Александр Данковский - Болотные короли Страница 2

Я уже добрался было до берега бывшего озера, а теперь просто гигантской лужи, и едва не встал на ноги, когда услышал за высокой стеной ржаво-рыжего тростника весьма характерный звук. Сквозь подлесок с рычанием ломился автомобиль. Конечно, это могла быть и машина спасательной партии, но в это я почему-то не верил. Поэтому и рухнул мордой на топкий бережок, пытаясь вжаться в него, спрятать все, что можно, под мутно-коричневой водной поверхностью. Колючая трава под щекой сразу всколыхнулась, просела гнилым ковром, и пришлось до отказа вывернуть шею, чтобы дышать. Эх, лучше было бы падать лицом вверх, да чего уж теперь… Теперь надо лежать, ждать темноты и надеяться, что никто не угадает в парочке бугорков у берега человеческую голову и руку, судорожно охватившую ребристую рукоять с двумя архаичными деревянными щечками.

А ведь как хорошо начиналось…

Глава первая

Крещение неофита

– Ребята, а вы давно здесь? – поинтересовался я.

– Здесь – это где? – переспросил Вадим, не отрывая глаз от дороги. – Если в Киеве, то всю жизнь. А если в ЗПБА – то год с лишним. Я, по крайней мере. Как универ закончил, так сразу сюда.

– Да ты не дрейфь, Леша, – подал голос с заднего сидения Виктор. – Мы ж недалеко едем. Можно сказать, чуть дальше окраины. Риска почти никакого. Хотя вагон острых ощущений тебе, как новичку, я гарантирую.

Я и в самом деле нервничал. Уж не знаю, как Витя это углядел сквозь спинку сиденья. Может, угадал? Или проще – разглядел перекошенную бледную рожу в зеркале заднего вида. Все-таки это была моя первая поездка в «дикую» часть ЗПБА. Зоны повышенной биологической активности. Или просто Зоны. Впрочем, последнего слова мои спутники, как и большинство их коллег, не любили. Уж больно много значений у него- и все больше неприятные. И зона, что за колючей проволокой, где если ходишь, то все равно сидишь. И тридцатикилометровая зона отчуждения вокруг Чернобыльской АЭС. И та самая, с большой буквы, описанная фантастами Стругацкими в семидесятых годах прошлого века. И ведь все эти значения легко проецировались на ЗПБА – была тут и «колючка» с охраной и режимными заморочками, и отчуждение, и непонятки всякие вполне фантастического толка. В итоге люди, которым по долгу службы приходилось здесь жить и работать (жить – вахтовым методом, работать – как получится), предпочитали пользоваться не слишком удобопроизносимой аббревиатурой. О чем меня и проинструктировали в первый же день пребывания. Мол, если не хочешь со старожилами ссориться, переходи на их сленг. Я честно пытался, одергивал себя даже мысленно. Ибо журналистская братия таки пользовалась словом «Зона» – да еще и с прописной буквы – в многочисленных опусах о здешних чудесах. Со своей точки зрения они правы – ведь нужно же подобрать синоним к корявому сокращению. Да и читателя это почти легендарное словечко зацепит больше, чем непонятные четыре литеры. А «биологичники» – как себя называли те, кто в ЗПБА работал, причем хоть биологом, хоть шофером, – считали, что название «Зона» притягивает несчастья. Равно как и слово «сталкер», придуманное теми же давно покойными, но кое-кем почитаемыми писателями.

Я, кстати, по долгу службы перед поездкой прочел этот самый «Пикник на обочине», хотя фантастику не люблю. Ну, что сказать – несколько архаичная, но сильная вещь. Впечатлила. Поэтому я и дернулся в первый раз, когда Витя с Вадиком вчера подошли после работы и предложили на пару дней «махнуть на пикник».

– А то что ты все в наших ангарах толчешься? Вторичная информация – это не то. Если хочешь действительно что-то стоящее накропать, нужны свежие впечатления, – так Вадим объяснил желание вытащить меня за пределы тщательно огороженной территории. Тоже мне, большой специалист по «кропанию».

– «Кто сдает продукт вторичный, тот питается отлично», – процитировал Виктор одного из своих любимых древних авторов. То есть, условно-древних, из середины ХХ века, но давно и прочно позабытых подавляющим большинством нынешнего не слишком читающего населения. Другое время, другие песни, как давно и справедливо сказано.

Думаю, на почве ретро-литературы Витя меня и выделил, приблизил и охотно делился сведениями о быте, нравах и фольклоре тружеников ЗПБА, а также легендами и слухами.

Поясню. Виктор Валериевич Колосов – доктор биологических наук, копающийся в необъяснимых явлениях местной флоры и фауны как представитель одного из профильных НИИ. Последние украинская держава стала срочно возрождать после того, как на ее территории обнаружилась пресловутая ЗПБА. Везет этой стране на всякую чертовщину! То голод, то Чернобыль, то наводнение… Но чертовщина биологическая, как оказалось, способна приносить не только неприятности, но и вполне живые деньги. Например, за счет продажи многочисленным американским, французским и прочим шведским ботаникам, герпетологам, ихтиологам и иным «ологам» лицензий на исследовательские работы в интересующей их части незалежной украинской территории. Но надо ж было следить, чтобы немцы не уволокли за рубеж чего не положено! Да и выглядеть в глазах иноземцев полными дикарями не хотелось. Все же мы – европейская страна… Вот срочно и принялись искать украинские чиновники толковых биологов, еще не захиревших на нищенских бюджетных окладах, не переквалифицировавшихся в торговцев и менеджеров и не подавшихся в дальнее забугорье.

Виктор оказался как раз из таких. Он закончил биофак еще в первой половине восьмидесятых, когда учили неплохо. И тогда же успел обчитаться всех этих войновичей, аксеновых, кабаковых…

Мой папаша был в те годы уже зрелым мужчиной и тоже читал всю эту полузапрещенную (а то и вовсе «подстатейную») литературу. И меня, совсем пацана еще, пытался приохотить. Кое-что я, как ни странно, запомнил – больше с его слов, чем со страниц прочитанного. И вот поди ж ты, пригодилось.

– «… тот сексуется отлично», – по памяти ответил я Виктору, совершенно не представляя, кто автор сих виршей. Помню только, что это должно было означать сатиру на существовавший тогда советский строй.

Виктор довольно распушил бороду и заявил:

– Секс если и будет, то в извращенной форме. Зоофилия, дендрофилия и даже микофилия, если совсем не повезет.

«Половые отношения с грибами», перевел я про себя. И содрогнулся. Шуточки у нынешних докторов наук…

– Да ладно вам, Виктор Валерич, человека пугать-то, – вступил Вадик. – Рядовая поездка в ЗПБА, от нашей базы километров всего десять-пятнадцать. Ну, двадцать. Там даже дорога вполне приличная сохранилась. Мы время от времени такие вылазки делаем, – повернулся он ко мне. – И для разведки, и для развлечения. Совмещаем, так сказать, приятное с полезным. Вот как раньше люди на рыбалку или на охоту ездили. Правда, спиртного с собой не берем – голова дороже.

Вадик, он же Вадим Дорожный, числился у Колосова аспирантом или младшим научным, я не запомнил. Но отношения между ними были, скорее, приятельскими, и коллеги называли их «В+В». Парочка, надо признать, подобралась колоритная. Витя – мужик за пятьдесят, низенький, морщинистый, жилистый, похожий на обезьяну. И с дремучей бородой, не рыжей, а какой-то желто-коричневой, торчащей вперед немыслимым веником, который не брал ни гребешок, ни даже специальный гель для укладки волос (коллеги женского пола как-то пробовали, говорят). Для того, чтобы казаться киношным гномом, ему не хватало коренастости. Весил он вряд ли больше шестидесяти кэгэ при росте примерно метр шестьдесят пять. А вот на роль какого-нибудь старичка-лесовичка его бы взяли.

Вадик – полная противоположность. Худой и длинный, под два метра, слегка сутулый, как обычно бывает при таком телосложении и пренебрежении к физкультуре, румяный и горбоносый, с огромными оленьими глазами «смерть прекрасной половине». Виктор мог изощренно ругаться, не выходя за пределы цензурной и даже просто приличной лексики. При мне он, например, обозвал какой-то прибор лопатой на быстрых нейтронах. Вадим интеллигентно матерился, создавая на базе табуированных корней замысловатые неологизмы. Конструктор все того же прибора удостоился у него (в отредактированном переводе) титула «орточленоцефал».

Виктор был склонен к совершенно мальчишеским поступкам – например, мог разослать от лица директора НИИ по отделам «мыло» с приказом завтра всем выйти на субботник по уборке территории, причем каждому иметь при себе грабли и метлу, подписав рукоятки «во избежание дальнейшей путаницы и утери инвентаря». И ведь покупались, приходили… Во всяком случае, так он сам рассказывал. Вадим считал такие поступки недостойными настоящего ученого и вообще строил из себя эдакого носителя серьезности и порядка. Что при его постстуденческом возрасте порой смотрелось несколько комично. При этом оба беззаветно любили если не всю биологию, то ее местные специфические проявления – ту самую повышенную активность.