Пётр Киле - Дневник дерзаний и тревог Страница 27

Верил ли я сам в свою мечту, не знаю, но, совершив ряд ошибок в жизни, обычно роковых в юности, на первом курсе философского факультета я нежданно начал писать стихи, зачитываться лирикой и классической прозой всех времен и народов, - в этом и состояло мое философское образование.

Это привело к тому, что я совершенно не мог читать современных писателей, включая диссидентов, и, похоже, названием своей первой повести предрек свою судьбу - "Птицы поют в одиночестве". К этому добавилось то обстоятельство, что во мне - по внешности - видели нанайского писателя и ожидали вещей по национальной тематике как мои земляки, это понятно, так и русские, из лучших побуждений. А я в это время увлекся изучением серебряного века и мировых драм - "Божественной комедии" Данте и "Фауста" Гете.

По ту пору в Китае пронеслась пресловутая культурная революция, с осложнениями на границе, и во мне в Ленинграде стали видеть китайца, если раньше с улыбкой, то теперь с неприязнью. До оскорблений и драк не доходило, все-таки времена были еще мирные совершенно в обеих столицах, в которых я один мог бродить среди ночи. Сегодня, возможно, меня спасает мой возраст, ведь в межэтнические коллизии втягивается прежде всего молодежь, даже скорее подростки, что, конечно, хуже всего для них же.

Но умонастроение молодежи - лишь следствие, гримасы той катастрофы, какая постигла всех нас, с распадом СССР, с размежеванием по идеологическим соображениям, по этнической и конфессиональной принадлежности - союзов, партий, общин. Союз писателей СССР распался на столько союзов не только по республикам, но и в обеих наших столицах, что я до сих пор, поскольку никуда не выходил, не совсем представляю, в каком союзе нахожусь, да, по правде, мне все равно.

И вот я остался один - вне партий, вне союзов, вне общин, как, впрочем, и жил всегда, "не разделяя ни общих мнений, ни страстей".

Мое положение определилось еще в детстве. У нас в селе в ту пору жили три одиноких китайца с образцовыми огородами и даже с садом. Один из них жил за деревней у колхозного поля и считался нашим дедом по отцу. Вскоре после войны его убили. Поэтому в селе и к нам, пока мы подрастали, отношение было особое, как вообще к китайцам, корейцам, японцам, каковыми принимали меня впоследствии. Обиды не было, кроме минутной досады, но я словно нес ответственность за представителей народов Дальнего Востока.

К счастью, эта ситуация, ныне явно враждебная для подрастающих поколений, в пору моего детства и юности на Амуре и на берегах Невы проступала лишь где-то на задворках, куда я не заглядывал, а рос в среде, где русская речь делала всех нас представителями одного народа, независимо от этнической принадлежности, что, впрочем, для кого-то было на первом месте, но для меня никогда.

В моих взаимоотношениях с учительницами и девушками русская речь играла совершенно особую роль, по сути, как язык поэзии и классической прозы. В какой-то мере роль французского языка в эпоху Пушкина. Русский язык, теперь мне это ясно, сыграл роль греческого и латыни, носителей европейской культуры и мысли, и русский язык открыл мне классическую поэзию и прозу Востока. Все это свидетельствует о ренессансности эпохи, в какую мы жили еще недавно.

Русский язык никогда не был для меня чисто разговорным на бытовом уровне; одно время я еще владел ненормативной лексикой, даже мог похвастать перед товарищами, но в классе 9 неприметно для самого себя совершенно утратил эту способность, - русский язык стал для меня лишь языком поэзии и мысли. Если я поэт, разумеется, русский поэт.

Но при нынешнем умонастроении тех же писателей и издателей кто примет меня за русского писателя, тем более за русского поэта и мыслителя? Я заговорил на эту тему, которая меня мало занимает в отношении себя, но касается напрямую моего творчества, чтобы обозначить лейтмотив этих заметок, который прояснивается с полной ясностью, поэтому лучше дать им определение, пусть у кого-то оно вызовет недоверие и смех. Вот что здесь развертывается - Дневник одинокого гения.

У меня нет ни притязаний, ни амбиций. Таких свойств мне всегда не хватало. Это моя жизнь и мое творчество, еще неведомое, хотя книга драм "Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга" издана в 2002 году тиражом 700 экз. Возможно, отпечатано больше и существуют электронные версии.

Но критики нет. Полное молчание. О Петре I мало ли кто не писал. А о Пушкине в стихах?! И этого не заметить? Если это плохо, как не разразиться патетической статьей? По форме это классическая драма, уже это достойно внимания, по крайней мере, как современный опыт.

Эти трагедии возникли не случайно. Ее персонажи предстают как ренессансные личности, с обоснованием автора ренессансных явлений русской истории и русского искусства. Это делается у нас впервые. И полное молчание. Или уже и критики, и литературоведы, и искусствоведы перевелись в России? Я вижу, литературный процесс у нас прерван, но не настолько же? И как его вновь запустить, как не новой всеобъемлющей идеей Русского Ренессанса?

Антивирусная программа, трагизм бытия, красота

   14 ноября 2005 года.

Россия не может существовать, не может сохранить единство в пределах РФ, не обладая государственной идеологией, которой нет у нынешней власти, отказавшейся от всякой идеологии, кроме костяшек антикоммунизма и антисоветизма, и продолжающей играть ими. Это игра Смерти с народами России. Это она назначила день "согласия, примирения, освобождения". Сколько во всем этом межумочной лжи! Она, как вирус неведомой болезни, уносит миллионы жизней. Как этого не понять?!

При таковых условиях у гражданина России не может быть иных целей и задач, как выработка антивирусной программы во всех сферах жизни и творчества, где бы он ни подвизался. Ибо нельзя достичь успеха и счастья, когда страна охвачена эпидемией лжи и разрушения.

Моя сфера - литература, искусство, что могло бы остаться моим личным делом, если бы не открытие Ренессанса в России, к чему я пришел в итоге всей моей жизни, в итоге постижений явлений природы и искусства с детских лет. 

Казалось бы, я родился "на незамеченной земле", вдали от очагов культуры. Но атмосфера эпохи имеет всегда решающее значение, особенно атмосфера великих эпох. Во всех нынешних нападках на СССР забывают именно о советской эпохе, высокой, песенно-прекрасной и трагической.

В фильме "Космос как предчувствие" время не воссоздано в его новизне и первозданности, что было характерно для 20-60 годов XX века. Нынешняя рефлексия смазала картину великой эпохи. Даже название фильма неточно, перевернуто, великое, безмерное сведено к чему-то малому и неопределенному.