Аркадий Мильчин - Человек книги. Записки главного редактора Страница 89

Выразительный пример – трудности с подбором кандидатуры на место заведующего редакцией литературы по книгоиздательскому делу, полиграфической технике и книжной торговле.

Когда Главиздат уволил Виноградова (о чем чуть ниже), меня назначили исполняющим обязанности заведующего редакцией. Но мне не хотелось оставаться заведующим редакцией (впрочем, мне никто этого и не предлагал, а у меня и в мыслях не было, что меня могут утвердить в такой должности). Так что я стал подыскивать подходящих кандидатов. Сложность была в том, что кандидату надо было разбираться и в редакционно-издательских проблемах, и в полиграфической технике, и – хоть немного – в книжной торговле, а вдобавок хотелось, чтобы он был порядочным человеком, с которым можно сотрудничать. Когда перебирались возможные кандидаты, то один не подходил потому, что, зная хорошо полиграфию, не был способен решать литературно-редакторские вопросы, другой же отпадал потому, что, будучи литератором, ничего не смыслил в полиграфии и не обладал редакционно-издательским опытом.

Не помню, кто предложил в качестве кандидата Бориса Георгиевича Тяпкина. Кажется, это было предложение Московского полиграфического института. Тяпкин читал в этом вузе лекции по курсу «Теория и практика редактирования», он же был одним из авторов рукописи учебника корректуры для техникумов, так что в общих чертах в какой-то мере разбирался и в полиграфии. Член партии, участник Великой Отечественной войны, русский к тому же человек, которому обеспечена поддержка МПИ (ректор института спал и видел иметь в издательстве своего протеже). Меня, правда, смущала некоторая размашистость и безапелляционность в суждениях Бориса Георгиевича, что могло очень навредить в редакционном деле. Тем не менее я решил представить его как возможного кандидата тогдашнему директору «Искусства» А.В. Караганову, так как это сулило мне возвращение к обычной редакторской работе.

Александру Васильевичу Тяпкин не понравился. Мне он сказал: «Какой-то затейник из дома отдыха». Конечно, «затейник» – это художественный образ. Но действительно, для Тяпкина была характерна безапелляционность суждений на любую тему и явно завышенная оценка себя и своих возможностей. А без поддержки директора, который должен был представить кандидатуру Главиздату, рассчитывать было не на что.

Еще несколько кандидатур, которые обсуждались, я не запомнил, но эти кандидаты, кажется, сами не согласились.

Нужно еще принять во внимание, что оклад заведующего нашей редакцией был всего 160 р., всего на 20 рублей больше, чем у старшего редактора. В других центральных издательствах 160 р. получал рядовой редактор. Большой объем работы и немалая ответственность явно не гармонировали с таким окладом. И это служило дополнительным препятствием, так как у всех, кто хоть в какой-то степени подходил для этой должности, оклад на их работе был выше. Так что переманить их было затруднительно.

Мне же самому за то короткое время, что я исполнял обязанности заведующего редакцией, так издергал нервы Московский полиграфический институт, требовавший, чтобы мы выпускали больше учебников для вузов (а они были очень убыточны), что я не хотел оставаться даже исполняющим обязанности.

Поэтому мне не оставалось ничего другого, как написать на имя А.П. Рыбина, начальника Главиздата, большое письмо, в котором я обосновывал просьбу освободить меня от исполнения обязанностей заведующего редакцией. В ответ через несколько дней в издательство прибыл подписанный А.П. Рыбиным без согласования со мной приказ Главиздата об утверждении Мильчина А.Э. в должности заведующего редакцией. Рыбин знал меня более или менее хорошо по работе редакции, поскольку она, в сущности, была во многом ведомственной редакцией Главиздата, от которой во многом зависела подготовка и повышение квалификации всех работников отрасли.

А между тем Рыбин участвовал в совещании полиграфической элиты в секторе издательств и полиграфии Отдела пропаганды ЦК КПСС, которое было созвано по письму работников нашей редакции, членов партии М.Е. Зархиной, В.Ф. Лариной и меня на имя секретаря ЦК КПСС по пропаганде П.Н. Поспелова. В письме мы жаловались на скоропалительное освобождение от обязанностей заведующего редакцией Г.А. Виноградова. Глеб Александрович стал жертвой своего негативного отношения к рукописи учебника «Проектирование полиграфических машин», написанного проректором МПИ, доктором наук профессором Б.М. Мордовиным. Заказанная Виноградовым в НИИполиграфмаше рецензия требовала от автора большой доработки рукописи, но Глеб Александрович не соразмерил своих возможностей с авторитетом Мордовина в руководящих полиграфических кругах. Мордовин пожаловался в ЦК М.Н. Яблокову, заведующему сектором полиграфии в Отделе пропаганды. Последовал звонок Яблокова Рыбину, и тот, даром что когда-то учился с Виноградовым в МПИ и вообще по-дружески к нему относился, не мешкая, своим приказом освободил его от должности заведующего редакцией.

Мы писали, что не было необходимости, не подобрав на замену нового заведующего, снимать старого, пусть и провинившегося, что это не на пользу дела.

Вот в связи с этим письмом М.Н. Яблоков по поручению завсектором издательств К.Н. Боголюбова пригласил на совещание все полиграфическое начальство и меня.

Цель была – проучить меня как одного из авторов письма и исполняющего обязанности заведующего редакцией, а заодно обсудить положение с выпуском полиграфической литературы в целом, которым Яблоков был очень недоволен.

Если у Яблокова был замысел подготовить почву и для моего увольнения, то этот замысел провалился. Большинство участников совещания (ректор МПИ Синяков, директор издательства и типографии «Правда» Фельдман, директор НИИполиграфмаша Боглаев) хорошо знали меня как редактора их книг или книг, титульными редакторами которых они выступали, а директор НИИ полиграфии Лапатухин просил меня быть внештатным редактором технологических инструкций, которые готовил руководимый им институт. Конечно, никто из них не считал, что положение с выпуском полиграфической литературы благополучное, но обо мне они отозвались как о хорошем работнике. Лишь заместитель Рыбина по полиграфии Симонов, который до того не раз выказывал мне свое расположение и даже поддерживал при решении частных вопросов, неожиданно резко выступил против того, чтобы я оставался и.о. заведующего редакцией. Он заявил: Мильчин – последователь Виноградова, и если он останется в редакции, ничего в ней не изменится. Но он взял слово одним из первых, а следующие участники совещания своими выступлениями свели на нет его мнение, явно продиктованное желанием выслужиться перед Яблоковым. И все кончилось ничем, если не считать того, что мне внушили, каким неуместным и неумным было письмо «в защиту Виноградова». Естественно, что Рыбин не мог не прислушаться к мнению самых авторитетных людей в полиграфии, так что совещание лишь укрепило его положительное отношение ко мне. Думаю, что он перед тем, как послать в издательство приказ о моем назначении, согласовал это решение с Яблоковым. Почему Яблоков согласился – понять трудно, а гадать нет смысла.