Александр Керенский - Потерянная Россия Страница 28

Заговорщики в столицах

О посылке отборных офицеров — заговорщиков в Петербург, — о чем в своих воспоминаниях пишет Деникин, — я знал уже за несколько недель до открытого восстания Корнилова. Я не знал только, что этим ведает… сам Верховный главнокомандующий.

Уже с середины июля ко мне стали поступать сообщения о подозрительной деятельности некоторых военных кружков. Тогда в распоряжении Временного правительства не было достаточно хорошо налаженного полицейского аппарата. Старый Департамент полиции с его замечательной организацией политического наблюдения был уничтожен. Военная контрразведка при штабе Петербургского округа еще не оправилась после революции и действовала весьма кустарно. При новом центральном управлении полиции (милиции) политического отдела не существовало. Поэтому приходилось пользоваться не столько результатами наблюдения соответствующих чиновников, сколько помощью добровольцев — доброжелателей, а иногда сообщениями людей, действовавших далеко не бескорыстно.

Таким образом, собранные мною сведения вели нити заговора в трех главных направлениях: 1) в Ставку, в Центральный комитет Союза офицеров, 2) в Совет съезда казачьих войск, в Центральные комитеты некоторых других воинских организаций (Союз георгиевских кавалеров, Военной лиги и т. д.) и в кабинеты некоторых политических деятелей и 3) в кружки юнкеров некоторых военных училищ. В особенности много весьма ценных указаний дал один офицер, непосредственно явившийся ко мне. Нити, им указанные, были осторожно проверены и оказались очень ценными.

В общих чертах работа заговорщиков в Петербурге происходила так. Все руководство офицерскими заговорщическими организациями в столице было сосредоточено в руках полковника Генерального штаба де Симетьера[81]. Он получал директивы из Ставки, а средства — от банкиров, еще в апреле, как я уже писал, занявшихся поисками генерала — переворотчика. Незадолго до восстания, когда в наших руках было уже достаточно уличающего этого полковника материала, чины контрразведки явились на квартиру де Симетьера для его ареста. Однако, предупрежденный вовремя, полковник успел за несколько часов до ареста, переодевшись в штатское, уйти из своей квартиры и через Финляндию скрыться за границу. На его место был прислан из Ставки один из самых деятельных участников заговора в Ставке, помощник генерала Крымова, полковник Генерального штаба Сидорин[82].

Организованные конспиративные военные кружки в полках, военных училищах и Морском корпусе должны были к моменту подхода войск генерала Корнилова из Ставки содействовать захвату внутри Петербурга правительственных учреждений и казарм. Отборные же офицеры с фронта, которых, между прочим по требованию генерала Корнилова, отправлял в Петербург генерал Деникин и другие командующие фронтов, образовывали в С. — Петербурге «боевые дружины» для расправы с Советами и с Временным правительством. Посылались они в адрес председателя некоей Военной лиги, генерала, насколько помню теперь, Федорова. Их штаб — квартирой была реквизированная еще до революции для надобностей Военного ведомства огромная гостиница «Астория».

Одно время заговорщики в Петербурге сильно склонялись к «центральному террору», т. е., попросту говоря, хотели меня убить. Сделать это было весьма просто, так как охрана моя была чрезвычайно несовершенна. Да внешняя охрана и не могла предотвратить убийство, ибо сами террористы или имели ко мне свободный доступ, или находились в числе моей охраны. Так каждое утро до начала докладов ко мне являлся полковник Генерального штаба Клерже. На его обязанности было держать меня в курсе событий на фронте. Я выходил к нему в бильярдную, перед кабинетом, обычно один, и мы оставались с глазу на глаз около развернутой на бильярде карты фронта. Получив сведения о том, что он должен застрелить меня, я несколько дней наблюдал за ним во время наших утренних свиданий, ни в чем не меняя порядка встреч. Полковник, вообще очень замкнутый, выдержанный и спокойный, теперь как будто действительно несколько нервничал. Через несколько дней такой острой игры я, прощаясь с полковником Клерже, попросил его больше ко мне не являться… Он не спросил почему; откланялся и исчез…

Героем второго неосуществленного покушения был юноша- гардемарин. На него выпал жребий застрелить меня в Зимнем дворце. Действительно, здесь не то накануне, не то в самый день начала Корниловского восстания внутренний караул должен был нести Морской корпус. Юноша мог выполнить свой «патриотический долг» совершенно наверняка и без всякого для себя риска. Однако в последнюю минуту вместо Зимнего дворца он оказался у своих ближайших родственников. В чрезвычайном волнении, в слезах, он рассказал им всю историю и заявил, что выполнить выпавшего на него жребия он не может. Родственники гардемарина, близкие знакомые одного из высших чинов в Департаменте милиции, отправились туда. Через несколько часов мне все стало известно. Не придавая делу никакой огласки, я приказал только назначить на другой день в наряд на караул вместо Морского корпуса другую воинскую часть. Гардемарин же благополучно вернулся в корпус.

Должен сказать, что сама идея начать восстание с моего убийства была совершенно правильной, ибо только тогда, — сразу и коренным образом расстроив аппарат правительственной власти, — военные — заговорщики могли рассчитывать хоть на какой- нибудь успех. Однако идея эта вовремя не была осуществлена. Конечно, они твердо решили со мной покончить, но, как будет видно дальше, они предпочитали это сделать в обстановке совершенно для них безопасной.

Вообще, мужественные на полях сражения, в конспиративной работе вырабатывавшие генеральный план наступления на Временное правительство, офицеры предпочитали действовать хитростью, они вели все время двойную игру, прикрывая свои действительные намерения официальными приказами высшей военной власти, действовавшей как бы во исполнение повелений правительства. Впрочем, кроме недостатка гражданского мужества — большевики в этом случае были смелее и нападали всегда со стороны и открыто, не прикрываясь никакими служебными званиями и никогда не присягая на верность Временному правительству, — вести двойную игру вынуждали заговорщиков настроения народа и низов армии. Когда‑то, подымая восстание против императора Николая I[83], петербургские гвардейские офицеры могли непосредственно и прямо обращаться в казармах к своим подчиненным солдатам. На Сенатскую площадь утром 14 декабря 1825 года офицеры — заговорщики шли во главе своих частей. Теперь в казармах у офицеров — заговорщиков никого не было: там они если и могли приказывать, то только именем Временного правительства, против которого злоумышляли. Даже в казачьих полках, даже в знаменитой конной Дикой дивизии, набранной из кавказских горцев, — даже там, уже во время похода на С. — Петербург, офицеры ни разу не посмели даже намекнуть, что они идут свергать Временное правительство. Наоборот, казакам и всадникам объявлялось, что в Петербурге большевистское восстание, что Временное правительство в опасности, что оно уже свергнуто. Нужно спасать столицу и власть Временного правительства! Если же большевистского восстания тогда не было и не предвиделось, то его можно было и выдумать. Накануне подхода войск генерала Корнилова к Петербургу такие попытки действительно и делались: один из злейших заговорщиков, председатель Союза казачьих войск, оренбургский атаман полковник Дутов[84] сам — по заранее установленному плану — делал попытки подстрекнуть уличную чернь к беспорядкам.