Андрей Шандаров - Время Сварога. Грамота Страница 14

Она вышла из воды и, подняв руки за голову, поправляла мокрые длинные волосы, прогнувшись всем телом. Она была еще молодая и не рожавшая, что-то у нее не ладилось с этим делом. Знакомая бабка ведунья, по слухам, пробовала ее лечить, но все безуспешно. В итоге она предрекла, что та понесет только после определенного возраста и если боги на то дадут добро.

– Маня! Ты куда пропала? Отец ждет!

На этот раз из бани выскочила распаренная мать. Она тяжело протопала по мосткам и упала в реку. Дородная телом она подняла тучу воды. Отфыркиваясь, она проплыла немного и повернула к берегу.

– Здравствуй, тетка Дарка, – поздоровалась соседка.

– И вам не хворать, – отозвалась мать.

– Тетка Дарка, скажи, за сколько твой Ставр мед осенью варяжить будет?

– Слугава, почем я знаю, у него спроси.

– Я думала, ты знаешь.

Ставр – отец Мани держал пасеку. Бортник по семейному выбору он вместе с дедом Светозаром имели в личное пользование дупла пчелиных ульев в лесных угодьях. Дед присматривал за пчелами в глуши и мало показывался на люди, а отец привозил мед в город для продажи. В свое время, желающих забрать себе их семейный промысел было предостаточно, но дед, одним ему известным способом, нагнал жути на лихоимцев и отвадил их от лесного богатства навсегда. Маня помнила, как об их семье распускали досужие сплетни, стараясь очернить доброе имя. Мед считался отменным и поставлялся на двор князю с большой скидкой в обмен на покровительство. Вскоре деда прозвали колдуном и больше связываться с ним не стали.

– Ой, Слугава, не темни. Вижу, спросить что-то хочешь?

Мать поднялась на мостки и обтерла руками нагое тело, скрутила волосы, отжимая.

– Можно я позову Маню к нам? Нужно поговорить. Дело тайное!

– Да знаю я ваши тайны. Опять парням кости перемывать? Ты, Танаско, за женой-то приглядывай, а то, не ровен час, загуляет, – обратилась она к соседу.

Тот выбрался из воды и помогал снохе с малышом.

– Не загуляет, она у меня вот где! – показал он кулак и подмигнул жене.

Слугава улыбнулась в ответ, поддерживая мужа.

– Ну, так что, можно Мане к нам? – не отступала она.

– Нашли время. Позже нельзя? Хоть вымыться девке дайте.

– У нас домоется. Ну, очень нужно, тетка Дарка! А?

– Ладно, идите. Только недолго, – разрешила мать, сама подхватила ведро с водой и пошла к себе.

Жар в парной был знатный. Плеснув на печь пивом и, вдыхая хлебный аромат, Слугава забралась на лавку и махнула Мане рукой, приглашая сесть рядом.

– Как тебе новость? – спросила она, набрав пригоршню настоянных на меду березовых почек, и старательно стала обмазывать ими плечи и спину подружки. Сила таких втираний была великая – кожа становилась гладкая и чистая, как у новорожденного.

– Ты про сына кузнеца спрашиваешь? – догадалась Маня.

– Про него. Я слышала, ты первая его увидела?

– Ну да. Он у меня дорогу спрашивал.

– Так, рассказывай подробно. Не томи!

Слугава нетерпеливо придвинулась ближе, стараясь не пропустить ни единого слова. Любопытство соседки насторожило Маню.

– Да что рассказывать-то? – спросила она.

– Говорят, он пригожий собой? – горячо задышала в лицо Слугава. – Да почему из тебя все клещами вытягивать приходится?

– Так, ничего! – девушка потупилась от смущения.

– Ой, ладно, ничего, скажи сразу, влюбилась? Я же вижу.

Слугава толкнула девушку в бок и захохотала.

– Отстань. И в мыслях нет, – отмахнулась та.

– Слышь, муженек, Маня влюбилась!

Танаско вошел в парную с двумя березовыми пушистыми вениками, снова плеснул на камни, поднял к потолку душистый жар.

– В кого, в меня?

– В тебя? – нараспев язвила соседка – Да в тебя только я могу влюбиться, да корова наша!

– Ах, так? Корова, говоришь? Вот я сейчас тебе задам за корову. Быстро легли, – скомандовал Танаско, и девки растянулись на широкой лавке, подставив спины.

Веники заходили сначала бережно и невесомо, нежно поглаживая кожу, едва касаясь. Маня почувствовала, как волна блаженства растеклась от кончиков пальцев ног до самой макушки, дурманя голову. Затем темп стал нарастать, удары становились сильнее, и вот уже терпеть раскаленный воздух не было сил.

– Все, хватит! – сразу закричали обе и, как стрелы, выпущенные из лука, выбежали на улицу, прыгнули в прохладную реку.

– Ой! Хорошо-то как! – мечтательно проговорила Слугава, перевернулась в воде на спину, открыв небу грудь и живот. – Может, сплаваем до кузнеца?

– Шальная баба. Что тебе неймется-то? – пристыдила Маня. – И муж, добрый, тебя любит и хозяйство справное.

– Муж, хозяйство – глупая ты, Маня. Дети – вот оно бабье счастье! Детей нет.

– Так может, все еще наладится?

– Наладится? – с горечью проговорила соседка. – А годы? Год-то уходят! Сколько еще ждать? Может, не во мне дело, а в мужике?

– Ой, Слугава, что ты задумала? Грех ведь это!

– Грех бабе без детей оставаться. Не поймешь ты это пока – молода еще. Ладно, поплыли обратно!

Они повернули к берегу, и лишь шелковистые длинные волосы потянулись за ними следом.

Слова соседки не давали покоя девушке. Она еще долго лежала в постели без сна, размышляя над превратностями судьбы. Ей одинаково было жаль и Слугаву, и Танаско, который также нравился ей, как человек, добрый и отзывчивый. Тут же мысли перескочили на красивого и статного сына кузнеца. В главном соседка была права – он никак не выходил у нее из головы. Уже в сотый раз она в подробностях вспоминала их первую встречу. Гордый и уверенный в себе всадник, покрытый дорожной пылью, на красивом сильном скакуне, преградил ей дорогу, когда она шла по воду. Нездешний облик сильно разнился с обликом местных мужиков. Прищуренные глаза смотрели властно и дерзко. Маня сразу потерялась под этим взглядом. Вдруг откуда-то нахлынула слабость в ногах, и юное сердечко забилось тревожно. Внутри стало пугающе пусто и сладко одновременно. Он спросил дорогу к кузне, и она показала, но предупредила, что если он хочет воспользоваться услугами кузнеца, то вряд ли ему это удастся.

Кузнец долго болел в последнее время, почти не вставал после того, как подковал норовистого жеребца. Дикое глупое животное от страха и боли ударило его копытом в грудину. Удар был страшный, другой бы на его месте кончился сразу, но сильный и крепкий мужик выжил, но так и остался хворым. Из-за тяжелой болезни главы дома дела шли плохо. Опоры не было. Старшего сына забрали в Орду на службу отроком, двое других сгинули еще детьми от лихорадки. Оставались две дочери, которые подрастали и уже покидали младенческий возраст «вест». Мать надрывала последние силы в старании сохранить благополучие семьи и поставить больного мужа на ноги. Как во всяком русском роду лечением в семье занималась жена. Сердобольные соседи пытались помочь, чем могли – все уважали умелость и прямодушие кузнеца, но гордая женщина отказывала им и тянула хозяйство сама.

Молодой всадник ничего не сказал, лишь глубокая складка скорби легла на чело. Он поблагодарил девушку и пришпорил коня. Раздираемая любопытством, Маня бросила ведра и побежала за ним. Она видела, как тот спешился перед воротами и уверенно, по-хозяйски, ударил в них кулаком. Из-за ворот сразу отозвалась собака, залилась визгливым лаем, затем девичий голос спросил:

– Кто там?

– Кузнец Добрава здесь живет?

Тяжелые ворота открылись без скрипа, и перед глазами предстала девчушка, светленькая и голубоглазая, в грязном заношенном сарафане. Она с опаской смотрела на незнакомца.

– Тату хворает! – сказала она.

– А тебя как звать? – спросил незнакомец ласково и белозубо улыбнулся.

– Калинка, – ответила та, продолжая пытливо разглядывать всадника огромными, в пол лица, глазами.

– Дочка, кто там?

Из глубины двора вышла жена хозяина. Она несла кадку, пристроив ее сбоку на бедре. Она была высокая и статная. Измученное лицо хранило отпечаток былой красоты. Годы и трудная жизнь брали свое. Она подошла ближе, внимательно вглядываясь в лицо путнику.

– Если ты к Добраве, то он ничем тебе помочь не сможет! Нездоровится ему.

– Да, я уже слышал.

Повисло молчание, во время которого незнакомец продолжал улыбаться, глядя на женщину. Та, в противоположность ему, оставалась серьезной и продолжала рассматривать его, не отрывая взгляда, слегка наклонив голову.

– Хотелось бы напиться, – вновь заговорил путник.

Он неуклюже потоптался, зачем-то по переменке трогая то собственный пояс, то сбрую коня.

– Калинка, принеси братину для питья, – обратилась хозяйка к девочке. – Видно наш гость издалека к нам. Верно?

Калинка послушно кинулась в дом и через мгновенье уже несла горшок полный воды. Гость с поклоном принял сосуд и отпил. Затем вернул его обратно, вытер губы рукавом кафтана, придерживая висевшую на запястье плеть.