Михаил Новиков - Из пережитого Страница 54

— Да в том-то и горе, — говорю, — что я ничего не вижу, чтобы веровать во все чудесное и непонятное, чем полон катехизис.

— Как вы не видите чудес вот этого мира, земли и неба, — с увлечением заговорил он; — не знаете тайны жизни и смерти, тайны перерождений человека из животного в духовное, из зверя в ангела; тайны роста собственного разума, тайны бесконечного видимого и невидимого, тогда вы совсем слепой человек и мне вас очень жаль. Вы ослепли, как тот человек, который долго глядел на солнце!

Я сказал, что во все эти тайны я верю, верю и в тайну бытия Божия, и в Его закон, вложенный в душу человека, верю и в вечность духовного сознания, но вот в реализацию церковных этих тайн от понятия Бога в непонятной Троице, до понятия надобности крестить младенцев, и веры в пресуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Бога — в это никак не могу верить и не понимаю, какой прок в такой вере.

— Если вы искренне верите в Бога, — сказал он примиряюще, — то я надеюсь, что Он вразумит вас и во всем остальном и приведет вас в Церковь, и тогда у вас ни в чем не будет сомнения. Бог — это главное, а остальное приложится.

Попросив моего согласия приехать ко мне и еще раз для беседы, он стал прощаться.

— В Божьем мире все хорошо и прекрасно, прекрасна и наша жизнь, если только мы сами ценим этот мир и идем к нему навстречу с открытой верой, — сказал он на прощание.

— Чудесно, — говорю, — я как раз толкую о том же, что Богу жизни и мира надо служить не отвлеченно: в обрядах, Таинствах и догмах, а только в чистой, трудолюбивой и трезвой жизни, стремясь все выше и выше к Его совершенству, и прежде всего этого не должны забывать так называемые пастыри и учители и показывать примеры такой жизни, а этого-то я в них и не вижу.

Глава 38

Праздничное пьянство

Отступивши от Православия, само собой мы бросили и старые привычки праздничного пьянства, хождения по гостям и приема их у себя по-праздничному, что, конечно, поселяло и большую зависть к нашему новому быту, и большую злобу. Ведь праздников в году много, все их нужно праздновать честь честью, а ведь у всех родство, кумовство, нужно всем угодить и удружить, чтобы не было обиды, а это ведь требует и большой заботы и хлопот, и постоянных затрат, и денег, и времени. А мы стали жить свободно, и никаких таких праздничных обязательств у нас не стало ни по отношению к себе, ни по отношению к родным и знакомым. Любители праздничной выпивки нарочно заходили к нам в праздники и поздравляли. Я, конечно, с ними разговаривал, не угощая ничем, а тем более водкой, которая в нашем доме никогда не стала и появляться. Поговорит, поговорит человек в праздничных тонах и как бы вдруг спохватится:

— Ну, ты соловья баснями не корми, а хоть маленькую баночку для праздника поднеси. — Я наливал из самовара стакан кипятку и подносил.

— Это ты сам пей, — ругался гость, — вода-то и мельницу ломает, а ты водочкой угости.

Я смеялся и перечислял ему все те случаи, когда и кто пьяный замерз или умер; перечислял случаи пожаров, драк и всяких скандалов и болезней от пьянства и советовал не пить.

— Ты еще скажи, чтобы мы и хлеба не ели — черт не ест и не пьет, а все в аду живет, и нас ты хочешь окаянными сделать, чтобы мы друг друга не знали, — возражали такие гости. Я обрывал такую философию и говорил, что все это они врут и глупости городят. Живем мы все рядом, друг к другу за всякой нуждой ходим, как тут еще друг друга знать надо? Компанию водить и без водки можно, пожалуйста. Поставил самовар, положил белого хлеба, вот тебе и угощенье, и беседуй вокруг самовара. И дешево, и голова не болит; да никакого и скандала не будет, как на пьяных праздниках.

Гости удивлялись, что мы не берем водки, обижались, но в конце концов привыкли к нашим порядкам и стали перенимать. А в особенности это нравилось женщинам, и они в спорах с пьяными родными указывали на нас как на пример и хвалили нас. «Вы, вот прожрете на винище пять рублей за праздник, и не сыты не голодны, только ругань от вас да песни похабные, а они рубль проживут на белом хлебе и то сытнее нас будут», — говорили они.

А на одной сходке, когда был старшина Кузнецов для учета старосты, вычитывая список недоимщиков, он сказал:

— А вот у Михаила Петрова нет недоимки, хотя у него и хозяйство малое и со стороны нет податчиков.

— Ему можно, — со злобой осуждения сказал староста Василий Захаров, большой охотник до праздничного пьянства. — Нам всякий праздник в 5–10 рублей вкатает, а Покров и Пасху и в 20 не вогнешь, а он, небось, и по рублю не проживает. У него все деньги целы против нас.

— Он и дом-то на поповы деньги выстроил, — сказала Вырцова Мария.

— Хороший мужик, — похвалил старшина, — вот кабы вы все-то так деньги берегли и так бы жили, никакого и греха с недоимкой не было бы. А то вот придется продажу делать у недоимщиков. Земский с меня тянет!

— По его жить — нужно людей не знать, — также со злобой заговорили другие мужики. — Он живет как окаянный: и сам не идет, и к себе никого не принимает, а мы так не можем. Еще не научились его басурманству.

— Ну это еще не видать, кто из нас бусурмане, — заступился старшина, — а только порядку и в жизни нашей и перед начальством было бы больше, если бы все так поступали. Я знаю, у него и в хозяйстве больше порядку.

И тут начался общий спор и за меня и против. В спор вступали женщины и против них мужики никогда не могли устоять, они указывали примеры и своей нужды, и своих болезней от праздничного пьянства и забивали мужиков.

— Врут они, что ко мне люди не ходят, — говорил я громко, — редкий день пройдет, чтобы ко мне по разным делам не ходили, ходят даже из других волостей, никого не гоняю. И начинаю рассказывать: приходит на днях старик из Ивановки, жалуется на священника, говорит, что не венчает его сына без уплаты 19 рублей, которые он насчитал на него со старыми долгами. Спрашивает: «Нельзя ли сократить попа?» Я говорю, что сократить никак нельзя, а вот совсем ничего не платить — это можно. Старик радуется: «Что же, архиерею что ли написать?» — Это не поможет, — говорю, — архиерей сам деньги любит и попы ему оброк платить обязаны. Нужно, — говорю, — только ему работы не заказывать, вот и платить не надо. Нашел твой сын себе невесту, и пускай без попа сходятся и живут, никто этому не помешает.

— Это ты на свою бирку гнешь, — догадывается старик, — а мы так не можем, люди судить станут.

— А не можете, — говорю, — тогда надо платить по его расценку, он тоже вправе за свой труд спрашивать.

— Ну, вот, — смеются бабы, — а говорят Михаил Петрович против духовенства идет, он их интересы соблюдает.