Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 4 Страница 12

Оберст похлопал меня по плечу.

— Мои легкие, сударь, как раз и питаются тем, что вы высокомерно называете «гадостью». За всю свою жизнь они повидали такого, что сигарный дым для них — все равно, что для вас, аристократов — розовая амброзия.

Оберст Ганс Зиммер казался совсем другим — бродягой из порта, солдатом Германского африканского корпуса, грубым, наглым и нахальным. Это была не более чем маска, способ существования, обжитый и привычный образ — на самом деле оберст был умным и прозорливым человеком, жестким дельцом, которому палец в рот не клади. При этом — он еще был лучшим специалистом по безопасности в Швейцарии и одним из лучших в мире, упертым и жестким, готовым проломить стену головой, если это потребуется. Вершиной его карьеры было подразделение, известное как Nebel, Der Nebel. На швейцарском диалекте немецкого это означает Туман, это спецподразделение, созданное в вооруженных силах Швейцарской Конфедерации людьми, прошедшими через отряды Опладена и Бранденбург-800. Эти люди вмешиваются в ситуацию там, где не может вмешаться Священная Римская Империя, или где затронуты интересы Конфедерации, в основном финансовые. Взаимоотношений Швейцарской Конфедерации и Священной Римской Империи сложны до безумия, и никто не может точно сказать, где отдают приказы, и где — их исполняют. Но, видимо, оберст Зиммер, швейцарский немец или германский швейцарец оказал немало услуг исторической Родине — иначе ему не позволили бы заниматься охранной деятельностью в Африке на тех же правах, что и германцам. Мне, например — не позволили, хотя проживая в Североамериканских соединенных штатах — я наводил справки.

И оберсту Зиммеру можно было доверять на девяносто девять процентов — если ему поручили безопасность кого-либо, он ее обеспечит. На сто процентов — нельзя было доверять никому.

— Время — напомнил водитель, суховатый, бесцветный, средних лет. Типичный швейцарец, бесстрастный наемник. Но профессионал.

Я достал из бардачка пистолет, вложил его в специально нашитую на пиджак кобуру с клапаном — ради этого пришлось испохабить творение лучших лондонских портных. Стиль Уайта Эрпа, он тоже носил Миротворца со стволом 7,5 дюйма во внутреннем кармане пиджака, специально перешитом под пистолет. У меня же задачи другие — соответственно и пистолет другой. Для этого дела Ганс Зиммер нашел для меня новенький Kel-Tek PMR-30, еще не встречавшийся в Европе. Легкий, полупластиковый пистолет, при том в его магазине — тридцать патронов, ни больше, ни меньше. Калибр двадцать два Винчестер Магнум — намного более серьезный патрон, чем это принято считать, его обычно путают с двадцать вторым длинным винтовочным, а это неверно. Останавливающее действие для спецпатронов находится примерно на уровне патрона 7,65 Браунинг — а ведь именно пистолетами этого калибра были вооружены все европейские детективы годов до семидесятых. К тому же — пистолет имеет слабую отдачу, удобно лежит в руке — и это позволит вести быстрый, прицельный огонь. Я надеюсь, что на балу Швейцарского Красного креста до этого дело не дойдет — но человек полагает, а Бог располагает, как обычно.

Следом, я достал два револьвера Смит-Вессон с титановой рамкой, малыши, но с резким и сильным боем под триста пятьдесят седьмой магнум со сточенной головкой. Они приобрели большую популярность после того как в САСШ приняли дурацкий закон об ограничении вместимости магазинов. Очень популярны среди телохранителей, в отличие от пистолетов можно стрелять через карман. Один пистолет я положил в карман, другой — в кобуру на лодыжке, какую обычно носят североамериканские полицейские. Кобура на лодыжке — идиотизм полный, но она хороша тем, что при обыске до нее добираются в последнюю очередь. Тем более в Европе — здесь так оружие носить не принято.

Мелькнула мысль — если будет стрельба, потом на весь год будет разговоров: о диких русских аристократах, которых нельзя пускать в приличное общество. Еще раз подтвердится миф об исконном русском варварстве.

Ну и черт с ними.

— Что с вертолетом?

Оберст достал старомодный сотовый телефон, прозвонил нужный номер.

— В готовности. Им потребуется пятнадцать минут, не больше.

Надеюсь…

— Если я сумею вывести их — подавайте машину прямо к подъезду, не стесняйтесь.

Оберст только усмехнулся — мол, не учи ученого.

Ну… с Богом.

Я вышел из машины, оправил пиджак, забрал с собой букет цветов… здесь это было не совсем принято, но и не запрещено. Сочтут за дикость и неотесанность русских — а мне важно то, что букет отвлечет внимание от меня самого. Да и не будут меня обыскивать на входе… здесь же Швейцария, благотворительный бал Красного Креста, здесь не Тегеран, не Бейрут, не Багдад, не Кабул. Тихая, мирная страна…

С самого начала, когда я поднимался по дороге к арене — я почувствовал, что за мной следят. Взгляд в спину, совершенно отчетливое чувство, оно приобретается после того, как ты побывал в горячей точке и выжил там. То — чего я и боялся — снайпер. Снайпер на подстраховке, возможно даже не один. Те, кто все это затеял — пойдут ва-банк, они готовы на все, чтобы обезглавить русскую монархию любой ценой и любым способом, даже таким. Но в таком случае — и я пойду на все, и наплевать, если по результатам сегодняшнего бала у кого-то случится сердечный приступ, у кого-то — преждевременные роды, а у кого-то отправление свинцом, причем смертельное. Хоть Ксения и не подарок, но я ее все равно отсюда вытащу…

Как я и предполагал, никого не обыскивали. Просто принимали карточку — приглашение и смотрели по какой-то базе. Вероятно — по базе «Кто есть кто» или по Готскому Альманаху[13]. В Готском Альманахе я должен быть — как-никак князь, высший аристократический титул, естественно после членов Августейшей семьи. Именно поэтому, я должен идти один. Никого другого на бал просто не пропустят, и все будет сорвано.

Очередь дошла и до меня…

Англичанка! На входе сидела англичанка! Вытянутое, словно лошадиное лицо, платье довольно дурного, принятого в Великобритании покроя — точно англичанка! Случайность — или?

Англичанка вопросительно смотрела на меня

— Князь Александр Воронцов — представился я, подавая пригласительную карточку — вице-адмирал Флота Его Императорского Величества Николая Третьего.

Я внимательно смотрел за англичанкой, за ее глазами. Испугается? Придет в замешательство? Меня здесь ждали? Нет, ничего подобного не было — дежурная улыбка, жест рукой

— Добро пожаловать на бал Женевского Красного креста, Ваше сиятельство…

Я улыбнулся той же самой, вежливой и ничего не значащей улыбкой, прошел дальше.

Черт, Ксения, какого черта ты сюда поперлась? Почетная гостья, великая княгиня Дома Романовых, как же…

В холле — кружащий голову аромат духов, едва слышный шорох шелка, быстрые, оценивающие взгляды на мужчин и на соперниц: как одета, от какого кутюрье платье, не продала ли семейные драгоценности. Свет люстр переливался в каскадах фамильных бриллиантов, украшавших лебединые шеи дам. Европа — могу спорить сто против одного, что девяносто процентов бриллиантов здесь — фальшивка, цирконий. Настоящие — в семейных или банковских сейфах, их почти никогда не достают, удовлетворяются простым сознанием того, что они есть. У нас, в России — такого нет. Официально, это оправдывается возможностью кражи или ограбления, на самом же деле — большинство настоящих бриллиантовых колье заложены банкам и находятся в их сейфах как гарантии по кредитам. Большинство блистательных европейских семей на самом деле разорены и едва сводят концы с концами. Вот почему такие балы — это еще и возможность для кавалерственных дам[14] найти себе богатого и щедрого любовника. Пусть банкира, пусть еврея, пусть даже и русского варвара — но чтобы в кармане водились деньги.

Вот почему — меня никогда не тянуло на подобные благотворительные балы и приемы. Бойтесь ханжества — под его покрывалом клокочет грязь.

Конечно же, меня, как одинокого джентльмена «от сорока до пятидесяти» с бриллиантовым шифром в петлице, обозначающим мои инициалы и название моего рода — заметили сразу же. Хищницы со всего холла ринулись буквально наперегонки, я даже и десяти шагов не успел сделать. Первой, рядом со мной оказалась белокурая итальянка (терпеть не могу дам, красящих волосы), на вид лет двадцати с хвостиком, на самом же деле — за тридцать. О, Монако, центр пластической хирургии всего мира, фабрика по производству Золушек. Один протез груди — пять тысяч германских марок штучка, операция оплачивается отдельно….

— Сударь, не поможете ли мне… здесь так мелко написано…

Многие дамы носили очки в золотой оправе, модный аксессуар, в который можно вставить простые стекла. Мне подали программку бала, при этом дама умудрилась так выразительно вздохнуть, чтобы я мог оценить все мастерство пластических хирургов из Монако…