Андрей Мартьянов - Творцы апокрифов Страница 8

Дугал, заговорщицки понизив голос, назвал какое-то странно прозвучавшее для Гая имя и осведомился, сохранилась ли могила этого человека. Привратник торопливо закивал и, кажется, даже слегка обиделся подобному вопросу. Мак-Лауд коротко поблагодарил, заодно перебросив обрадованному сторожу ярко блеснувшую монетку, и компаньоны зашагали по вымощенному мелкими светлыми камнями внутреннему двору.

Чтобы попасть к главному входу в храм, как объяснил привратник, требовалось обойти братский корпус – приземистое здание серого камня с рядами крохотных окон под нависающим карнизом красно-коричневой черепичной крыши. Торжественность и спокойствие этих вырванных из суеты городской жизни мест, казалось, разлитые в воздухе, подействовали не только на начавшего успокаиваться Гая, но и на его попутчика. Во всяком случае, с его физиономии исчезло постоянное слегка насмешливое выражение, сменившись чем-то, весьма похожим на глубокую задумчивость. Сэру Гисборну иногда начинало мерещиться, что в его странноватом знакомом живет два человека: один – Дугал из клана Лаудов, неугомонный задира, пьяница и бабник, а второй… Второй гораздо умнее и мудрее всей их компании, и, как положено мудрецу, чаще предпочитает хранить молчание.

Они свернули за угол и разом остановились. Перед ними возвышался Турский собор, бледно-золотистый, с взлетающими над землей двумя квадратными башнями колоколен, статуями в нишах и изящно вытянутой вверх аркой портала. Над ней в радужных витражах идеально круглого окна-розетки играли лучи полуденного осеннего солнца.

Гай хотел что-то сказать, но внезапно обнаружил, что не может найти подходящих слов. Кроме того, его вновь разобрали тревожные предчувствия – вдруг его вина гораздо больше, чем он полагает? Вдруг святой решит, что такому закоснелому грешнику, как Гай Гисборн из Ноттингама, не место в благочестивой обители и не положено никакого прощения?

– Красиво, – нарушил мирную тишину Мак-Лауд, однако в его голосе не слышалось особенного восхищения. – Одного только не могу понять: неужели Господу на самом деле угодны все эти каменные громадины, облепленные внутри золотом? Здесь еще ничего, а в Италии как построят собор, так не разберешься – то ли во имя Божье, то ли ради того, чтобы перещеголять соседний город… Отец Колумбан прекрасно обходится без всей этой роскоши, и мне кажется, он намного ближе к Небесам, чем здешние монахи. Наш священник из Гленн-Финнан, отец Беуно, с трудом связывал пару слов на латыни, а люди со всей округи шли к нему со своими горестями и радостями. Он жил в часовне, построенной моими предками лет двести назад, и никому не приходило в голову снести ее, чтобы соорудить взамен что-нибудь эдакое… Интересно, во сколько обходится здешним горожанам содержание такого великолепия?

– Ты бы попридержал язык, – раздраженно бросил сэр Гисборн. – Рассуждаешь, как настоящий язычник, прости Господи. Или в вашем захолустье все такие? Храм есть отражение Дома Всевышнего на бренной земле, ему надлежит поражать человеческое воображение и радовать глаз…

– Да знаю я! – перебил Дугал. – Только все равно это как-то неправильно. Что, чем больше в городе или в стране соборов, тем благосклоннее Господь?

– Замолчишь ты наконец? – уже всерьез рассердился Гай. – Не мели чушь, а? Сам знаешь, за подобные речи по головке не погладят. Где ты наслушался таких гадостей?

– Сам додумался, – Мак-Лауд наконец умолк, благо они уже поднялись по широким ступеням, слегка вытершимся в центре, и подошли к дверям собора – высоким, из темно-красного дерева, покрытым резьбой и украшенным позолотой. – Иди, выполняй обет, только не позволяй задурить себе голову. Я приду попозже.

– Ты куда? – несколько опешил сэр Гисборн, потому что компаньон явно вознамерился улизнуть.

– У тебя дела, и у меня дела, – туманно отозвался Дугал, уже успевший преодолеть половину лестницы. Гай с легким недоумением проследил, как шотландец остановил пересекавшего двор монаха и что-то у него спросил. Получив ответ, Мак-Лауд целеустремленно зашагал к северному приделу, свернул за угол собора и пропал.

– Дела у него, – повторил сэр Гисборн и, потянув на себя тяжелое литое кольцо, с некоторым усилием отодвинул толстую дверную створку. – Варвар варваром, а туда же – умствует…

Над городом поплыл долгий тягучий звон бронзового колокола, отмечавшего наступление полудня, или как его называли по монашескому уставу, часа шестого.

В аббатстве Гай пробыл несколько дольше, чем ожидал – почти до девятого часа. Ему повезло: отец настоятель, узнав о просьбе заезжего рыцаря, милостиво согласился уделить немного своего драгоценного времени. Хотя сэр Гисборн, не обладавший даром рассказчика, старался говорить как можно короче, опуская кой-какие малозначащие частности, история прибытия нового архиепископа Кентерберийского в Англию все равно чрезмерно затянулась. Известие о смене власти и казни канцлера Лоншана, конечно, уже добралось до Тура вместе с королевскими гонцами и опережающей ветер молвой, однако настоятель не мог не воспользоваться чудесно представившейся возможностью разузнать подробности из уст очевидца событий в далекой Британии.

К концу повествования Гай слегка взмок и чувствовал себя так, будто пару раз обежал вокруг Тура в полном боевом снаряжении. Однако его усилия получили неожиданное вознаграждение: аббат, выслушав печальную исповедь рыцаря из Ноттингама и побарабанив пальцами по столу, рассудил, что сэр Гисборн достаточно наказан за свои прегрешения. В сущности, его вина заключалась только в излишней горячности (впрочем, вполне оправданной, ибо он действовал во спасение служителя Господня) и вполне искупается его нынешним намерением отправиться в Святую землю. Если же добавить к этому искреннее покаяние мессира Гая и умеренное пожертвование в пользу прихода Святого Мартина, то щекотливое дело о невольном осквернении останков святого можно считать разрешенным ко всеобщему удовлетворению.

Вдобавок отец настоятель посоветовал будущему крестоносцу по дороге к Марселю или в самой столице Прованса наведаться в любую церковь и освятить имеющееся оружие. От досады Гай едва не хлопнул себя по лбу: как он не догадался сделать это еще в Лондоне или, на худой конец, в Фармере! Совсем из головы вылетело! Мессир Клиффорд или отец Колумбан наверняка бы не отказались провести церемонию! Сталь в умелых руках, конечно, хороша сама по себе, но если ее облагородит и укрепит благословение…

В Ноттингаме родные и друзья частенько посмеивались над наследником семейства Гисборнов: мол, нетрудно догадаться, о чем тот думает – любая появившаяся мысль немедля отражается на физиономии. Сейчас, видимо, случилось то же самое, ибо турский аббат с легкой улыбкой заметил, что с удовольствием выполнит ритуал освещения, и, пожалуй, сделает это незамедлительно.

– Я не один, – вспомнил о своем попутчике Гай. – Можно ли моему спутнику тоже принять участие?

Аббат кивнул, сэр Гисборн мысленно возликовал, искренне надеясь, что ему не придется обыскивать монастырь в поисках отправившегося неведомо куда шотландца. Однако Мак-Лауд, завершив таинственные «дела», как и обещал, терпеливо дожидался компаньона, обосновавшись на каменной скамье неподалеку от входа в собор. Отсюда он прекрасно видел как полутемный неф с рядами скамей и тускло поблескивающее золото алтаря и вычурной огромной дарохранительницы с полуистлевшим лоскутом некогда светло-серой ткани внутри, так и часть обширного двора перед храмом. Невозмутимо оглядев взъерошенного Гая, он одобрительно заметил:

– Вот теперь ты похож на человека. Исполнил?

– Не совсем… – сэр Гисборн перевел дыхание. – Вставай! Здешний настоятель согласился освятить наше оружие.

– Для начала совсем неплохо, – пробормотал Дугал, несколькими привычными движениями ослабляя застежки широкого кожаного ремня-перевязи, чтобы стащить ее через голову. Гая всегда удивляла горская традиция: носить мечи не на полагающемся им по всем законам месте, то есть у левого бедра, а за спиной. Вдобавок он полагал шотландскую клеймору не слишком удобной, чрезмерно длинной и тяжелой.

Заблуждения бесследно развеялись в тот день, когда сэр Гисборн самоуверенно решил последовать примеру Мишеля де Фармера, уже получившего свою ежедневную трепку, и предложить Мак-Лауду сразиться. Просто так, для удовольствия.

На ошибках учатся. В первый миг Гай понял, что его наставник в науке мечного боя совершенно не подготовил его к подобным схваткам. Во второй – лишился клинка, выбитого приемом, оставшимся доселе неизвестным создателям трактатов по военному делу, позорно шлепнулся на траву под откровенное хихиканье Мишеля, да так и остался лежать, сипя отбитыми в падении легкими.

– Историческая справедливость восстановлена, – вполголоса заметил Гунтер, оруженосец Фармера-младшего. Гай не понял, что тот имел в виду.