Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I - Евгений Александрович Адамов Страница 22

очевидно, должны были вызвать у энергичного французского дипломата желание столкнуть лбами слишком любезных собеседников. Этим объясняется, что переговоры Коковцова неожиданно разглашаются в печати. 26 (13) ноября Свербеев телеграфировал из Берлина: «Спрошенный по этому поводу, французский посол, бывший один здесь в курсе этих переговоров, на вопрос мой, откуда Temps почерпнул означенное известие, объяснил, что будто здешний корреспондент Temps получил оное от своего петербургского коллеги и передал в Париж. Так как столь несвоевременное появление означенного известия может только еще более усилить неуступчивость германского правительства, то ваше высокопревосходительство, быть может, признаете желательным проверить версию французского посла о том, что известие исходит из Петербурга».

Лица осведомленные хорошо помнят, что одновременно Делькассе через секретаря французского посольства (Сабатье д’Эпейрон) поднял в русской прессе шумную, воинственную кампанию, вызвавшую неудовольствие не только Коковцова, но даже и Сазонова. По свидетельству Р. Маршана, секретарь французского посольства настойчиво и без стеснения повторял: «Надо воспользоваться случаем, чтобы окончательно сломать мост между Петербургом и Берлином». Этот же прекрасно осведомленный, как известно, свидетель удостоверяет, что в составе самого посольства был честный человек, г. Шарль де Шамбрен, заявлявший, что «он намерен подать в отставку, если будет продолжаться эта подпольная политика» и что «если разразится война, то, конечно, толчок к ней будет дан нами»[88].

Известен «личный» проект Бомпара, поддержанный, однако, М. Палеологом в разговоре с Извольским, о посылке русского броненосца в Босфор с объявлением, что он уйдет оттуда лишь после изменения контракта с Лиманом. Бомпар предлагал испросить на вход его фирман у султана, Палеолог же уверял, что можно обойтись и без разрешения султана, так как «турецкие батареи, конечно, не решатся открыть огонь». Извольский не берется судить, «насколько продуманы суждения французского посла в Константинополе», но считает «весьма характерным, что в здешнем Министерстве иностранных дел допускают возможность подобного крутого оборота дела»[89]. Можно думать, что эти «суждения» были прекрасно обдуманы группой Пуанкаре — Делькассе — Палеолог, если даже и неясно, стремилась ли эта группа, как за год перед этим, к ускорению военного исхода или же имела в виду посчитаться за Агадир в Константинополе, за счет России и, во всяком случае, «сломать окончательно мост между Петербургом и Берлином».

Дипломатические переговоры по этому вопросу начаты были Коковцовым во время свидания его с Вильгельмом в Берлине в очень дружественном тоне указанием, как на лучший выход из положения, на посылку простых инструкторов; однако это указание не встретило сочувствия кайзера, сославшегося на безрезультатность двадцатилетней деятельности таких инструкторов. Тогда Сазонов, заявив протест против того, что «вводится как бы германский гарнизон в столице, где находится наше посольство», попросил перевести немецких офицеров в какую-либо, достаточно удаленную от русской границы, местность Малой Азии. Пишон поспешил, с своей стороны, предупредить, что Франция не желает видеть германскую миссию ни в Смирне, ни в Бейруте, между тем как Грэй, ссылаясь на нежелательность обострения отношений с Вильгельмом, и без того обиженным нападками русской прессы, рекомендовал дружеское обращение в Берлин, а в качестве практического выхода — создание вожделенного нового международного режима в Проливах, гарантирующего свободу плавания в них. Против этого проекта — и на этот раз решительно — восстал Сазонов: германской миссии Проливы не были ни в каком отношении подчинены, но зато в Константинополе находилась британская морская инструкторская миссия — адмирала Лимпуса[90]. Сазонов предложил Лондону и Парижу сделать в Константинополе в идентичной форме заявление, что немецкое командование армейским корпусом в Константинополе означает исчезновение единственной реальной гарантии целости турецкого государства — равновесия держав; и что это обстоятельство вынудит остальные державы гарантировать свои собственные интересы в Турции.

Грэй отверг сазоновский проект, найдя угрозы лишними и, во всяком случае, преждевременными; ему пришлось затем сознаться, что нахождение британского адмирала в Константинополе представляет слишком сильный аргумент в руках германского правительства. В объяснениях с последним он мог ссылаться лишь на то, что адмирал этот не комбатант, на что получил ответ, что и германский генерал — не комбатант. Поэтому ему приходилось обещать «изучить» контракт Лимпуса с турецким правительством, хотя он и продолжал высказывать уверенность, что между положением Лимпуса и фон Сандерса нельзя проводить аналогию. Наконец, Грэй сообщает свой проект устного обращения к Порте, сводящегося к просьбе информировать заинтересованные правительства о характере и значении миссии фон Сандерса и вызывающий энергичный, но безрезультатный протест со стороны Сазонова. И даже после этого Грэй колеблется, изъявляя опасение, что даже простой, но формулированный тремя державами Согласия запрос представляет слишком серьезный шаг. При этом Грэй объяснил французскому послу, что, в сущности, он опасается очередного отступления со стороны Сазонова. Сазонов, до сведения которого дошло это обстоятельство, в телеграмме Бенкендорфу от 12 декабря заявил, что его колебания вызываются отступлениями и отказом в действительной поддержке со стороны английской дипломатии, в чем он, Сазонов, видит прямую опасность и органический недостаток Тройственного согласия. Он попытался при этом поднять весьма неприятный для англичан вопрос: о переводе адмирала Лимпуса из Константинополя в Исмид (идея Тирса), о чем, по-видимому, Бенкендорф так и не решился заговорить ни с Грэем, ни с Никольсоном.

Извольский, получая в Париже со всех сторон заявления о полной солидарности Франции с Россией и о готовности поддержать Россию всеми средствами в вопросе о германской миссии, настаивал на определении дальнейших действий из Петербурга. Сазонову это было не по силам; так как все зависело от Англии, то Бенкендорф получил инструкцию добиться программы дальнейших шагов от Грэя, в ответ на что последовал запрос Сазонову из Лондона по пунктам: чего хочет русское правительство, как предельного минимума, какие репрессивные меры предполагает оно применить, если Турция не удовлетворит предъявленных ей требований, и до каких крайних мер готово идти русское правительство, если Турция будет упорствовать, при поддержке со стороны Германии?.. Очевидно, прошлогодний «угрожающий увод» «Кагула» и «Ростислава» из турецких вод не изгладился из памяти англичан, и Грэй мог намекать на то, что «русское правительство кончит и на этот раз чем-либо подобным». Как год назад французское правительство, так теперь английское, требовало доказательств «серьезности» и «готовности» со стороны русского правительства.

Тем временем германский посол в Константинополе, в порядке предварительного обмена мнениями, предложил Гирсу компромиссный исход, при котором под командой одного из германских офицеров был бы армейский корпус не в столице, а в Адрианополе. Однако он указывал, что престиж Германии требует времени для осуществления этой перемены. Сазонов ответил 27 декабря на срочный запрос Гирса принципиальным согласием на такой компромисс, но через два дня обратился к царю с докладной