Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники - Рональд Фредерик Делдерфилд Страница 10

решать между 18 декабря 1812 года и днем, когда он повел свою армию в поход, можно сравнить с проблемами, вставшими перед воюющими державами в 1917 году, третьем году позиционного тупика на Западном фронте. Тогда Франции, Англии и Германии остро не хватало людей, и они были вынуждены принять все возможные меры, чтобы как-то возместить ужасные потери первой и второй битв за Ипр, боев за Верден и наступления на Сомме. Между тем эти державы с огромным населением и находившейся в их распоряжении техникой XX века воевали меньше трех лет. Франция же вела почти непрерывные войны с 1792-го по 1813 год. Военная усталость угнетала все народы от Москвы до Лиссабона, но нигде она не проявлялась более очевидно, чем в стране, переживавшей непрерывные потрясения с того дня в июле 1789 года, когда парижская толпа штурмовала Бастилию.

Потери, понесенные во время русской кампании (вероятно, около 150 тысяч опытных солдат, не считая союзников), были лишь небольшой частью тех жертв, которые принесла Франция ради свержения собственного абсолютизма и распространения революционной веры по Европе. В 1813 году во Франции оставалось не много семей, не заплативших за триумфы Наполеона в Нидерландах, Италии, Египте, Чехии, Польше, Германии, Испании и Португалии, не говоря уже о поражениях на море. Вероятно, миллион молодых людей отдали жизни за то, чтобы парижские каменщики вырезали названия пятидесяти побед на недостроенной Триумфальной арке, а искалеченных на поле боя можно было видеть на улицах любой деревни Мена, Лангедока и Бретани и в каждом французском городке от Лилля до Пиренеев. К 1813 году цена, за которую призывник мог найти себе замену, взлетела до суммы, посильной лишь для богатейших семей страны. И однако, теперь, когда Франции угрожало столько врагов, средств для сбора новой армии было не только достаточно, но их можно было потратить, не подвергая опасности внутреннюю стабильность государства. И они были потрачены, с той эффективностью и безжалостностью, которая столь способствовала поразительной популярности этого человека, поднявшего Францию до положения самой могущественной и агрессивной европейской державы со времен Карла Великого.

Чтобы оценить это или понять, почему после стольких жертв Франция спешила принести новые ради сохранения династии, достаточно лишь прочитать доклад, сделанный в Законодательном собрании министром внутренних дел Монтиливе 25 февраля 1813 года. Он отчасти разоблачает распространенное мнение о Наполеоне как о грубом вояке, помешанном на крови и завоеваниях, и вместо этой бумажной фигуры показывает нам административного гения, который своими достижениями в гражданской сфере совершенно затмевал всех предыдущих властителей. Монтиливе заявил: «Невзирая на огромные армии, которых требовало состояние войны, население Франции продолжало возрастать; французская промышленность развивалась; никогда еще землю не обрабатывали так тщательно, никогда еще наши мануфактуры так не процветали; и никогда в нашей истории богатства не распределялись более равномерно во всех классах общества».

Было бы легко объявить все это демагогией политической марионетки, если бы не факты, упомянутые в конце доклада и содержащиеся в обзоре гражданских достижений за последние пятнадцать лет. Наполеон собственноручно преобразовал революционную анархию, терзавшую население с июля 1789 года до ноября 1799 года, в современное государство, сопоставимое с самыми прогрессивными в мире, не исключая и ближайшую соперницу по другую сторону Ла-Манша, не тронутую войной и гражданскими смутами. Изучался севооборот, множился скот, и улучшалась его порода, остались в прошлом феодальные владения, церковные десятины и монашеские ордена, столетиями угнетавшие мелких крестьян; юридические процедуры не только упростились, но и ускорились, щедро отпускались деньги на здания, порты, доки и гавани, страну пересекли новые дороги, десятками строились новые мосты, и миллионы франков были вложены в каналы, набережные и канализацию. «Эти чудеса, — говорит писатель-современник, — осуществились благодаря неизменной целенаправленности, таланту, вооруженному властью, и мудро и экономно используемым финансам». Эти достижения после столетий властвования беспутной аристократии и объясняют нам, почему в 1813 году Франция так охотно продолжила бесконечную войну.

Ежегодный призыв 140 тысяч рекрутов составлял ядро армии, но Наполеону, уже обдумывающему планы массированного наступления, требовалась армия полумиллионная. После внимательного изучения списков четырех предыдущих лет безжалостное прочесывание дало 100 тысяч человек, и еще 150 тысяч — проведенный на год раньше призыв 1814 года. Четыре новых полка были сформированы из сидящих без дела моряков, остальных забрали из Национальной гвардии и жандармерии, но эта масса людей, в подавляющем большинстве молодежь, никогда не державшая ружья и не спавшая под открытым небом, была бесполезна без опытных офицеров и унтеров, которые бы придали ей форму, и кавалерии, прикрывающей передвижения пехоты и предотвращающей ее разгром на открытой местности. Но и в том и в другом недостаток ощущался гораздо острее, чем в призывниках.

За морем в Англии, рассредоточенные по стране и побережью в городах, на блокшивах и в недавно построенной Дартмурской тюрьме, находилось около 41 тысячи ветеранов, крайне необходимых Наполеону, но британское правительство не намеревалось давать своему архиврагу возможность обучить и возглавить толпу крестьянских детей и подмастерьев, в частности потому, что во Франции в то время находилось менее чем 11 тысяч пленных англичан, которых можно было бы предложить в обмен. Поэтому инструкторов и ротных командиров Наполеон был вынужден искать в обескровленных полках на Пиренейском полуострове и в гарнизонных городках империи, где годами прятались сотни ветеранов прошлых кампаний, поздравлявших себя с тем, что удалось избежать опасностей и лишений войны в России и Испании. Были разосланы приказы призвать из запаса всех годных ветеранов, и профессиональные бездельники Великой армии неохотно отправились на сборные пункты. К тому времени, как липы и каштаны у казарм сотен городов в Северо-Восточной Франции покрылись листьями, старые служаки потели, обучая новобранцев, как строиться в каре и отбивать кавалерийские атаки, как заряжать и стрелять и как разбивать бивуак в темноте после двадцатимильного перехода с восьмидесятифунтовым ранцем за плечами.

В поисках годных людей император попытался осуществить проект, который пришел ему в голову еще несколько лет назад, а именно — принятие в новую военную иерархию аристократических семей, вернувшихся во Францию после того, как наполеоновский порядок пришел на смену революционному хаосу. Но этот план, как бы здраво он ни был задуман, не осуществился — создание четырех полков благородных французов, каким-либо образом избежавших предыдущих призывов, наткнулось на двойной риф предрассудков и зависти. Эти части, так называемая Почетная гвардия, не находили отклика в сердцах тех, чьи отцы и дяди бежали, спасаясь от организованной резни аристократов в 1792-м и 1793 годах, и возбуждали резкую враждебность у Императорской гвардии — костяка армии, и Наполеон отложил слияние старого и нового до лучших времен.