Нью-Йорке останавливаются, чтобы поприветствовать своих знакомых; подобно им, мы сопровождаем аплодисментами окончание арий и движение занавеса. Кричим Brava! и Bravo! Умом мы понимаем, что исполнители нас не слышат, но в этот момент высокого разрешения чувствуем такую полноту жизни, что об этом недолго и забыть.

Второй сезон трансляций стал для меня прорывом в языке, на котором я так отчаянно хотела заговорить. Я посмотрела достаточно спектаклей, чтобы оценить исполнение Рамона Варгаса. Несколько лет назад я видела его в постановке «Травиаты», а потом снова – в прошлом сезоне трансляций («Евгений Онегин») и в нынешнем («Богема»). Главным событием прошлогоднего «Триптиха» Пуччини для меня стала Мария Гулегина, и, когда она вернулась в качестве леди Макбет, я чувствовала почти собственническое удовольствие, будто бы это я первой ее и открыла. То же относилось и к Хуану Диего Флоре-су, блиставшему в «Севильском цирюльнике». За три дня до трансляции «Дочери полка» в «Таймс» вышла статья о том, как он взял в своей арии девять высоких до, а затем повторил свой подвиг на бис – первый бис в «Метрополитен-опера» за пятнадцать лет! Два года назад я бы прочла эту статью с некоторым тупым приятием, зная, что это чудо, которое деревенской девушке увидеть не суждено, но теперь пришла еще раньше, чем обычно, на следующую субботнюю трансляцию, где мы, зрители, заняв свои места, обсуждали, повторятся ли сегодня бисы или же в день трансляции это, ну, слишком позерски. (Увы, полагаю, так оно и было. Никаких бисов «на бис».) И все же услышать это даже один раз было потрясающе. Мы увидели мощное выступление Натали Дессей, которая сама по себе живое доказательство того, что просто слушать – недостаточно. Мы долго ворчали по поводу того, что «Лючию ди Ламмермур» с ее участием не включили в список трансляций. (Как же быстро мы превращаемся из признательных в прожорливых.)

Истинный ценитель оперы (тот, кому эта любовь досталась по праву рождения) находится в постоянном поиске нового. Их мутит от «Кармен». В свои тринадцать лет Алекс Шульц гораздо больше интересуется «Енуфой» Яначека. Неофиты, вроде меня, живущие с ношей ограниченного доступа, всегда играют в догонялки. В прошлом, когда, отправляясь куда-нибудь, я могла сходить в оперу, то выбирала, скажем, «Мадам Баттерфляй», а не «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева, потому что пыталась заложить фундамент своего образования. (Ради всего святого, я до сих пор «Риголетто» не видела!) Но трансляции охватывали весь спектр – от проверенных шедевров до мировых премьер. Мне не понравилась мировая премьера оперы Тэна Дана «Последний император» в 2006 году, зато, посмотрев ее, я почувствовала себя очень современной. До этого я никогда не считала себя даже отдаленно продвинутой в том, что касалось оперы. Если бы я жила в Нью-Йорке и обладала всеми деньгами и временем мира, сомневаюсь, что пошла бы на «Гензеля и Гретель», но я живу в Нэшвилле, поэтому – пошла. Думаю, эти гигантские рыбы во фраках будут преследовать меня до конца моих дней. Музыка в плане навязчивости не уступала визуальному оформлению, но я буду очень рада, когда в следующий раз увижу на экране чудесную Кристин Шефер и смогу сказать: «Гретель! Это Гретель!»

* * *

Со временем в «Метрополитен-опера» пошли еще дальше, чтобы сделать антракты еще интереснее. Пока пятьдесят монтировщиков развозят гигантские панно, Джо Кларк, неутомимый технический директор, объясняет, как делается искусственный снег. Рене Флеминг интервьюирует не только сопрано и дирижера, но и людей, обслуживающих живую лошадь в «Манон Леско». Лошадь, конечно, непревзойденный профессионал, но вот Карита Маттила села в глубокий шпагат, а затем для сноровки – ей придется повторить это на сцене – приподнялась и повторила это с другой ноги.

То, что мы так хорошо проводим время между актами, приятный бонус, но это не первостепенно. Первостепенна сама опера. Понятное дело, я рыдала в конце «Богемы», но, когда на следующий вечер мне позвонила моя подруга Беверли, чтобы рассказать, как в техасском кинотеатре рыдала она, мы обе проговорили «Мими! Мими!» и снова разрыдались в свои телефонные трубки. То, как я плакала на «Сестре Анжелике», втором акте «Триптиха», совершенно застало меня врасплох; образ светящегося ребенка, входящего в финале через двери в верхней части сцены, заставил всю публику громко всхлипывать. Но все это даже рядом не стояло с «Евгением Онегиным» – постановка, музыка, величие, которое воплощали собой Дмитрий Хворостовский и Рене Флеминг. Как бы ни была хороша Флеминг в роли ведущей трансляции, любое ее появление на сцене «Мет» вызывает чувство, что она должна влезть в сценический костюм и петь. (Эту же постановку я видела три дня спустя в Нью-Йорке, где часть сцены мне перегородило бутафорское дерево. Даже несмотря на то, что мое место было хорошим, я не могла видеть всех тех оттенков радости, которые так ясно излучало лицо мисс Флеминг на киноэкране, пока она писала Онегину, или сокрушительное унижение и горе, появившиеся в ее глазах, когда он отверг ее. Была ли опера лучше на экране? Не берусь утверждать, потому что есть, конечно же, магия присутствия, но скажу, что это был одновременно другой и равный опыт.)

В день последней трансляции, в апреле, на большом экране возник список спектаклей будущего сезона «Метрополитен-опера». Десять опер и торжественный вечер открытия! Зрители в «Регал 16» разразились радостными воплями, клянусь вам, мы вопили, когда узнали эти новости. В этом году было всего восемь опер, в прошлом лишь шесть. Жители Нэшвилла изголодались. Нам хотелось все больше и больше.

Что, если бы культура была подобна овощам и нам говорили