Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских Страница 53

Без преувеличения можно сказать, что кратковременные выходы в море на стрельбы, учения или отработку задач — самое значительное испытание для экипажа на выносливость. Кто служил, знает, что в продолжение этих нескольких суток спать практически не приходится. От тревоги к вахте, от вахты снова к тревоге время спрессовывается в бестолковый спутанный комок, состоящий из непрерывной цепи событий. За полноценную полуторамесячную автономку устаёшь меньше, чем за неделю такого кувыркания. А тут ещё и спать негде — красота!

Может быть, кому-то из читателей покажется, что я уделяю слишком много внимания различным бытовым неудобствам. Наверное, так оно и есть, но, как говорится, у кого что болит, тот о том и говорит. Во времена лейтенантской юности именно эта проблема представлялась мне наиболее важной. Акценты моих переживаний были странным образом смещены. Я оставался совершенно спокоен, выходя в море на корабле, которому ещё лет десять назад надо было уйти на заслуженный отдых, и не чувствовал никакого дискомфорта от осознания того, что в нём не то что погружаться, а просто у пирса стоять может быть опасно. Но за неделю до выхода я начинал беспокоиться и переживать по довольно-таки глупым вопросам:

— Где я буду спать? Что взять с собой тёплого, чтобы на мостике не околеть? Где от бойцов спрятать новые ботинки, чтобы не упёрли? И т. п.

Ну вот, я опять отвлёкся на второстепенные рассуждения, а между тем уже прозвенел сигнал отбоя тревоги и прозвучала долгожданная команда:

— Боевая готовность номер два подводная, второй боевой смене заступить!

Это означает, что тревоге конец, можно с чистой совестью отойти от мест, и если не твоя смена заступать на вахту, то можно заняться своими делами.

Отлично! У меня остаётся ещё час свободного времени. До вахты надо успеть поесть и самое главное — захватить достойную лежанку.

В отсеках — броуновское движение. После отбоя тревоги у каждого находятся неотложные дела. В шестом толпится внушительная очередь из желающих попасть в гальюн. В пятом у умывальника — очередь не меньше. Из крана пока ещё бежит пресная вода (механик, слава богу, на базе успел запастись), но если плавание затянется больше чем на неделю, мыться вновь придётся забортной. Но это не так страшно, как кажется. Только поначалу морская вода щиплет глаза и при высыхании неприятно стягивает кожу. Потом морда лица дубеет, просаливается, приобретает кирпичный оттенок, и никакие внешние раздражители ей уже не страшны. Со временем и в быту всё становится гораздо проще. Разные интеллигентские замашки типа мыться каждый день, пресной водой, да ещё и с мылом, или такие извращения, как персональная постель и чистые простыни, остаются в прошлом даже у тонких ценителей комфорта.

Стало немного прохладнее. Хотя нет, слово «прохладнее» здесь не совсем уместно — стало не так жарко. С глубиной температура забортной воды пошла на убыль, раскалённый на солнце корпус субмарины охладился, и все металлические части покрылись серебристыми каплями влаги. Слёзы конденсата змейками стекают вниз по вогнутой поверхности бортов. Жизнь в замкнутом пространстве уже не кажется таким кошмаром, как это было пару часов тому назад.

Вымыв физиономию, протерев липкое тело влажным полотенцем, начинаешь ощущать себя вполне сносно. А если помимо трусов и промасленных тапочек, которые в данный момент являются единственной принадлежностью туалета, надеть брюки со стрелками, кремовую рубашку, вылить за шиворот полфлакона «Тройного» одеколона, то можно и за офицера сойти. В таком виде даже на берегу появиться не стыдно. Если при этом удастся скрыть нездоровый блеск слезящихся от дневного света воспалённых глаз, напрячься и придать лицу достаточно одухотворённый вид, то никто и никогда не догадается, что ты только что вылез из подводной лодки. Как мало всё-таки человеку надо. Совсем не обязательно создавать ему хорошие условия. Достаточно прессануть немножко, подержать пару месяцев в экстриме, а потом слегка ослабить хватку — и он будет счастлив.

Вот и я уже вполне счастливый, надеваю штаны, рубашку, иду на ужин.

34

Макароны по-флотски под соусом текущего момента

В кают-компании, как и ожидалось, полный аншлаг, все места заняты. За убогим столом вместо шести расчётных полубочком, поджав к рёбрам локти, разместились восемь человек. Командир уже поел и ушёл в «центральный», но его пустующее во главе стола кресло никто не занимает. Незыблемые флотские традиции!

Офицеров корабля в кают-компании только трое: замполит, штурман и старпом, остальные места заняты оголодавшими пассажирами. Несмотря на жару, они мечут за обе щеки усиленный подводный паёк, и видно, что пока им здесь всё нравится. Зная, что мне скоро на вахту, старпом поступательными телодвижениями немного утрамбовывает едоков, и я протискиваюсь в образовавшуюся щель.

На ужин — шпроты, гороховый суп, макароны по-флотски и… речь замполита по вопросам текущего момента.

Зам наш и так-то любит покрасоваться на публике, а тут ещё новые люди, да в каюте за фанерной переборкой начальник политотдела бригады слышит каждое его слово — как не воспользоваться моментом и не показать себя во всей красе? Яростно размахивая вилкой, что могло быть небезопасно в столь стеснённых условиях, он с жаром доказывает штурману, что текущий момент как никогда благостен.

— Демократизация, плюрализм, гласность — не пустой звук. Перестройка дала нам реальные возможности по выявлению недостатков и борьбе с ними, — самозабвенно и с чувством вещает зам. — А разрядка международной напряженности? А мирные инициативы? Совместными усилиями мы разрушаем железный занавес! Запад уже не воспринимает нас как врага. Наша открытость наглядно демонстрирует мировому сообществу стремление партийного руководства страны к диалогу. Всё это даёт нам реальные шансы на полномасштабное сотрудничество со странами капиталистического лагеря во всех сферах деятельности, в том числе в экономике. Это ли не подтверждение нашего правильного выбора и правильности курса?

Зам делает значительную паузу, словно ожидая бурных и продолжительных аплодисментов, и с победным видом обводит взглядом присутствующих.

Присутствующие, не переставая жевать, одобрительно кивают, кто-то замечает, что на международной арене и так всё хорошо, не мешало бы Горбачёву начать действовать и внутри страны, только штурман, к которому, собственно, и была обращена эта речь, пребывает в задумчивости. Имея на сей счёт особое мнение, он не ввязывается в спор