Маршалы Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд Страница 64

Саксонская кампания началась трагедией. Уже второй раз со времени основания империи в бою погиб ее маршал. 1 мая, в самый первый день похода, Бессьер, бывший роялист и ближайший друг императора, отдал свою жизнь за Францию.

Началом битвы послужила атака французов против русского авангарда, перешедшего Эльбу и расположившегося в Позернском дефиле. У Риппаха русские заняли сильные позиции и выставили артиллерийские батареи, так что французам пришлось брать дефиле штурмом. Бессьер со своими гвардейскими стрелками выдвинулся вперед. Когда же битва была выиграна, его нашли уже мертвым — пушечное ядро раздробило ему грудь. Когда его опознали, тело маршала покрыли плащом. Все те, кто любил его, были вне себя от горя. Подошедший Ней внимательно взглянул на тело героя и задумчиво произнес: «Это была хорошая смерть, наша смерть!»

Гибель Бессьера усилила мрачные настроения среди офицеров штаб-квартиры императора. В отличие от Массена, Бернадота или Нея сын лангедокского хирурга не нажил себе много врагов. Его ненавидел Ланн, но Ланна уже не было в живых. Массена не простил Бессьеру его бесполезные советы и малозначащую помощь в Испании, но Массена сошел со сцены и таился в одиночестве. Все же прочие в армии искренне сожалели о Бессьере, позабыв тот фатальный совет, который он дал Наполеону на Бородинском поле по поводу гвардии, и памятуя только о его храбрости, безупречной вежливости и полном отсутствии высокомерия. Бессьер всегда держал себя с достоинством, любил простого солдата и делал все, чтобы защитить его интересы. Он не был уж слишком талантливым человеком, но он пользовался популярностью, и Наполеон считал его преданным другом. Услышав о кончине Бессьера, император отложил все свои дела и написал трогательное письмо вдове маршала.

На следующий день французская армия отогнала русских, а еще через день на лютценской равнине, на которой в 1632 году погиб шведский герой Густав Адольф, французы одержали победу, которую можно было бы назвать блистательной, если бы они располагали достаточно сильной кавалерией, чтобы обеспечить преследование отступающего противника. Героем битвы стал Ней, весь день проведший под градом ядер рядом со своими новобранцами и потом объявивший Наполеону, что они держали себя выше всяких похвал. Стратегическое значение этой битвы было не очень велико, но зато она заметно повлияла на умонастроение союзников. Стало очевидным, что сильные потери в России и Испании не подорвали уверенность французского солдата в своих командирах и в своем умении воевать.

К сожалению, у французов недоставало кавалерии, что не позволило им полностью воспользоваться итогами своих побед. Действительно, под Бауценом произошло то же самое, что и при Лютцене. В этой битве Ней с 60 тысячами пехоты твердо удерживал свои позиции, тогда как сам Наполеон наполовину окружил противника. Однако надо было считаться с колоссальными резервами у русских и пруссаков, с тем, что Швеция готовилась объявить войну, Австрия колебалась, а англичане колотились в дверь черного хода. Так что же давал десяток побед, подобных победам при Лютцене и Бауцене? Одержав победу при Бауцене, Наполеон воскликнул: «И после всего этого кровопролития — ни одной пушки, ни одного военнопленного? Они же нам подковы не оставляют!» Положение, хотя еще и не ставшее отчаянным, вызывало тревогу у всех понимавших его военачальников. Одним из них был Бертье, который, собравшись с духом, однажды посоветовал Наполеону принять весьма умеренные условия мира, которые предлагали ему союзники.

Бесполезно. Наполеон осадил Бертье, а затем и резковатого и прямого Удино, который, услышав от императора, что мирные предложения союзников неприемлемы, ответил так, как это мог бы сделать Ланн: «Итак, мы продолжаем войну? Скверное дело!» Наполеон, ожидавший от него готовности согласиться, присущей скорее Виктору, был настолько раздражен замечанием Удино, что приказал ему удалиться. Удино как ни в чем не бывало подчинился, а через час его друзья нашли маршала играющим с детьми. «Вы очень повредили себе в глазах императора!» — заметил кто-то из них. «Глупости, — рассмеялся Удино. — Я нужен ему, и назавтра он меня простит». Маршал оказался прав. Жертвовать старыми друзьями было просто нельзя. Слишком много новых, пробормотав извинения, начинали его покидать.

Союзники теперь предпочитали не нападать на те корпуса, где предположительно мог находиться Наполеон, и нападали только на его оказавшихся в одиночестве помощников. Такая тактика била по самолюбию старого Блюхера и Витгенштейна, русского генерала, унаследовавшего от Кутузова командование русскими войсками, но она приносила хорошие плоды. В начале июня Наполеон согласился на шестинедельное перемирие. Это решение, правда, оказалось фатальным. Действительно, оно позволяло ему вызвать из Италии армию Евгения Богарне, но оно одновременно давало возможность его противникам подтянуть собственные резервы и удвоить силы коалиции.

В Испании Сульту удалось поднять боевой дух частей, спасшихся после разгрома под Виторией, и он даже начал наступление через знаменитое Ронсевальское ущелье. Однако самое лучшее, что он мог предпринять с имеющимися у него войсками и материальной частью, — это вести оборонительные бои, удерживая занятую им территорию, и ждать утешительных новостей из Центральной Европы.

Но они не приходили. Упорно и неразумно император отвергал мирные предложения тех, которые его по-прежнему боялись. Ему предлагали оставить Италию, Швейцарию, Фландрию, левый берег Рейна и титул протектора Германского союза. Бертье умолял Наполеона принять эти предложения, но тот категорически отказывался. «Восстановить папство и отдать Польшу, Испанию и Голландию? — восклицал он. — Это было бы одной гигантской капитуляцией!» В августе к коалиции присоединились австрийцы, а наследный принц Бернадот совершил свой исторический прыжок с забора в сопровождении еще одного ренегата, бывшего генерала республиканской Франции Моро, под начальством которого Бернадот сражался в славные дни революции.

Даву, по-прежнему рвущемуся в северном направлении, не было позволено начать марш против своего противника. Первым французским маршалом, которому пришлось помериться силами с предателем, оказался прямолинейный Удино, решивший взять Берлин и направивший по частям свою армию против превосходящих сил шведов, русских и пруссаков. Бернадот был, конечно, малопорядочным человеком, но как стратег он значительно превосходил Удино, представления которого о войне сводились к тому, чтобы наступать с саблей в руке и шаг за шагом выбивать противника с его позиций. Он был разгромлен и отброшен назад, а в конце августа то же самое случилось со злосчастным Макдональдом в результате его столкновения с Блюхером при Кацбахе.

Макдональд был, видимо, самым невезучим из маршалов Наполеона. Он никогда не забывал той трепки, которую русские устроили ему в Италии, когда Наполеон воевал