Андрей Шандаров - Время Сварога. Грамота Страница 15

– Спаси бог, – поблагодарил он хозяйку. – Верно. Издалека. Из Золотой Орды добираюсь.

– Из Орды? – одними губами повторила женщина, бледнея.

Ей вдруг перестало хватать воздуха. Она задышала беспокойно и часто.

– А вы, мама, меня не узнаете? – с хрипотцой в голосе спросил путник.

То, что произошло дальше, потрясло Маню до глубины души. Кадка выскользнула из рук, женщина охнула и упала на колени перед путником, обняла его за ноги и прижалась в рыдании. Он пытался ее поднять, гладил по голове и плечам.

– Ну, что вы, мама, все хорошо. Вот он я, живой!

Но она продолжала стоять на коленях без сил, не в состоянии отпустить от себя самое дорогое в мире существо. Наконец она поднялась, и, еще не веря своим глазам, проговорила:

– Вохма, сынок, неужели это ты?

– Я, мама! Я! – говорил он, забирая в ладони мокрое от слез лицо матери и целуя родные глаза.

Рядом, глядя на всю эту картину, зашмыгала носом сестренка. Она, видимо, до конца не понимала, что происходит, но настроение матери передалось и ей. Когда забрали старшего брата в Орду, она еще не родилась. Она знала, что где-то на белом свете есть брат, если еще живой, но чтобы им оказался этот взрослый мужик, она не могла вот так сразу уложить у себя в голове. Проходившие по улице люди останавливались в недоумении. Много лет прошло, и никто из них не помнил о старшем сыне Добравы, поэтому сцена, свидетелями которой они стали, вызывала многочисленные вопросы.

– Пойдем к отцу, сынок, – говорила мать и тянула Вохму за руку в избу.

Тот кинул поводья сестре и пошел следом. Но на крыльце уже стоял отец. Он услышал суматоху во дворе и поднялся, опираясь на стену. Глаза лучились светом, он старался сдерживаться, но слезы все равно лились по щекам и таяли в бороде. Дрожащими руками он гладил сына по плечам, словно пытался проверить – призрак перед ним или человек из плоти и крови.

– Счастье-то какое, отец! Дожили мы с тобой! Дождались! – прижималась к сыну мать, обращаясь к мужу.

– Хвала богам! – говорил тот. – Калинка, беги за сестрой, всем соседям передай, что Вохма вернулся.

Девочка выбежала за ворота и наткнулась на Маню.

– Калинка! Кто это к вам зашел? – спросила она.

– Вохма – брат старший, – на ходу бросила та и заспешила дальше.

– Старший брат!? – словно во сне повторила девушка и глубоко задумалась.

Нежданная новость облетела весь город. На двор к Добраве потянулись соседи и друзья. Гостеприимные хозяева с радостью принимали всех – на стол выставлялось последнее, несмотря на собственную нужду. Даже боярин Тана почтил их своим уважением. Он пришел не с пустыми руками, а принес бочонок медовухи. Полный, на коротеньких ножках, он был известный весельчак и балагур и никогда не упускал случая поучаствовать в общем празднике. Всем было любопытно посмотреть на Вохму. Не каждый день после долгого отсутствия домой приходил живой и здоровый сын. Обычным делом было уходить в Орду на всю жизнь и уже не возвращаться на родину. Специально строилось так, чтобы ордынцы служили вдали от родных мест. Ничто не должно было связывать их с местным населением, дабы не испытывать мук угрызения совести при участии в карательных походах против какого-либо бунтующего князька, который вдруг отказывался подчиняться центральной власти и платить налоги. Разбросанные по бескрайним землям многочисленные отряды Великой Орды служили гарантом порядка и спокойствия в разноязыкой империи. Лишь с возрастом, не обремененные хозяйством и семьями, старые вои уходили на покой в монастыри. Это было их почетным правом за верную и многолетнюю службу.

Весь следующий день Маня крутилась возле ворот кузни, нарядилась во все новое, подвела углем брови. Она находила любой предлог, чтобы забежать на двор и встретиться с Вохмой. Но ей это не удавалось. Тот был занят гостями. Она подзывала Калинку, спрашивала о брате, но хитрющая девчонка напускала на себя важную мину и словно не понимала вопросов Мани. Наконец, отчаявшись, потеряв всякую надежду, она вдруг услышала за спиной знакомый голос.

– Чем опечалена, красавица?

Девушка вздрогнула и обернулась. Вохма стоял перед ней и щурил зеленый смеющийся глаз. Краска бросилась ей в лицо, дыхание перехватило и, едва справившись с волнением, она проговорила:

– Ничем.

– Так уж и ничем? – настаивал Вохма. – Сестренка сказала, ты меня ищешь?

Он подошел ближе и взял девушку за руку. Она хотела было выдернуть руку из его медвежьих лап, но силы вдруг опять оставили ее. Нежная истома охватила все ее существо. Ей захотелось, чтобы эти мгновения никогда не кончались.

– А ты скоро уезжаешь? – спросила она невпопад.

– Вот те раз. Не успел приехать, уже гонят, – обиделся тот.

– Что ты, я не об этом.

– Тогда о чем?

– Я только хотела спросить, надолго ли ты приехал к родителям?

– А ты как хочешь? Чтобы надолго?

– Я?

Маня от растерянности не знала, что ответить.

– Ну, конечно, ты.

– Да, чтобы надолго, – решительно призналась она и стала смотреть под ноги.

В руках неожиданно оказалась длинная коса, переброшенная из-за спины на грудь, и она нервно, привычными движениями, стала ее заплетать.

– Смотри, кто там летит?

– Где?

Маня от любопытства подняла голову и тут же угодила в капкан мужских губ. Вохма обхватил девичий стан и притянул к себе. Сладкий поцелуй был наградой за решительность, с которой он подошел к делу.

– Что ты? Все смотрят, – говорила девушка не в силах вырваться из могучих рук.

– Разве это плохо?

– Не знаю.

– Приходи сегодня вечером на берег реки. Придешь? – спросил парень и отпустил ее.

– Приду, – едва кивнула головой Маня.

– Буду ждать!

Вохма развернулся и пошел к воротам. Маня проводила его взглядом. Гости еще не расходились.

Весь вечер Маня боролась с желанием бежать на берег реки к любимому, но не пошла. Когда первые волнения утихли и верх взял разум, испуганная внезапным напором парня девушка сдержалась, оправдывая себя тем, что еще достаточно плохо его знает и что не стоит так быстро кидаться на шею первому встречному.

Низкий набат ударил на колокольне Святого Спаса, и тревожно повис над округой. Быстро докатилась весть об убийстве новгородцами тверского посадника. В ответ тверское войско, во главе с князем Михаилом, выступило в поход. Новый Торг стоял у них на пути. Мирная жизнь горожан закончилась. Это была война. Дозорные на охранных башнях просигналили о подходе неприятеля с опозданием, и тверское войско обступило стены города, обрезало любую связь с внешним миром. Жители, укрывшись за стенами, готовились к штурму. Но силы были неравны. Город не устоял. Подожженный с четырех сторон он пылал. Деревянные стены не выдержали. Защитники гибли под ними, сгорая заживо, засыпанные тысячами стрел. Обезумевшие люди метались по улицам в попытке найти убежище. Везде валялись мертвые тела. Пахло горелой человеческой плотью. Тверичи не щадили никого: ни женщин, ни детей. Они врывались в дома, сея смерть направо и налево. Богатый торговый город был лакомой добычей, и Михаил отдал его на разграбление своему воинству.

Маня бежала вдоль улицы, не помня себя от страха. Словно в тумане перед глазами вставала картина смерти родителей и братишки. Сначала она услышала, как в соседнем дворе закричала баба. Маня прыгнула на плетень и заглянула к ним во двор. На пороге избы лежал мертвый Танаско, сноха и ее маленький сын. Трое тверичей распластали на земле Слугаву и насиловали ее, сменяя друг друга. Женщина пробовала отбиваться, извивалась всем телом, но этим только распаляла насильников. Те довольно гоготали и избивали ее кулаками. Маню замутило, она сползла на землю и зарыдала.

Несколько грабителей зашли и к ним. Отец схватил топор и кинулся на неприятеля. Одного он зарубил, другой же ранил его в живот. Приседая, зажав рану, отец отступал в дом. Мать побежала к нему на помощь и наткнулась на вражеский нож. Обнимая мужа, защищая его собой, она, в довершении, приняла смертельный удар копья, которое пронзило их обоих. Ванятка поднял оброненный отцом топор, с криком замахнулся им на убийц и тут же был пронзен в грудь. В единое мгновение, потеряв на глазах всех, кого она любила, Маня бросилась со двора. Кто-то больно схватил ее сзади за косу и швырнул на землю. Грязные от крови пальцы рвали на ней одежду и пытались раздвинуть ноги. Страшное бородатое лицо дышало гнилым нутром. Маня сопротивлялась, как могла, но силы были на исходе. Вдруг тверич дернулся, харкнул на девушку кровью и затих. Чья-то сильная рука помогла ей подняться. Перед ней стоял Вохма. Почерневший от земли и сажи, он держал в руках окровавленную саблю.

– Сможешь идти? – спросил он, оглядываясь по сторонам.

– Там! Там! – показывала рукой Маня в сторону своего дома, горе и слезы душили ее.