Николай Павлов - Его Величество Государь Николай II. Последнее Царствование глазами очевидца Страница 3

Покорный мысли, воле и заветам отца, начал царить Государь Николай II. Экономическое положение было сложно и неблагополучно. Сельское хозяйство не могло не падать: налицо была община – воспитательница лени (и народа, и правящего класса); что могло быть легче для фиска и для управления, чем распоряжение кучами Иванов Непомнящих!

Витте, поднимая на дыбы промышленность при общине и слабеющем сельском хозяйстве и начиная занимать золото, сознательно не открывает глаза обоим Государям. Неопытный в первые годы Государь был всецело в руках старых министров.

Но кризис сельского хозяйства не мог уже быть замолчан. Дутые успехи показной для Запада политики Витте не скрывают кризисов и падения сельского хозяйства. Настало время, когда вся система государственного хозяйства требовала пересмотра.

«Неисчерпаемые» наши богатства не слишком привлекают иностранный капитал, и с 1900 года приток его ослабевает. Повторяется слово «урожай», и на нем начинают строиться вся наша экспортная политика и бюджет. Открыв все денежные краны казны промышленности и торговле (городам), Витте не дает ни копейки – земле, и от нее ждет средств.

По почину Государя, в 1901-м году созывается Особое Совещание Сельскохозяйственной Промышленности.[7] Витте организует его добросовестно, но ставка его на либерализм провинции срывается; до 600 комитетов говорят одно дело (о «конституции» проговорились всего 8 комитетов). Комитеты консервативны; просят уничтожения общины, перехода к единоличному владению, кредита, расселения, переселения и проч. На величайший акт Государя – призыв местных людей – сельская Россия дает решающий и продуманный ответ. Началась сводка капитального труда. Особое совещание работает в комиссиях и подходит к выводам…

Государю была необходима такая помощь, Он ждет ее с мест, проявляя громадный интерес. Как в освободительную реформу Александра II, как в эпоху местной реформы при Александре III, так и в эту эпоху Петербург – его общество и бюрократия – вмешивается двумя течениями. Одни находят ответы комитетов слишком консервативными, другие – либеральными. Чиновный Петербург возмущается – как смеет провинция указывать! Начинается ведомственная, подпольная борьба и интрига. Плеве подозревает Витте. Витте его ненавидит. Два клана борются два года, и течение, якобы консервативное, берет верх. Плеве испрашивает повеление остановить работы Совещания – и на них ставится крест. Труды Комитетов сданы в архив.

Государю неоткуда знать правды, т. к. сводка трудов – не готова, а самый процесс Совещания Ему представлен как опасный шаг со стороны Витте…

Исторический и важнейший акт Государя – созыв Комитетов – сорван! О нем нарочно забудут до 1917 года и будут делать вид забвения до сих пор.

Полно или не полно созванная, но страна, в числе до 50 тысяч местных людей и крестьян, ответила Государю, показав свой разум и верность. Община была накануне конца, а бюрократия и общество ее опять отстояли – для 1905 и для 1917 года…

Злорадно смеялся Витте и его светские друзья, радовались немцы…

Этого мало: на волю Государя был сделан поход, и кампания оппортунистов-чиновников, поныне здравствующих, побудила Плеве испросить Манифест 26-го февраля 1904 года, которым община и неотчуждаемость надела и затруднение выхода из общины и переселения – подтверждались и закреплялись… Это был удар ведомственный по Витте, отразившийся на работе всей местной России, ничего с Витте общего не имевшей…

И лишь в 1907 году первый после Александра I Государь решается сломить общину и дает свободу действия Столыпину. Община надломана, но не сломана. Закон о собственности еще не проведен, но вводится единоличное хозяйство.

На этот закон общество отвечает так: все радикальное общество, бывшее в 80-х годах за индивидуальное право, становится против Столыпина. Враги России поняли, что община – основной успех и ключ революции. Поняли и зарубежные враги, что при объявлении всей земли личной собственностью ее пользователей – народ в десять лет окрепнет, будет непобедим. Начался второй поход, и Столыпина убили.

Его последователи не имели ни энергии, ни разума быстро и энергично закончить эту главную реформу Государя, подымавшую все силы народа и хозяйства и страховавшую от всяких революций.

III

Оглядываясь на истекшее пятидесятилетие, можно показать, как прикованное к земле сельское население постепенно оскудевало, как с наступавшим недомоганием падали нравственность и порядок. Еще недавно крепкое духом и совершенно покойное население развращалось. Наступило оскудение и с ним пьянство, ропот и развитие легендарной лени…

Радикальное общество это видело и, не касаясь экономических причин, отстаивая общину, твердило о спасении – в конституции, сознавая, что именно в общине народится деревенский бунт, без которого городская вспышка, как в 1905 году, будет безрезультатна. Отсюда – борьба и ненависть к Столыпину, ряд покушений и убийство. Отсюда ненависть к поместному дворянству, знавшему правду.

Но не этим одним исчерпывается история отношений общества ко всем начинаниям Государя Николая II: в знатных верхах Петербурга издавна повелась борьба против всяких «новшеств» и земельных реформ; борьба против переселения, расселения, против развития земельного и иных кредитов. Владельцам латифундий, живущим в Петербурге, нужны были сельские рабочие и дешевые руки. Это корень их интересов, а последствия падения общины – переселение, расселение и прочее – сократило бы многочисленную и дешевую рабочую силу. Отсюда многолетняя защита общины в Государственном Совете и в составе бюрократии. Отсюда пренебрежение к поместному дворянству, уездному земству и Особому Совещанию. Отсюда скрытое недоброжелательство к Столыпину. Отсюда издавна чинимые всякие препятствия переселению, расселению и прочее. За двадцать лет Государственный Совет восемь раз высказывается против земельной реформы и переселения, и министерство Внутренних Дел ведет переселение спустя рукава и само же своим земским отделом в течение 20 лет тормозит его.

Безземельная интеллигентная бюрократия мыслит по руководству радикалов, за общину; она безразлична к сельской жизни или ничего не смыслит и прислуживается перед знатью во имя карьеры…

Так длилась при трех Государях защита социалистической крепости – общины. На долю Государя Николая II выпало покончить с ней. Его лучший министр был снят с пути, и нерешительно надломленная община продолжает нести свою службу врагам рода человеческого, умерщвляя чувство собственности, права и труда.

Нельзя, однако, не предвидеть, что надлом в роковом общинном начале, совершенный с опозданием на полвека Государем Николаем II, и очевидность выгод хуторского и личного владения не пройдут даром, и в той же общине самотоком забродит природное и непобедимое ничем чувство собственности и личности, и в ней же, наперекор всем идиллиям одних и подлым умыслам других, будут пущены корни народного непреодолимого желания к свободе, труду и личному достатку. Рано или поздно народ сам разобьет общину… если, что будет неудивительно, не покончат с нею сами социалисты-большевики, введя институт собственности.

В истории «расхищения Самодержавия» пример упразднения работ Особого Совещания 1901 года и сокрытия от Государя правды – один из разительных. Показателен он и в смысле той пропасти, которая залегла между землей и городом. То был первый за сто лет голос земли, и Петербург заглушил его от Царя – по «ведомственным» соображениям и по духу злой интриги, царившей в обществе.

Что была для бюрократии Россия? Сельское хозяйство?.. Жизнь текла мирно. Деньги нужны были для убыточной промышленности, на уплату процентов займов, на скрепление Европейских сношений. Община лежала грузом на главном сельском производстве страны, грузом на свободе труда, на всем государственном хозяйстве… мы отставали только из-за нее…[8] и полвека бюрократия из-за оппортунизма и лени, а общество по злому умыслу оберегали это сокровище, доказывая Монархам важность сохранения фискального аппарата, славянское ее начало, отсутствие средств для земельной реформы, недостаток межевых чинов и прочее.

Возможен вопрос: но оба Государя не могли не знать доводов против общины? Знали, и оба стремились начать реформу, но каждый раз дружный хор бюрократии авторитетно убеждал: в несвоевременности «ломки» строя, в опасности от будущего пролетариата, опасности сокращения рабочих рук на местах в имениях, в невозможности перехода на частное владение за отсутствием кадастра… а главное – за недостатком средств для осуществления этой «грандиозной» реформы! В эпоху освобождения крестьян, под знаком отсутствия кадастра и межевиков, торопливо строилось на общине освобождение крестьян, и борьба около общины шла до 1905 года, когда вред ее стал очевиден, а «земля» стала лозунгом революции. Ценою крови решилась участь общины, но враги государства спохватились и начали вновь ее защищать и восстанавливать.