Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том первый Страница 27

В шатре стало чуть темнее; не замечающий ничего, кроме противника, Иванов вдруг показался совсем маленьким и смешным, когда жесткая рука подполковника с обыденной легкостью вывернула клинок, едва не сломав пальцы, отчего он коротко вскрикнул. Мгновеньем позже он был на полу, скрывая свои же грязные следы на кошме, а Кудрявцев ловко скручивал неведомо откуда взявшимся ремнем руки, а затем и ноги Виктора. Последний, прижатый к полу жестким коленом командира, даже не пытался трепыхнуться, уткнувшись лицом в колючую кошму.

Связанного преступника Кудрявцев легко вышвырнул в открытый полог, а сам пошел вдоль стен, открывая маленькие окошки, завешенные, как оказалось, клапанами из того же материала, что и стены, свободно висевшими на них. В шатре стало светло, и Анатолий только теперь оценил блеск камней, густо усеявших ножны клинков, которых было не меньше двух десятков. Каждый, по мнению Никитина, действительно стоил баснословных денег – там, в прошлой жизни.

– Действительно бриллианты? – спросил он, нисколько не сомневаясь, что подполковник и в этом вопросе прекрасно разбирается.

– И не только, – подтвердил Кудрявцев. Он повернул в руках поднятые с пола ножны, в которые уже вернулся клинок, и большой камень в основании его рукояти пустил в потолок нестерпимо яркий узкий луч, который никак не могла исторгнуть из себя простая стекляшка.

Сабля заняла свое место на стене, а командир взял в руки другой клинок – короткий, единственный из всех не отмеченный ни одним камнем. Уже на улице, под яркими солнечными лучами, Анатолий разглядел кожаные, явно очень старые ножны с едва различимыми письменами, вытесненными на них, и оценил хищную остроту клинка, чья волнистая сталь, казалось вбирала в себя падающие лучи.

– Настоящий дамаск, – подполковник кивнул собственным мыслям и протянул клинок Хашимулло, выполняя совсем недавно данное обещание.

Тот принял нож, немного поклонившись, попробовал прочесть письмена и вдруг резко побледнел, что для его весьма смуглого лица было очень непростой задачей. Он с благоговением приложил кожаные ножны с клинком к своему лбу и с куда более низким поклоном протянул их обратно подполковнику.

Сопровождал он этот жест речью на арабском языке, так что опять пришлось прибегнуть к тройному переводу. Анатолий вместе со всеми, собравшимися перед дверью в шатер товарищами (за исключением двух караульных, конечно), услышал:

– Не могу принять твой дар, русский командир. Этого клинка касалась рука самого пророка Мухаммада!

Вместо него ответил профессор – на русском языке, так что опять понадобилась помощь и Оксаны, и Бэйлы:

– Бери, друг. Этот нож не менее древний, но рука пророка его точно не касалась, – в голосе его было столько уверенности, что араб, поколебавшись, сунул все-таки клинок куда-то в свободно свисавшее с его плеч белое одеяние и, повернувшись, ушел к своему стаду.

Окончание фразы Романова, произнесенной почти шепотом, слышали, наверное, только Анатолий с Кудрявцевым:

– Потому что Мухаммед еще не родился, парень… А может и совсем не родится…

– Любоваться, наверное, на ножик пошел, – подумал Никитин про Хашимулло..

Сам бы он точно этим занялся сейчас. Вслух же он спросил:

– А с этим что делать будем?

Анатолий показал на Виктора, который, извернувшись, сел на песке со связанными за рукой руками. От его злобной гримасы не осталось и следа – перед шатром сидел парень с самым что ни на есть невинным выражением лица. Более того, он был полон оскорбленного достоинства, так что тракторист невольно восхитился. На вопрос командира: «Что не поделили?», – Анатолий, помявшись, ответил коротко: «Золото». Ну не говорить же Кудрявцеву про задницу, тем более что его, командира, фамилия, в конфликте тоже звучала.

– Понятно, – протянул подполковник, – чего же его делить, все уже давно поделено.

Всем вокруг как-то сразу стало понятно, кто и как будет делить обретенные сокровища, которые на взгляд Никитина, стоили ровно столько, сколь остра была сталь клинков. Хотя сверкали бриллианты конечно замечательно.

– А.., – протянул что-то Иванов, пытаясь то ли возмутиться, то ли задать какой-то вопрос, но тут же замолк, очевидно поняв бесперспективность каких либо споров.

А может, заткнулся он от тычка командира, который как раз повернул Виктора, снимая с него ремни. Сам Анатолий с Виктором говорил бы только так. Ни в его кротость, ни в показное дружелюбие, с которым парень глядел на своего недавнего противника, Никитин не верил. Пообещав себе не поворачиваться к Иванову спиной, он отвел взгляд, чтобы не видеть насквозь лживых глаз.

Подполковник подозвал к себе Холодова и отдал короткий приказ:

– Накормить, загрузить работой.

– Какой работой? – озадачился сержант.

– У тебя мало дел? Вон четыре трупа бесхозных лежат. Зачем он, – Кудрявцев перевел взгляд на безмолвно стоящего рядом Виктора, – сюда лопату нес? К моему возвращению чтобы здесь был порядок.

– А если?..

– Никаких если, – отрезал подполковник, – забыл первое армейское правило: «Не можешь – научим, не хочешь – заставим!»? Чему тебя в ковровской учебке учили?

– Так я там духом был, а нас деды…

– Считай себя самым что ни на есть дедом. И вот тебе дух. Ты ведь не служил? – казалось бы, совсем обычным тоном спросил подполковник у Иванова, но Анатолий, уже умевший отличать малейшие интонации в его голосе, насторожился: сейчас что-то будет.

– Нет, – мотнул головой Виктор.

– Ага, – вроде обрадовался командир, – за что в первый раз сидел?

– За грабеж, по малолетке, – машинально ответил Иванов, и тут же ощерился.

Теперь не только Никитин, но и все остальные видели волка под овечьей шкурой. Впрочем, на волка он никак не тянул – так, шакал, не больше. А Кудрявцев не останавливался:

– Когда откинулся в последний раз?

Иванов, явно не собиравшийся отвечать на этот вопрос, вдруг махнул рукой и каким-то совсем убитым тоном проговорил:

– Сегодня. К жене ехал – как на крыльях летел. Думал все – завяжу. На зонах до пенсии почти дожил. Только по домофону с ней и поговорил. На восьмой этаж без лифта, без остановки. А у двери чемодан. Я даже ломиться в квартиру не стал. Так с чемоданом в окно с лестничной площадки и шагнул. Потому что никому кроме нее не нужен был. А теперь и ей не нужен стал.

Он повернулся и пошел за лопатой, которую совсем недавно оставил у одиноко стоящей стены. Слышал ли он последнюю фразу, адресованную командиром Холодову: «Смотри за ним, сержант. Внимательно смотри. Особенно к оружию не допускай!»? Во всяком случае, не обернулся.

– Может, – показал Холодов на АК-74, который держал в руках, – эти возьмете, полегче все-таки.

– Нет, – решительно отказался Кудрявцев, – сколько там разницы – сто граммов? Зато знаешь, какой рикошет в лесу от пульки пять-сорок пять. Того и гляди назад в тебя прилетит. Нет, – он ласково погладил по прикладу своего автомата, – только АКМ!

Подполковник осмотрел свой небольшой отряд, готовый выступить в поход. Он сам, пять израильтянок, профессор и Никитин представляли собой грозную силу – совсем не так выглядел первый отряд, вышедший совсем недавно из русского лагеря.

Теперь с плеч свисали четыре автомата Калашникова – у самого подполковника, Никитина, Романова и Оксаны. У последней не было разгрузки с тяжеленными магазинами, но и тех, что были в жилетах у парней (всего двадцать четыре – больше семисот патронов, и это не считая тех, что уже торчали грозно из АКМ) хватило бы на серьезный бой. На профессоре жилет защитного цвета немного свисал на сторону, отчего тот морщился и дергал его, пытаясь восстановить баланс. Наконец командир шагнул к нему, одернул немного великоватый профессору камуфляж и быстро пробежался пальцами по застежкам, увязывая жилет правильно – то есть не туго и не слишком свободно, не пропуская ни одной липучки, так что их почти совсем не стало видно. Прежде же они торчали во все стороны, отчего профессор был похож на языческое дерево с привязанными к нему лоскутками.

Очень грозно смотрелась и Бэйла, или Бэла – в интерпретации Анатолия, так и не выпустившая из рук винтовки. Она еще не знала о запасных магазинах в трех подсумках, дожидавшихся своей очереди в рюкзаке Никитина. Парень решил молчать до последнего – то есть до той минуты, когда этот запас понадобится. На поясах у трех других девушек висели кобуры с ПМ; сколько запасных патронов захватил запасливый подполковник, Никитин не знал, но был уверен, что такой запас существует. Скорее всего он прятался в рюкзаке Кудрявцева; точно такой же свисал со спины Романова. Командир кроме автомата был вооружен еще и двумя пистолетами – кроме своего, родного, с которым он пришел сюда, на другом боку свисала длинная кобура, раньше украшавшая предводителя сирийских бандитов. Кудрявцев, заметив его взгляд, с неподдельной радостью улыбнулся: