Альфред Теннисон - Поэтический мир прерафаэлитов Страница 18

FRAGMENT OF A BALLAD

Many a mile over land and seaUnsummoned my love returned to me;I remember not the words he saidBut only the trees moaning overhead.

And he came ready to take and bearThe cross I had carried for many a year,But words came slowly one by oneFrom frozen lips shut still and dumb.

How sounded my words so still and slowTo the great strong heart that loved me so,Who came to save me from pain and wrongAnd to comfort me with his love so strong?

I felt the wind strike chill and coldAnd vapours rise from the red-brown mould;I felt the spell that held my breathBending me down to a living death.

ОТРЫВОК ИЗ БАЛЛАДЫ

Из дальней страны, по земле и волнеНезваным любимый вернулся ко мне;Не помню, что молвил с порога мне он,Но помню, как ветер стонал среди крон.

Пришел он, принять в свои руки готовМой крест — я несла его много годов,Но я неохотно цедила слова,И губы немели, открывшись едва.

Должно быть, задел этот тон ледянойОтважное сердце, что дышит лишь мной:Домой не любовь ли его привела —Меня охранить от обиды и зла?

И ветер ярился, и хладен и рьян,И маревом белым оделся курган,И словно заклятье сдавило мне грудь,Чтоб к смерти при жизни меня подтолкнуть.

A YEAR AND A DAY

Slow days have passed that make a year,Slow hours that make a day,Since I could take my first dear loveAnd kiss him the old way;Yet the green leaves touch me on the cheek,Dear Christ, this month of May.

I lie among the tall green grassThat bends above my headAnd covers up my wasted faceAnd folds me in its bedTenderly and lovinglyLike grass above the dead.

Dim phantoms of an unknown illFloat through my tired brain;The unformed visions of my lifePass by in ghostly train;Some pause to touch me on the cheek,Some scatter tears like rain.

A shadow falls along the grassAnd lingers at my feet;A new face lies between my hands —Dear Christ, if I could weepTears to shut out the summer leavesWhen this new face I greet.

Still it is but the memoryOf something I have seenIn the dreamy summer weatherWhen the green leaves came between:The shadow of my dear love’s face —So far and strange it seems.

The river ever running downBetween its grassy bed,The voices of a thousand birdsThat clang above my head,Shall bring to me a sadder dreamWhen this sad dream is dead.

A silence falls upon my heartAnd hushes all its pain.I stretch my hands in the long grassAnd fall to sleep again,There to lie empty of all loveLike beaten corn of grain.

ДЕНЬ И ГОД

И сколько их прошло с тех пор —Минут, часов и дней —Как целовала я тебяТо робко, то сильней?Но этот май — прекрасен онНевинностью ветвей.

И я лежу в густой траве,А надо мной — листва.Мое — чужое мне — лицоОпутала трава —Печально, нежно, словно яЛежу в траве мертва.

Неясный безымянный страхВ усталый мозг проник.Идут фантомы прошлых летВ забвенье — напрямик:Но кто заплачет, кто-то вдругКоснется губ на миг.

Тень опустилась не спешаНа мягкую траву.Я узнаю его лицо:При встрече наявуСлезами заглушила б яНемолчную листву.

Но, память, это только ты —Былого лоскуток.И нас разъединил листвыМерцающий поток:Стал образ милого лицаОбманчив и далек.

Река, бегущая с холмаСтолетья напролет,И сотни птичьих голосов,Сплетенных в хоровод,Навеют новую печаль,А прежняя уйдет.

Боль улетела. ТишинаНа много долгих миль.Исчерпана моя любовь,И позабыта быль.И я лежу в траве — зерно,Измолотое в пыль.

КОВЕНТРИ ПАТМОР

COVENTRY PATMORE

КОВЕНТРИ ПАТМОР (23 ИЮЛЯ 1823–26 НОЯБРЯ 1896)

Английский поэт и литературный критик. Родился в Вудфорде (Эссекс), в семье писателя П. Дж. Патмора, от которого унаследовал склонность к литературным занятиям. Сын К. Патмора, Генри Джон Патмор (1860–1883), в свою очередь, тоже стал поэтом.

В 1844 г. Ковентри Патмор опубликовал небольшой томик «Стихотворения». Огорченный нелестными критическими отзывами (в частности, разгромной статьей в журнале «Блэквудз»), скупил и уничтожил остаток тиража; однако благодаря этой публикации автор познакомился со многими известными литераторами современности, в том числе с Д. Г. Россетти, а через него — с У. Х. Хантом, и оказался вовлечен в Братство прерафаэлитов: свою поэму «Времена года» он опубликовал на страницах журнала The Germ. С 1846 г. занимал должность помощника библиотекаря в Британском музее, свободное время посвящая поэзии. В 1854 г. выходит первая часть его наиболее известной поэмы «Домашний ангел»; все 4 части поэмы — «Обрученные» (The Betrothed), «Свадьбы» (The Espousals), «Верность навеки» (Faithful For Ever) и «Победы любви» (The Victories of Love) — были опубликованы целиком в 1863 г. В поэме воплощен расхожий викторианский образ идеальной жены / идеальной женственности: жена должна быть безоглядно предана и безоговорочно покорна своему мужу, беспомощна, кротка, очаровательна, в избытке наделена способностью к самопожертвованию и сочувствию, чиста и непорочна. Этот миф надолго утвердился в сознании: более чем полвека спустя В. Вульф писала, что задача всякой женщины-писательницы — «убить Домашнего Ангела».

Собрание стихотворений Патмора в двух томах было опубликовано в 1886 г., с предисловием, которое могло бы послужить эпитафией автору: «Я написал немного, но — только самое лучшее; я никогда не высказывался, если мне нечего было сказать, и не жалел времени и сил на то, чтобы слова мои зазвучали правдиво». Патмор занимался и литературной критикой, опубликовав книги «Принцип в искусстве» (Principle in Art, 1879), отдельные главы которой посвящены творчеству Дж. Китса, П. Б. Шелли, У. Блейка и Д. Г. Россетти, и «Religio poetae» (1893).

В списке из 57 имен «Бессмертных», составленном У. Х. Хантом («не существует иного Бессмертия, нежели то, что сосредоточено в этих именах»), значится и имя Патмора — отмеченное одной звездочкой.

THE TOYS

My little Son, who look’d from thoughtful eyesAnd moved and spoke in quiet grown-up wise,Having my law the seventh time disobey’d,I struck him, and dismiss’dWith hard words and unkiss’d,— His Mother, who was patient, being dead.Then, fearing lest his grief should hinder sleep,I visited his bed,But found him slumbering deep,With darken’d eyelids, and their lashes yetFrom his late sobbing wet.And I, with moan,Kissing away his tears, left others of my own;For, on a table drawn beside his head,He had put, within his reach,A box of counters and a red-vein’d stone,A piece of glass abraded by the beach,And six or seven shells,A bottle with bluebells,And two French copper coins, ranged there with careful art,To comfort his sad heart.So when that night I pray’dTo God, I wept, and said:Ah, when at last we lie with tranced breath,Not vexing Thee in death,And Thou rememberest of what toysWe made our joys,How weakly understoodThy great commanded good,Then, fatherly not lessThan I whom Thou hast moulded from the clay,Thou'lt leave Thy wrath, and say,‘I will be sorry for their childishness.’

ИГРУШКИ

Сынишка мой, —Он грустным взглядом в матьИ вовсе не шалун,Но тут опятьВ который раз нарушил мой запрет.Его я шлепнул и отправил спать,На сон грядущий не поцеловав.Я был суров, я был неправ;Но я не мать,А матери давно уж нет!Немного погодя,Встревожась, я поднялся убедиться,Уснул он или нет.Он спал — и глубоко дышал во сне,Но были влажны длинные ресницы.Я влагу их губами осушил —И сам не прослезился еле:На столике, придвинутом к постели,Малыш мой перед сном расположилВсе, что могло его утешить в горе:Узорный камень, найденный у моря,Шесть раковин, кусок стекла,Обкатанный волной, коробку фишек,Подснежник в склянке, пару шишек, —Устроив так, чтобы рука моглаЛаскать сокровища свои…                               — О Боже! —Воскликнул я, — когда мы все заснемИ больше раздражать тебя не сможем,Тогда припомни, что служило намИгрушками, какой бесценный хламНас утешал на этом свете, —И гнев на неразумных удержи,И улыбнись, и как отец скажи:Я их прощу,Они ведь только дети.

THE KISS