Алексей Жарков - 99942 [СИ] Страница 36

Вместо ответа он перегнулся через стол и поцеловал её в губы.

– Мой счастливый младенец, – снова улыбнулась она. – А какой ты видишь меня во время "карусели"?

– Её давно не было.

– Честно? – прищурилась Маша. – Или не хочешь меня расстраивать?

– Честней не бывает.

Максим не врал.

За две недели, прошедшие с момента знакомства с Машей у того жилого комплекса, где Максим надеялся распутать нить Лопухова (человека из списка), платформа "карусели" ни разу не раскручивалась. Не начинала свой фантастический танец смешений. Двигатели "аттракциона" спали.

Максим жалел об этом. Хотел узнать: какими красками, звуками и ощущениями "карусель" одарит присутствие Маши? Какими он увидит их отношения? Будут ли пахнуть жареным миндалём прикосновения её тонких пальцев к его шее? Какой оттенок у её смеха – нектариновый, карамельный, бледно-лунный? Её танец – это дрожь струны или шелест ветра в хвое? А вкус шоколада от её насмешливо-нетерпеливого "не буду ждать, когда сам захочешь поцеловать"… это ведь наверняка шоколад, а потом – горячий глоток, сам поцелуй.

Он будет ждать этих откровений. Щекотку взгляда. Аквамарин голоса. Звенящее смущение. Звонкие прикосновения.

А когда дождётся, подарит их Маше.

– А, правда, что у синестетиков отличная память? – спросила Маша, двигая по тарелке листик кисловатой рукколы.

– Ну… – Максим вспомнил недавние ментальные затмения, ощущение беспомощной отстранённости от предметов и лиц, которые должен хорошо помнить. – Никогда не жаловался, только после больницы проблемы были… – Левая рука непроизвольно потянулась к шраму над переносицей, но он перехватил её на полпути мысленным приказом и заставил взять бокал с вином.

– А расположение вещей? Можешь с одного взгляда запомнить, где что стояло? Где солонка была, когда мы начинали готовить?

Максим глянул на керамического пингвина с тремя дырочками на макушке. Нелетающая морская птица изначально скучала на открытой полке над духовым шкафом, рядом с набором зубочисток. Сто процентов, хоть для протокола.

– Не помню.

– Неправильный из тебя синестетик, – покачала головой Маша.

– Как есть. – Он не понимал, почему соврал Маше в такой мелочёвке. Хотел оставить за собой хоть какое-то преимущество? Зачем? – И с порядком у меня дела неважно обстоят, без закидонов вроде: клавиатура строго по центру стола, бумаги в идеальной стопке, канцелярия по своим местам. В общем, я – позор синестетиков.

Маша засмеялась. На ней была свободная футболка небесно-голубого оттенка с рисунком – тонкая ветка, украшенная лодочками листьев. Других преград, если не считать психологических, к её телу не существовало. Во время кулинарных хлопот Максим случайно увидел её грудь – Маша присела, чтобы собрать упавшие на пол салфетки, и он заметил тёмное пятнышко соска на молочно-белой возвышенности. Картина-воспоминание не добавляла рассудительности ("Скоро одних губ и объятий станет бесконечно мало…"), но он бережно хранил его пьянящую соблазнительность и провокацию. Это было просто.

Они не занимались любовью ("не трахались", как сказало бы циничное "Я" Максима, если бы ему дали слово; но никто не давал). Максим не спешил с этим аспектом близости, с Машей – нет, пока – нет. Чувствовал, что когда – или если – это произойдёт, то станет естественным и логичным, как роса на буйной тропической растительности. И в их "первой ночи" будет нечто большее, чем просто страсть познания. Некий секрет или даже заблуждение, каким, к примеру, обладает процесс появления утренней влаги: не все знают, что конденсатом является лишь малая часть росы, главным образом это результат самоорошения растений, защита от солнечных лучей.

Этот секрет был рядом, близкий и доступный, лишь протяни руку. Развеет ли он их заблуждение?

Кто знает? Возможно, следовало задать себе другой вопрос: зачем стремиться потерять это спасительное заблуждение, зачем искать истину?

– Ещё вина? – спросил Максим.

– Пожалуй. Только белого. Да, хочу белого!

– Даже так? Тогда придётся чуть-чуть подождать.

– Привет холодильнику.

Под пристальным взглядом Клуни, направленным поверх миски с сухим кормом, Максим открыл бутылку белого вина (ЮАР, со слоном на этикетке) и вернулся за стол. Мечтательно улыбался, когда наполнял бокал Маши, а заметив за собой это, даже успел взгрустнуть: "В какой момент желания другого человека перестают быть важными? Становятся рутиной, а не радостью?"

Себе он налил красного, хватило на целый бокал. "Красное и белое" – почти по Стендалю, или нет, без почти, но у других авторов. Максим вспомнил, что роман с таким названием (или "Белое и красное", не суть) читал на работе Пономарёв, какой-то криптоисторический хоррор про последний бой белогвардейцев и большевиков.

Он подумал о груди Маши в своей руке и сделал большой глоток.

Секс в начале отношений – не лучший зачин для длительного союза. Или две недели в современном мире – это не начало, а без малого вечность?

"Ба, Максимыч, с каких пор ты думаешь о будущем?"

Спорить с собой не было никакого желания. Естественно, он её хотел, он – мужчина. Но сначала надо стать счастливым в самих отношениях, а уж потом в постели.

"А может, ты просто не хочешь ничего менять? Привык к этому промежуточному состоянию? – подумал Максим, а потом предупредил: – Смотри, потеряешь Машку… ей мужик нужен, а ты всё в поцелуи играешь". Похожее предупреждение, облачённое в шутку, некогда сделал Диман Костенко, друг детства, когда Максим начинал встречаться с Аней, когда всё ещё было в праздничном конфетти и полном ажуре, за годы до рассинхронизации желаний и приступов нежности.

"Заткнись", – посоветовал он и себе, и призраку друга, которого однажды подвёл.

Максим сделал ещё один глоток, поменьше, и подхватил с тарелки кусочек жареного мха. На вкус как нежное креветочное мясо, только рыбой не пахнет.

– Можно спросить? – сказал он, задумчиво разжёвывая грибные волокна. Спросил, чтобы отогнать мысли и образы.

– Валяй!

– Расскажи о своей семье.

– Хм. – Маша приподняла брови и слегка склонила голову набок, наигранно оценивая опасность вопроса. – Странная тема для мужчины, открывшего вторую бутылку вина, но раз спросил…

– Буду признателен.

– Напускные манеры – за борт… Значит, про родителей. Краткость приветствуется? Хорошо. Родились, выросли, жили в Питере. Там они и сейчас обитают, мама на пенсии, а отец по-прежнему "у станка". Точнее у компьютера – архитектором работает. А мама конструктором была, в том же проектном институте. Сестричка есть…

В какой-то момент Максим соскользнул. Продолжая слушать Машу, кивать и пить вино, стал думать о другом. О разном. Будто пролистывая в голове важные записи, чтобы убедиться – всё ли на месте, не забыл ли чего.

Он вспомнил встречи с Машей, предваряющие их знакомство. Первую: краткую, безмолвную, случившуюся в тамбуре мини-маркета. Она забрела в магазин после двух часов на трассах комплекса "Снежком", купить минералки. Так она сказала. И вторую встречу: около дома Лопухова, вернее, около обнесённого стеной, точно средневековая крепость, жилого комплекса, на территории которого имел жилплощадь Лопухов. Привезла некой сердобольной женщине одного из котят, сидевших у неё на передержке. "Минералка и котёнок. Спасибо вам, ребята, за шанс увидеть, а потом и узнать Машу".

Мысль перескочила на косвенного "виновника" второй встречи – Лопухова, сотрудника ИИКМ, коллегу профессора Булгарина. "Как он оказался в списке?" и "Почему по-прежнему жив?" Максим получил ответ лишь на второй вопрос. Да и ответ ли? Скорей, версию…

– Ты меня слушаешь?

– Да.

Она встала со стула, подошла и села ему на колени.

– Какой-то ты напряжённый, где ты сейчас, а? Максим?

– Да так.

Максим обвил её руками и на секунду уткнулся лицом в тёплоё плечо.

"Нет. Не сейчас".

3

Кулинарные фазы дня венчал совместный ужин.

Котлеты из тофу с картофельным пюре. Салат из тёртой моркови с грецкими орехами и клюквой, порционно оформленный в невысоких прозрачных стаканах – ни дать ни взять, декоративные свечи.

– Неслабо вы лопаете, – заметил Максим.

– Мы?

"Травоеды". В подобных мыслях не было издёвки, лишь иронично-защитная реакция на что-то новое.

– Вегетарианцы.

– Совсем немного, – сказала Маша и подала на стол тарелку с ломтиками хлеба, намазанными оливковым маслом и посыпанными кусочками базилика – итальянский финал импровизации в стиле фьюжн.

– Капельку, – подтвердил Максим, с тенью улыбки наслаждаясь созерцанием её стройной фигуры, которую не могли скрыть ни мешковатая футболка, ни спортивные штаны.

"Что нас ждёт впереди?"

Он не хотел углубляться в подобные дилеммы, так горячо обсуждаемые психологами. Первые недели знакомства. Идеальные сроки. Проверка отношений. Примерка будущего. Не хотел, но иногда проносился над ними, задевая каблуками верхушки бесполезного чужого опыта, спрессованного в свод правил. Достаточно ли мы совместимы? Не утратят ли смысл и нежность эмоции этих дней, не превратятся ли в тупые ножи, потерянные в хаосе кухонных шкафов и ящиков? Их первый поцелуй, похожий на нежданное лунное затмение. Её первое "скучаю" в эсэмэс – банальное, но бесценное, как сувенир из страны, в которой был однажды, но никогда больше не вернёшься. Его утреннее чтение с телефоном на тумбочке, который превратился в бомбу замедленного действия – и ты ждёшь взрыва, ты мечтаешь о нём…