Таня Перес - Дитя дорог Страница 41

– Помнить: не задавать вопросов, не разговаривать во время фильма, не рассказывать ни маме, ни папе, ни тете ничего!

– Почему надо скрывать?

– Скажи, пожалуйста, а почему руки моют каждый день, а ноги никогда?

Я всегда хотела ответить ему, что я к своему величайшему стыду мои ноги каждый день, но я знала, что ему не понравится этот ответ. Я выбрала тишину, лучше не задавать вопросов. Сейчас вдруг перед моими глазами прошла эта картина, и я напомнила дяде рассказы нашего кино. В ответ дядя Павел меня обнял, и я увидела в его глазах настоящие слезы.

– Ты это помнишь, моя маленькая букашка?

– Я помню очень много, я все помню. Я помню нашу последнюю картину дома, огонь, конец тети Рули, – мы называли так нашу тетю Рахель. – и не только это я помню.

Мы оба замолчали. Последняя часть дороги прошла в тишине.

Перед тем как мы зашли в дом, где жил дядя Павел, он остановился перед дверью и сказал мне очень тихо, по-русски:

– Таточка, ни одного слова никому, абсолютно никому! У меня есть подруга жизни, ее зовут Софи, может лучше сказать Софика, как говорят по-румынски. Со временем я тебе все объясню. Она говорит только по-румынски. Фактически, она понимает русский, она может сказать тут и там какую-нибудь фразу.

Я окаменела.

Я вынула свою руку из его, и почувствовала, что ужасный холод охватывает меня со всех сторон.

– Как она приклеилась к тебе?

– Она ко мне не приклеилась, она спасла меня от смерти.

– А как? Ты выглядишь совершенно здоровым.

– Сейчас я здоров. По дороге с Днестра до Балты я заболел тифом, а она ухаживала за мной с большой преданностью! Ее мужа убили румыны по дороге.

– Если они румыны, так почему румыны его убили?

– Его беднягу убили, потому что он не был румыном, он был русским. Или он что-то сказал, что им не понравилось.

– Ага, – отвечаю я. – Я понимаю. Ты ей благодарен, но почему ты был должен на ней жениться?

– Нет, я на ней не женился, что я с ума сошел?!

– Сделал хорошо! Но, что, ты не можешь от нее избавиться? Ты наверно не можешь, правда?

– Пока она мне не мешает, она только помогает. Давай зайдем. У-лы-бать-ся!!!

Открывается дверь. За ней стоит маленькая женщина, немного толстенькая. Одета в черное платье. Волосы черные, глаза круглые черные и холодные. Лицо покрыто множеством слоев косметики, по обычаю румын. Она протянула мне руку и на ее лице была улыбка, но ее глаза не улыбались. У меня промелькнула мысль: здесь мне не будет хорошо. Этот румынский ледник не оставляет во мне приятного впечатления!

В этом доме было много комнат. Вход был через большую кухню, которая могла называться и гостиной. Мебель была очень красивая и старинная. Это все производило очень приятное впечатление. Было тепло. Две женщины подошли ко мне, обняли меня и поцеловали. Одна из них была старая. Она выглядела на семьдесят лет, сейчас я не уверенна, что она была настолько стара, я думаю, ей не было семидесяти лет. У меня никогда не было понятия о возрасте, например, в прошлом я думала, что моей бабушке сто лет. По правде, ей было пятьдесят пять, когда она умерла, это я поняла потом. Я стояла перед этими очаровательными женщинами, говорящими на прекрасном русском языке. Ясно было, что они не украинки, а настоящие русские. Они меня захватили и сказали дяде Павлу и его «жене»: – мы займемся ребенком.

Я поворачиваюсь к «даме» и говорю:

– Они, наверно хотят меня помыть.

Она отвечает кислым голосом:

– Я себе представляю, что ты полна вшей.

Вот такая радушная встреча ждала меня в доме моего любимого дяди Павла. Со временем, я поняла, что в этом доме есть определенный порядок. Дядя и его «жена» снимали две комнаты, спальню и столовую, у старой дамы.

Она действительно была старой и такой же была ее дочь. Обе жили во второй половине дома. Со временем, я поняла, что у них было две комнаты: спальня и колоссальная библиотека. Столовую они отдали дяде Павлу за деньги. Я сразу же поняла, что у дяди не было проблем с деньгами, и решила об этом не думать. Обе женщины разговаривали со мной мягко и с симпатией. Они меня хорошо помыли, так же как в больнице, тщательно просмотрели на мои коротенькие волосы и не переставали восхищаться моей красотой. Когда я увидела себя в большом зеркале в ванной комнате, я страшно удивилась. Я давно себя не видела и поняла, что я сильно изменилась. Я была очень худа, руки и ноги были тонкие и слабые, а мои коротенькие волосы наконец-то приобрели свой настоящий цвет. Насчет моего лица я не могу ничего сказать, на кого я похожа, на себя или на кого-то другого. Я не верила восторгам обеих дам. Думаю, что они хотели меня приободрить.

Пришла очередь одежды. Женщина помоложе, дочь, подошла к своему шкафу и вытащила оттуда вязанную белоснежную шерстяную блузку, беленькую маячку, и самое интересное, широкую зеленую юбку. Они нашли в своем шкафу ароматное мыло, которое напомнила мне многое. Мне кажется, что я снова превращаюсь в человеческое существо. Единственная проблема, которая осталась, были мои сапоги, которые со временем стали страшными. Интересно, почему они так быстро превратились в ничто? Этому не было замены.

– Твой дядя принесет тебе сапожки из коммуны. У нас нет подходящего размера. У нас большие ноги.

– Я не видела тут грязи. – Отвечаю я.

– Здесь есть и грязь, и слякоть и снег. Всего есть вдоволь! Давай мы тебя накормим.

Меня посадили за стол. К моему величайшему счастью я вижу большую кастрюлю борща! Пришло время еды.

– Я прошу прощения, что происходит с моим дядей и его женой? Они не ждут меня к обеду?

– О… а! Будь спокойна. Твой дядя вернулся на работу, а его жена пошла спать.

– Она ест одна?

– Нет, нет. Она кушает с твоим дядей, но она на диете.

– А почему? Она больна?

Обе женщины начинают совершенно по-детски хохотать.

– Она не хочет растолстеть. У нее особая еда.

По их тону я поняла, что она не имеет ни малейшего желания меня вскоре увидеть. Отложили встречу.

– Я вижу, что у вас замечательная библиотека!

– Да, наша библиотека очень даже богатая. Мой папа был библиотекарем.

– Какое счастье, – говорю я. – Я обожаю читать. Я могу только читать, есть, спать и все, я счастлива!

– Да, – говорит молодая. – Я тоже такая. А что случилось с твоими ручками, Танюша?

– Замерзли. Во время странствий. И ноги тоже.

Обе женщины не поняли и не могли понять то, что они слышат.

– Что за эшелоны?

Я рассказываю им о бессарабских евреях, о моих родителях и даже об ужасной смерти моей бабушки. У них текут слезы из глаз, они меня обнимают и говорят:

– Не бойся, не волнуйся. Это все позади. Твой дядя нам сказал, что тебя он обожает больше всех в мире. Еще он сказал, что у него никогда не было и никогда не будет детей. Ты его единственный ребенок!