Николай Долгополов - Главный противник. Тайная война за СССР Страница 56

Сложилось все прозаичнее, зато гораздо логичнее. Рекомендовала в отдел переводов старшая сестра жены Эли — Серафима Степановна, по-домашнему — Морэн. Она и сама там уже трудилась, и Вилли, который после армии никак не мог найти работу, туда же пристроила.

Можно сказать, что Вильяму деваться было особо некуда. Он поступил в художественное училище, нынешнюю Строгановку, но душа не принимала новых форм современного революционного искусства, который с энтузиазмом проповедовали передовые преподаватели. Он был сугубым реалистом, и, несмотря на тягу к живописи, быстро покинул институт. А другой, где изучал почему-то Индустан — закрылся: арестовали как сталинского оппозиционера его ректора. Так что высшего образования, в отличие от всего, что о Фишере-Абеле пишется, он не получил. Собирался даже завербоваться радистом и поехать на зимовку к полярникам. Но как тогда с любовью? Он же женился 7-го апреля 1927-го, и оставлять молодую жену ой как не хотелось. Еще предлагали в научно-исследовательский институт радио, но на такую грошовую зарплату…

Отношения с родителями складывались сложно. Особенно с суровой матерью. Был в его жизни эпизод, перевернувший многие представления о семейном счастье. Летом 1921-го шумной компанией отправились дети вернувшихся издалека революционеров купаться на подмосковную речку Учу. И Вилли — с ними, хотя плавать не умел. Как-то еще в Англии отец и старший брат Гарри, он же Генри, кинули его, упиравшегося, в английскую речонку, чтобы научился плавать. Он выплыл. Но такой появился страх, что больше в воду никогда не входил, загорал, читаю книжки, на берегу. А Гарри — первенец и любимец семьи плавал прекрасно. И когда маленькая девчушечка, с ними приехавшая, начала тонуть, сразу бросился на помощь. Отличный пловец девочку спас, а сам утонул, не выбрался из омута. Его вытащили и Вилли не растерялся, делал брату дыхание рот в рот, не отдавал тело… Добравшись до дома, до Кремля, где жила тогда семья, со слезами сообщил о гибели брата маме. И та, потеряв самообладание, чуть слышно, но выдохнула: «Почему не Вилли?» И Вилли это «почему?» услышал, осталось оно с ним на всю жизнь трагическим и безответным. А когда безработный, никак не находивший себя в советской жизни Вильям женился, то мать, да и отец тоже, без всяких предупредили: тебя-то еще тянули, ну а жену… И у Вилли было на это что ответить. Со 2-го мая 1927-го он уже работал в ОГПУ. Хотя выяснилось, что и водятся за сыном старого большевика, лично знавшего Ленина, некие грешки. Армейская характеристика, предоставленная в ЧК, пестрела записями нелестными. Ладно, что однажды уроженец Ньюкасла-на-Тайне потряс всю казарму, явившись на утреннее построение в пижаме. Строгий ротный простил, понимая, что более способных учеников, чем этот то ли немец, то ли англичанин да еще Эрнст Кренкель (будущий Герой Советского Союза, радист экспедиции челюскинцев — авт.) у него нет. Следили за Фишером пристально и писали черным по белому: «Требует внимательного руководства. Легко поддается влиянию окружающих товарищей». Ну, да это ладно, было еще нечто похуже: «Служа в Красной Армии, общался и переписывался со своими друзьями из Англии и Германии. К нему в батальон во Владимире даже приезжал член Исполкома Коммунистического Интернационала Молодежи». Но уж очень лакомым он был объектом для разведки. И после личной беседы, точнее собеседования, с начальником ИНО (аналог нынешнего директора Службы внешней разведки) Мейером (Михаилом) Трилиссером в органы все же взяли.

Первая должность — помощник уполномоченного Восьмого отделения. В переводе на современный русский Фишер сразу попал в научно-техническую разведку. Приметили его необыкновенное умение мастерить из всего, что только попадалось поду руку, радиоприемники, разные сложные приспособления. Хотя и корпел над переводами, да составлением отчетов по британской прессе, но эдаким «белым воротничком разведки» никогда не оставался. В ту пору существовала в Чрезвычайной комиссии практика посылать всех своих независимо от специальности на боевые задания. Однажды Вилли, как начальнику группы, выпало делать обыск в подмосковном городке. По агентурным сведениям предполагалась, будто местный богатей прячет от Родины запасы драгоценных металлов. Провозившись целый день с обыском под уверения хозяина: «Богом клянусь — ничего нет, ваши все еще в революцию отобрали», под вечер раздосадованный Фишер с приданным в его распоряжение младшим командиром и двумя курсантами забрались отдохнуть на сложенную у дома поленницу. Под их тяжестью она и развалилась, да еще рассыпалась серебристой россыпью монет. Фишер с группой собрали урожай в пять пудов серебра. Богатство реквизировали, а Фишеру была объявлена первая за работу в Чрезвычайке благодарность.

Он рос, и характеристики приобрели тон иной. «Товарищ Фишер — хороший тех. работник, очень добросовестный и аккуратный. Используется не только как переводчик, но и как пом. референта». И вывод исключительно благоприятный для карьерного, как бы сейчас сказали, роста: «Работник перспективный. Партийно активен… Много работает над своим образованием».

С этим обнадеживающим его перевели в Первое отделение ИНО. Именно так называлась в ту пору нелегальная разведка». Он тщательно изучал или припоминал жизнь на той стороне. Читал знакомые с британских времен газеты, составляя по ним отчеты, направлявшиеся неизвестно куда и кому.

Но главной задачей было совершенствование в радиоделе. Хотя здесь-то его мгновенно зачислили в асы. Но учили работать, хлопая во время сеанса по столу книжками и что-то выкрикивая под ухом. Готовили радистом к «закордонной работе». Он и сам это понимал, видя вокруг себя множество людей с биографиями схожими: верные партии иностранцы или, как и он свои, но «оттуда» возвратившиеся, познавшие «ту» жизнь не по лекциям и не по учебникам.

Народ из его отделения, которым командовал Яков Серебрянский, «дядя Яши», как его звали в ИНО, жил и трудился по своим законам, иногда не стесняясь заскакивать даже на чужую территорию. Иными словами вели ребятки «закордонную разведку».

Замаячила где-то на горизонте первая закордонная командировка. В нее Фишер и отправился в 1930-м году вместе с женой, крошечной Эвелиной и животными. Тут очень пригодилось то ли благоразумие, то ли талант предвидения старого подпольщика Генриха Фишера. Приехав в СССР, Фишеры предусмотрительно не отказались от британского подданства. И молодой безработный, а совсем не сотрудник ИНО Вильям Фишер, обратился в консульство Великобритании с просьбой вернуть ему паспорт № 20739. Ведь родился-то в Ньюкасле-он-Тайне 11 июля 1903 года и не по его же вине допустили родители роковую ошибку, приехав в Совдепию. А тут жена, ребенок — плюс подозрительное отношение со стороны властей и отсутствие перспектив. В консульстве все тщательно взвесили и скоро Вильям с молодой женой и дочерью по вполне легальным, абсолютно подлинным документам перебрались в Норвегию. Почему-то долгие годы место той, первой нелегальной командировки, долго скрывалось. Якобы оставались какие-то связи, обязательства перед друзьями СССР на нас работавшими. Потом запрет сняли и теперь я могу смело написать, что в Осло, а также в других крупных городах Скандинавии радист нелегальной резидентуры Фишер, которому был присвоен оперативный псевдоним Фрэнк, открыл немало подпольных радиоточек, исправно снабжавших советскую разведку оперативной информацию. Фрэнк действовал под правдоподобным прикрытием радиоинженера, пытавшегося наладить свой маленький бизнес.