Владимир Буров - Фарисеи. Эссе Страница 10

А почему комаров в лесу не показывают? Когда идет кино о Сибири. Или: почему у всех белые фарфоровые зубы? Я имею в виду в других фильмах.

Потому что дело происходит в двух реальностях! Сегодняшняя реальность состоит из сцены и зрительного зала. Дело происходит на сцене. Поэтому не только не обязательно показывать комаров и гнилые и кривые зубы, но и запрещено. Как не вписывается чистое лицо в бою в Сталинграде, так оно не вписывается сегодня в бою на сцене. Должны быть соблюдены правила перевода Прошлого в Будущее. Они хоть и похожи, но не одно и то же. Как сказал Пушкин:

– Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной.

Как говорится:

– Поля, я предан вам душой. – И, следовательно, один был на поля боя, а другой-то не был! Откуда же у него грязь ни лице? Как будто выбирал свеклу или картошку в колхозе месяц с утра до вечера со стопроцентным сохранением зарплаты.

– Как откуда? Специально намазали.

Вот именно, и это видит и понимает зритель, что грязь специально намазали. Что это не копоть от взрывов снарядов. Наполовину, да. Но наполовину-то нет.

– А что же тогда делать? – спросит кто-нибудь.

– Меньше грязи. Не все лицо мазать, как у трубочиста, а достаточно две полосы. Как в спецназе. Зачем нам педалировать эти куцые телогрейки без воротников?

– Как зачем, – скажет кто-нибудь, – чтобы знали.

Это ошибка. Телогрейки – это не одежда, не внешняя, отделенная от советского человека часть, которую надо периодически показывать, чтобы все знали, в чем мы ходим. А часть нашей души. А она нам и так известна. Без демонстрации прошлогодних мод. Короче… Нет, лучше, резюме:

– Нет лакировки. Как это ни грустно. Точнее, как это ни смешно. Как в Кубанских Казаках. А, следовательно, это неправда. Ибо на самом деле, когда человек выходит на сцену, ему стряхивают пыль с ушей. И с ушей, и с костюма.

Конструкция художественного произведения такова, что оно не существует само по себе.

Телогрейка в душе. Поэтому нам и нравятся такие фильмы, как Холодное Лето 53-го, Край.

Зона и Поселение всегда с нами. Внутри.

Как сказал Ломоносов:

– Россия будет прирастать Сибирью. – Поселением, Зоной, Лесом, Полем, Рекой. И символ всего этого:

– Телогрейка. – Телогрейка от… Ей надо было найти место на гербе. Телогрейка от Серпа и Молота. Нет, это не то. Мы до сих пор живем в лесу.

Люблю я лес, люблю, как брата,А речка с детства мне сестра.Природа-мать! как ты богата.Тобой любуюсь я всегда.

Как Эпитафия.

Такое впечатление, что Россия до сих пор такая же, какой была в Холодное Лето 53-го, всё тот же Край, где в лесу живут красивые немки. Страна Германия.

– Посмотри, какая я!

И эта прекрасная немка решает:

– Хороша Страна Германия! – А Россия лучше всех.

Запомнилось только, как хороший парень, профессор, подписал письмо против своих сограждан. Обычно это делали – в кино – после пыток, мучений бессонными ночами, взятием в заложники детей, жен и любовниц. А здесь просто и ясно режиссер показал, что человек хотел обосраться, но не смог. Не нашел туалета. Американцы и англичане:

– За нас. – А он:

– Против!

Вот это да. Пусть сидят. Ибо, как он подумал, толку все равно не будет никакого. А с работы выгонят. И, скорее всего, тоже отправят обниматься с англичанами и американцами. Мысленно. Так сказать, творчески. Только происходить это будет там, где все. В Гулаге. Это хороший пример того, что Истина может быть неподъемна не по своей вине. Отсюда можно сделать далеко идущие выводы. Как-то:

– И Елена Прекрасная, и даже Кассандра поступили также. Также, как этот хороший парень, профессор. Соврали, то есть. Елена – понятно, могла звать своих бывших любовников, Одиссея и других недостаточно убедительно. А как могла подписаться за Гулаг Кассандра?! Почему партийные органы просят подписаться против иностранцев, пытающихся защитить невиновных в наших тюрьмах, честного профессора? Не для того главное, чтобы еще сильнее сплотить его, так сказать, с самим собой, с самими собой, а он – это и есть доказательство, что в Троянском Коне никого нет. Как нет безвинно осужденных в наших тюрьмах. Вот и получается, что Приам в вопиющем о беде голосе Кассандры уловил и его честный голос. Голос этого хорошего парня, поставившего подпись против своих. Своих капитанов и полковников, мучающихся в Гулаге. И Царь Трои Приам засомневался в ее пророчестве, что не надо брать Коня с бойцами вражеской армии. И самому хочется взять этого Коня, как символ Победы, да еще в голосе Кассандры нет полной уверенности, что его ни в коем случае нельзя брать. И он взял. Взял из-за того, что хороший парень, профессор поставил свою подпись под протестом. Протестом против Защитников Крепости.

Вот, что значило зерно, упавшее при дороге, в бурьян, на каменистую почву. Оно не просто не выросло, не просто не сработало, а сработало в обратную сторону. Троя была разрушена. Из-за этого, подписанного честным профессором протеста против своих – пала Троя.

Хотя он был ни в чем не виноват. Ноша была неподъемной. Он не просто согласился, он вынужден был стать:

– Фарисеем.

Здесь можно добавить, что нквд поставил на конвейер производство фарисеев. Ведь это была не просто профанация:

– Подпиши, и ты с нами. – Неправильно думать, что признанием несуществующей вины, хотели просто поиздеваться над бывшим колхозником, капитаном, полковником или генералом, чтобы он чувствовал себя предателем Своих. Главная насмешка здесь в том, что это профанация:

– Покаяния. – Настоящего покаяния. Ведь каяться надо не за свои – как многие думают – грехи, а за чужие. Не за себя, а за своих отцов. За своих друзей. Более того:

– За врагов.

Квинтэссенция этого:

– Хорошо каяться за то, что вы не делали! – Собственно это и есть Покаяние, которого добивается от человека Библия.

– Ну, вот вам Библия! Получите.

Именно это признание вышибали из русского народа в годы Советской Власти. Признание несуществующих грехов.

Кажется, что это признание грехов, это производство фарисеев проводилось сразу на двух параллельных конвейерах. На одном признавали грехи своих друзей, которые уже были в лагерях. Это производство понятно. Вроде бы и второй конвейер тоже плодил фарисеев. Вроде бы именно такая была задача. Ну, если человек врет на самого себя, он тоже автоматически становится фарисеем. Зерно-то автоматического вранья уже в нем заложено этой клеветой на самого себя. Не получается.

Человека, конечно, можно заставить спеть песню:

– А он мне нравится, нравится, нравится! И никого не свете лучше его нет! – Он даже сам может от души ее спеть. Только следователь все равно скажет по Станиславскому:

– Нэ верю. – Почему? Ну, как можно поверить объяснению в любви, если вы посадили у любовника всех родственников, друзей и знакомых? Этот пытаемый под пытками, а может даже без пыток, искренне скажет:

– Да, нет, честно, люблю. – Может даже дома записать на магнитофон – если бы он тогда уже был – эту песню про бескорыстную любовь, но ведь по Системе-то Станиславского надо достать не душу даже, а подсознание. Чтобы уж совсем по-честному. И вот здесь не получается. Даже Нерон бы не поверил такому объяснению в любви.

– Ну, не может человек объясняться в любви тому, кто разрушил всё, что он любил, и пересажал всех, кого он любил. – Именно такую установку имели следователи на своих столах, как настольный календарь. Поэтому, как Станиславский:

– Нэ верю. – И тогда это был конвейер не по производству фарисеев, второй, дополнительный, а:

– Просто уничтожение.

В первом случае, в случае хорошего профессора, человек меняется, становится фарисеем, а во втором, нет, не меняется, а становится предателем. Предателем, в первую очередь самого себя. Предатель это тот, кто остался тем, кем был. Почти тем. Наполовину он тот же, все также не может искренне, на подсознательном уровне объясниться в любви тому, кто его отправил в лагерь, но во второй, сознательной половине его сознания лежит записка:

– Люблю. – Он подписал ее под пыткой. Но, увы, теперь это противоречие раздирает его душу. Именно поэтому многие умирали в лагерях, не дожив до свободы. То есть. не только от физических унижений, но и от собственных моральных. Некоторые быстро умирали уже на свободе, только что вернувшись. Как, например, отец Зои Федоровой. Вернулся, но прожил недолго, всего полгода.

И, кажется, об этом удалось рассказать в фильме о войне Гроссмана. Не получается прежней идиллии, что:

– Вот мы жили счастливо, да немцы напали.

P.S. для этого фрагмента. Даже не послесловие, а просто добавление про покаяние в Библии. Почему в Библии требуется покаяться за грехи Своих Отцов? Почему человек должен отвечать за то, чего он не делал? Просто это требование является утверждением Вечной Жизни. Следовательно, человек не только сейчас живет, но и жил, и будет жить. И, следовательно, Прошлое для современного человека не является чужим. А не чужим, значит, Своим. И, значит, каяться надо за Свое Прошлое Вечного Человека.