Олег Дивов - Настоящие индейцы Страница 29

Август. Август-Александер Пол Николас и еще двенадцать имен Маккинби.

Нет, в его действиях не было ничего противозаконного. Я формально его сотрудник. И если я вышла из-под контроля, он вполне может принять соответствующие меры. Для предотвращения разных неприятностей. Лента не военного или полицейского образца. Она гражданская. Такую можно надеть ребенку. А что Алистер приказал мне не покидать базу — так он тоже в своем праве. Он отвечает за порядок на этой территории. Он не обязан объяснять мне причины своих решений.

Я погладила ленту. Ладно, Августа я прощаю.

У него проблемы, сказал Алистер. Мама не горюй какие проблемы. Я могла бы написать Августу пару слов. Я не стала. А с Саттанга уже не напишешь — если только у тебя на орбите не висит корабль, обеспечивая связь. У меня корабля не было. Даже челнока уже не было. Ничего. Когда я пойму, что жить осталось считанные минуты, наговорю прощальное письмо прямо на ленту. Умная пыль запомнит мои слова…

Утром мы затоптали тлеющие угли и пошли к опушке, до которой оставался километр. Над головой звенели птицы, нас активно ели местные кровососы, разнообразию которых порадовался бы любой энтомолог. Когда между деревьями замелькали просветы, мы удвоили осторожность. И наконец, залегли, прикрытые лишь лиственным кустарником на самом краю леса.

Большое Поле выглядело страшно. Километров десять абсолютно голого пространства. Здесь, похоже, и раньше было негусто с крупной растительностью, а люди еще добавили от себя. Я видела пни. Здесь раньше были рощицы, которые просто вырубили под ноль ради хорошего обзора. До базы около полутора километров с нашей позиции, и на всем протяжении — ни кустика. Подойти незамеченным — дохлый номер.

Я дала максимальное увеличение на линзах. Да уж… Лагерь выглядел как крепость. Обнесенный двухметровой стеной, с вышками, с системой автоматического огня на периметре, с караульными. Нич-че себе археологи…

Снаружи торчали столбы. В их назначении сомневаться не приходилось: на двух висели индейцы. Мужчина и женщина. Их привязали за запястья и так оставили вялиться на безжалостном солнце. Никакой одежды. У мужчины в паху запекшаяся рана. У женщины в крови все, что ниже талии. Лиц не видно, они превратились в сплошную опухшую маску. Еще живые. Но даже если их сейчас снять, они умрут. Здесь нужен арсенал нашей медицины, а не допотопной индейской.

Мы с Таном переглянулись и молча отползли назад, в лес.

— Что дальше? — спросил индеец.

Я изучала карту. Похоже, остался единственный путь. Фомичев уверял, что у меня должно получиться. Если место достаточно мощное по энергетике и если я отброшу собственный скепсис.

А не получится — так не беда. Буду работать конвенционными методами.

— Туда, — я показала направление. — Попробуем нестандартные решения.

Тан встал и пошел первым.

— Дальше нельзя.

— Тан?

— Нельзя, — терпеливо повторил индеец. — Храм.

— Я знаю. Мне туда и нужно.

— Нельзя.

— Потому что я женщина? Или ты боишься, что я иной крови и оскверню святилище?

— Храм нельзя осквернить. Там живут Духи. Можно войти любому. Духи не выпустят.

— Но мне нужно обратиться к ним с просьбой.

— Нельзя.

— Совсем?

Индеец замялся.

— Можно, — сказал он неохотно. — Кто зашел в Храм, того Духи берут себе. Плохой человек — сразу съедают. Он быстро портится. Хороший человек хранится долго, всегда. Его не едят, ну если только голод. Хорошие люди — для обмена. Если ты — Дух и у тебя есть сто хороших людей, ты не узнаешь голода сто лет. Поэтому на хорошего человека можно много выменять. Один хороший человек стоит три плохих. Можно войти в Храм и попросить о чем хочешь. Возьми с собой одного хорошего человека или трех плохих. Оставь там. Тогда Духи поймут, что ты заплатила, и не будут тебя брать. Они возьмут то, что ты им принесла.

Он замолчал. Я ждала.

— Я хороший человек. Ты можешь войти в Храм со мной. Но хорошего человека нельзя заставить. Плохого — можно. Можно заставить, можно обмануть. Хорошего нельзя. Только сам. Я не хочу, ты не можешь взять меня.

— Да зачем я буду убивать тебя, можно подумать, в мире мало всяких мерзавцев.

Тан успокоенно выдохнул.

— Значит, мне нужно привести трех мерзавцев, — дожимала я, — и тогда я получу то, что прошу. Так?

— Если много просишь — тогда четыре.

— Хорошо. Достаточно просто привести или надо убить?

— Если не знаешь Слова, то убей. Тогда Духи быстрее поймут, что это для них. Ты можешь просто привести, ведь я буду с тобой, и я знаю Слово. Духи возьмут сами.

— А если не возьмут?

Тан задумался.

— Значит, Духи сытые. Тогда они могут и бесплатно помочь тебе.

— То есть для нас ничего не изменится? Наше дело — заплатить, а если Духи не возьмут плату…

— Да, — кивнул Тан. — Старики говорили, такое бывает. Что ты хочешь просить?

— Один человек научил меня видеть сны наяву. Я хочу, чтобы Духи показали место, где лежит Люкассен.

Индеец поцокал языком.

— Большая просьба, очень большая. Ты хочешь человека.

— Я хочу забрать то, что от него осталось. Тан, это нельзя назвать человеком.

— Нет, ты хочешь человека. Ты возьмешь то, что осталось, а с ним будет то, что Духи берут себе. Люкассен был хороший человек. Он стоит три плохих. Тогда три плохих за себя и три плохих за Люкассена. И три за меня, я знаю все Слова, чтобы поговорить за тебя с Духами. И еще я буду охранять твой сон наяву.

— И думаешь, все получится?

— Духи честные, — с гордостью ответил Тан. — Не обманывают. Никогда.

— Что ж, тогда наша задача становится чисто инженерной. Надо добыть девять живых негодяев и притащить их в Храм. Может быть, ты знаешь, где на Саттанге водится всякая сволочь?

Тан ощерился:

— Я не знаю. Но я знаю как выманить тех, кто засел в лагере на Большом Поле. Они точно мерзавцы. Но они твоей расы.

— Если бы индеец совершил преступление, ты пожалел бы отдавать его людям?

— Нехорошо отдавать другому своего сородича. Я не оставил бы его безнаказанным, нет. У нас тоже есть суд. Но если бы до наших стариков было далеко, я убил бы негодяя сам. Или отдал бы людям. Но у вас плохой суд, вы всех жалеете.

— Здесь нет нашего суда. И вашим старикам я людей отдавать не хочу. Я думаю, будет справедливо отдать людей не старикам, а Духам.

— Да, очень справедливо.

— Так мы и поступим.

— А еще их не надо тащить. Мы покажемся из лесу, они сами пойдут. Они войдут за нами в Храм и не выйдут, потому что не знают, сколько надо платить Духам. Они придут, мы заплатим Духам, и Духи отдадут нам Люкассена. Три за одного — это хорошая мена, честная.

Мы бежали так, что со склонов сыпались каменные ручьи.

До границы храмовых земель оставалось полкилометра.

Накануне мы забросили нашу поклажу на храмовые земли. Тан уверял, что украсть оттуда нельзя. Местные и шагу не сделают. А пришлые не смогут уйти. Религия религией, но Тан служил в армии, и я подозревала — дело не во всесилии Духов. Похоже, храмовая стража хорошо защищает свою территорию. Стража быть должна, ведь кто-то же убивает случайных путников.

Десять. Десять отборных мерзавцев. Полевая пехотная форма без знаков различия, хорошее оружие. Мерзавцы, точно мерзавцы. Тан сказал, они появились тут пару лет назад. С неба упали. Засели как медведь в берлоге. Не брезгуют радостями оккупантов — ограбить индейца, живущего на отшибе, изнасиловать его женщин, пожечь на дрова священное дерево. Мы вышли на опушку, я дала неприцельную очередь в сторону лагеря. Оттуда донесся шум, на дороге показалась машина. Готово. Погнались.

У них был классический наземный пикап, большой, почти грузовик. Двое в кабине, восемь человек в кузове. Вооружены до зубов. Я практично думала: как хорошо. Жизни — Духам, снаряжение — нам. И машина. Правда, у меня не хватало веры во всесилие Духов, и я подозревала, что снаряжение придется добывать своими руками. Так что впереди нас ожидала другая инженерная задача: убить всех. По пять на нос. Будь я молодым лейтенантом, мне бы все это казалось чертовски увлекательным.

Есть! Мы пересекли храмовую границу.

Дорога делала петлю. Можно и срезать, хоть дух переведем. Но тогда есть риск, что подонки остановятся, рассыплются по лесу — искать нас. Лови их потом, ага, и тащи поодиночке на алтарь.

Темная громада Храма вынырнула из лесу внезапно. Вот еще густая, почти непроницаемая для глаза поросль — и уже поляна, скала, а к скале прилепился Храм, сам похожий на скалу. Не снижая скорости, мы нырнули под входную арку, в последний миг заметили, что вниз ведут ступеньки, сумели не скатиться кубарем. Тан громко прокричал что-то на своем языке и повел за собой. Лабиринт переходов, низких лазов, галереи и мостики над высоченными подземными залами, и передо мной открылся, видимо, алтарь. Круглая пустая комната, в сводчатом потолке — отверстие для дневного света. Черная от времени статуя, убей не видно кого. А храм-то, ребята, давно заброшенный. Нет здесь никаких служителей. Эхо подхватило наше шумное дыхание и отразило от стен многократно.