Анатолий Рашкевич-Щербаков - От нас несёт человеком… Страница 4

Офицеры, желавшие бороться со смертью, не особо испугались пьяных убийц. На плоту началась жестокая резня. Прохмелевшие «герои» кричали и умоляли господ прекратить избиение. Офицеры были глухи к мольбам. Обезумевшие от страха, окровавленные и изрубленные бунтовщики бросались за борт. Страшно и очень сложно понять то, что пережили эти люди. Мы бы все вели себя точно так же. Может быть, даже жестче, но никак не милосердней. Огромное количество разнообразных событий происходило в жизни ста сорока семи обездоленных и ограниченных плотом из корявых деревяшек. Люди хоронили, пьянствовали, справляли нужду, показывали примеры доблести и случаи паникерства, лили слезы от радости, интриговали, становились каннибалами и благородно убивали.

Человек безудержен в своей злости. Победившие солдаты не могли отказаться от мысли наказать бунтовщиков, но так как вариантов было немного, то оставалось в их арсенале лишь унижение. Офицеры заставляли, в санитарных целях, искупаться солдатам в море, но солдаты отказывались, так как им было стыдно показывать шрамы на теле от кандалов. Человек зол от природы, плот скоро утонет, а на нём находятся те, кто издевается над теми, которые еще и стесняются. Феноменально. Казалось бы, человек остаётся человеком, несмотря на лишения. Ведь только у нас развито чувство унизить упавшего. Но природа устала от человека-гордеца.

Наутро после подавления бунта выжившие люди были шокированы: 65 жизней, в виде изрубленных рук и ног, лежали на плоту. Офицеры ужаснулись своих деяний. Дело сделано, зверь доволен. Липкий от внутренностей и крови зловонный плот дрейфовал далее в недра сущего, раскрывая всю прелесть и истинность человеческих взаимоотношений. Возвращение к инстинктам падальщика – роль падали, правда, играет человек. Чудак-доктор, который, напомним, выполнял функции «капитана», со знанием специалиста щедро делился советами, что «кровавые куски человеческого мяса лучше подсушить, дабы улучшить их вкус и качество, что очень благоприятно повлияет на общее пищеварение». Добавить нечего. Просто гурманы собрались.

Стоит отдать должное символам добра – офицерам, которые в силу своей воспитанности и образования с брезгливостью не притрагивались к человечине, как остальные. А кушали-то матросов, то есть добро ело зло, чтобы выжить! Они избегали каннибализма. Но голод победил и их. Они кушали человека! Их оставалось меньше тридцати человек. Отметим, что образование/воспитание лишь отсрочило время до превращения офицеров в людей. Голод испытывают все, как образованные, так и неучи. Остаться человеком – это не упустить возможность выжить. Как? Зависит от нас…

Удивляет и пугает жизнь этих людей. Уж точная копия нашего безумного мира в миниатюре. Двоих солдат уличили в том, что они, отдыхая в тени винного бочонка (ну не гениально ли?), умудрились тонкими соломинами посасывать алкогольный напиток! Просто шедевр реализма-веризма. Вот это человек, но ещё не зверь. Бешенству не было предела. Этих двоих умников выкинули за борт. Просто так. Лишь за воровство вина. Нужда в смерти живого поразительно природная вещь. Вскоре на руках у капитана умер совсем молодой юнга Леон. Бедный мальчик двенадцати лет от роду сошёл с ума от пережитого. Он метался всё время по плоту и звал маму! Жалуясь ей на голод и жажду! Молодой паренёк, по сути ребёнок, сирота босоногая. И он звал маму! Ту святую материю, которая дала ему жизнь, которая беспросветно пила, гуляла и избивала его, сорванца. Мать, которую он помнит, лишь забившись в углу, прячась от очередных побоев. Ту Маму, которая умерла на улице, истерзанный труп которой он отбил у бродячих собак. Доктор-капитан, который и поведал на суше о данной трагедии, сумел остаться только на бумаге весельчаком: «Он угас, как угасает без масла светильник. Всё: его ангельское лицо, мелодичный голос, любознательность свойственная его возрасту, незаурядная отвага, проявленная им, и добросовестная служба ещё с прошлого года во время Индийской кампании, – вызывало щемящую жалость к этой невинной жертве».

Прочитав подобное, можно вдруг подумать, что свидетели того ужаса всё-таки остались людьми. Но это не так. Человек остался «человеком»: «Нас оставалось более двадцати семи человек. Из этого числа лишь пятнадцать человек имели какие-то шансы прожить ещё несколько дней: остальные практически сошли с ума от ран и истощения. Тем не менее они имели право на свою долю в распределении провизии и перед смертью должны были выпить по рациону ещё тридцать-сорок бутылок вина, которые могли пригодиться тем, в ком ещё оставались жизненные силы. Мы рассуждали так: перевести больных на половинный рацион значило бы обречь их на медленную смерть. посоветовавшись, мы приняли решение, продиктованное глубоким отчаянием: бросить их в море». Боже, всё то, что творилось на плоту: смерть, убийства, людоедство, и тяжело было не сойти. Мурашки по коже идут при написании таких слов. Это же ничейные дети нашего жестокого мира. Когда стали появляться тяжелобольные «пассажиры», их просто брали под руки и спихивали в море. Вино делилось на оставшихся. Так осталось 15 человек. И вот, среди этого мрака, на их окровавленный парус опустилась белая бабочка. Символ чистоты на пятно крови! Самое хрупкое в мире живое существо решило навестить самое жестокое! Словно страницы из Библейского Завета.

Вот людей осталось всего 12 человек. Это были в основном люди разума, символы добра с куском человечины в руках. Лишившись ста тридцати человек – бродяги, матросы, солдаты, авантюристы стали балластом и едой – они соорудили второй плот (!), очистили от крови и кишок основной плот, подремонтировали пол, затянули тросы, сконструировали борта, чтобы не выпадать при буре. Стали дискутировать о политике, даже критиковали власть и государство, при этом кушая человечину и запивая все это дело вином. Алкоголь уже не экономили, благо те, кому он предназначался, уже давно съедены. Доктор, который выжил и донес миру о своих «приключениях», с профессиональной назойливостью говорил правду: «моча одних была более приятна на вкус у других». Среди этих ребят был и гений (мир в миниатюре), он мог спокойно пить солёную воду. Даже на плоту был один выживший негр, чернокожий солдат Франции. Он очень устал и не хотел жить (хотя рабы выносливее европейцев). Решил однажды африканец покончить собой, а мясом своего тела накормить других. Ему этого не дали сделать. Белые спасли чёрного. Очень символично, походит на Ноев ковчег, где каждой твари по паре. Однажды на горизонте вдали они увидели корабль, который прошёл, но их не заметил. Люди впали в апатию, легли все на пол и накрылись остатками паруса. Все собрались умирать. Но тут один из них предложил, что умирать ещё рано, нужно на доске (!) нацарапать историю их бедствий! Жюль Верн прямо. Несколько выживших уже после своего спасения описали свои скитания. Прочитав их, жестокая Франция ужаснулась. Страна была поражена тем, что её просвещённые граждане могли опуститься до каннибализма, поедания трупов и прочих мерзостей. Это же люди, а не лоси или олени. Это зло двуногое, но с книгой в руке. «Лось никогда бы не стал жевать плоть собрата лишь потому, что голоден», – негодовали лощёные парижане.

Всё вышеизложенное больше походит на миф, легенду или отрывок из Библии, но это историческая правда. Данный рассказ не поведал нам ни о чём новом. Мы такие же, как те ребята из «Медузы». Просто маскируемся исправно. Так сказать, профессионально. Прячем в себе человека, при этом оставаясь в его образе и подобии. Называясь человеком, мы почему-то живём не по-человечески. Навешали на себя регалии божества, кичимся пустым. И не человек, и не Бог. Подобны безобразному кентавру, в котором человечеству досталась лишь роль задницы. Вот уже десятки тысяч лет мирный и немой Бог думает и ведёт уж слишком болтливый и «грамотный» зад. Но когда-нибудь терпение Всевышнего кончится…

Человек безумно жесток. Изощряется в пытках, коварстве, злобе и интригах. Он словно не живой. Такое чувство складывается порой, что мир живого не воспринимает человека своим. Гиена начинает пожирать свою добычу, не дав ей умереть. Антилопа жива, но её нутро разрывают крепкие зубы. Голод заставляет гиену оставаться зверем. Зверь честен и верен себе. Его деяние – лишь благо. Он кушает живое во имя жизни. Но почему сытый человек так «любит» пытать и истязать? Зверь намного добрее человека. Даже обросший религией и верой, человек остаётся псиной. А что вера для него? Вера в кого? Или кому? В то, что ему неведомо, а значит, в пугающее. Человек хочет быть зверем. Это его облик. Зеркала не нужны. Ну уж очень от нас несёт человеком. Даже слишком. Запах человека животные улавливают за километры. И стремглав несутся прочь, чтобы избежать встречи с нами. Мы счастливы, когда нас боятся.