Грэм Макнилл - Последняя церковь (The Last Church) Страница 6

Авулек шел во главе армии; это был славный день, и я никогда его не забуду. Смех, поцелуи девушек и дух братства, объединивший нас в этом походе. У нас ушла неделя на то, чтобы достичь Гадуаре — гряды высоких холмов, лежавших прямо на пути наших врагов. В свое время я прочел немало описаний битв прошлого и видел, что для обороны это место хорошо подходит. Мы заняли высоту и хорошо укрепили фланги. Слева были развалины бастиона Гадуаре, справа — глухое, непроходимое болото.

— Безумием было противостоять войскам Императора, — заметил Откровение. — Вы должны были понимать, что на победу шансов не было. Этих воинов специально создали для битвы, и дни их проходят в непрестанной боевой подготовке.

Урия кивнул:

— Думаю, мы поняли это, едва увидев врага, — сказал он, и лицо его потемнело, — но мы слишком верили в успех. К тому моменту в нашей армии было пятьдесят тысяч человек, а в армии противника — в десять раз меньше. Трудно было не проникнуться оптимизмом, особенно когда Авулек постоянно объезжал войска и подогревал наш азарт. Его брат старался образумить его, но было уже слишком поздно, и мы бросились в атаку вниз по склону – неистовые и блистательные дураки. С боевым кличем мы размахивали мечами, наши руки, взметнувшиеся вверх, сжимали пистолеты и винтовки. Я был в шестой шеренге, и нам пришлось пройти почти километр, прежде чем мы приблизились к строю противника. С начала нашей атаки они не сдвинулись ни на шаг, но как только мы подошли ближе, они вскинули ружья к плечу и открыли огонь.

Урия умолк и сделал большой глоток. Его рука дрожала, и он с осторожностью поставил бокал на стол, а затем продолжил рассказ:

— Я никогда не забуду тот шум, — сказал он. — Как будто внезапно разразилась гроза, и все первые пять шеренг нашей армии полегли; в них погибли все до единого, не успев даже вскрикнуть. Вражеские пули отсекали конечности или просто разрывали человека на части, и тело лопалось, как мешок с водой. Я обернулся, чтобы что-то крикнуть — не помню точно, что именно, — но тут затылок пронзила обжигающая боль, и я упал на труп солдата, которому оторвало всю левую часть тела. Казалось, что он взорвался изнутри.

Я встал на колени и ощупал голову. Затылок был липким от крови, и я понял, что ранен. Рикошет или осколок. Будь это что-то более крупное, я бы точно лишился головы. Чувствуя, что истекаю кровью, я поднял взгляд и увидел, что противник опять открыл огонь. И вот тогда я услышал крики. Наша атака захлебнулась, мужчины и женщины толпились на месте, не в силах преодолеть растерянность и страх: они наконец-то поняли, во что их втянул Авулек.

Громовые воины перешли в наступление; место ружей заняли мечи с цепными лезвиями. Этот звук, о боже, я никогда не забуду звук, который они издавали: гул, который можно услышать лишь в кошмарах. Мы уже были разбиты, первый же их залп сломил нас, а потом я увидел мертвого Авулека — он лежал посреди поля боя, взрывом ему оторвало всю нижнюю часть тела. На лицах всех, кто стоял рядом со мной, я читал тот же ужас, который испытывал сам. Люди просили пощады, бросали оружие и хотели сдаться, но воины в доспехах не остановились. Они подступили к нам вплотную и врубились в наши ряды, не ведая пощады. Нас рассекали на части и изничтожали такими точными ударами, что я не мог поверить: как столько людей погибло за столь короткое время? Война, по крайней мере, в тех книгах, что я читал, выглядела совсем не так: там люди чести добывали славу в поединке один на один, здесь же была только механическая резня.

Я обратился в бегство, в чем не стыжусь признаться. Грязный, окровавленный, я побежал, спасая свою жизнь. Я мчался, словно за мной гнались все демоны из легенд, но я все равно слышал, как умирают мои товарищи; слышал этот ужасный хлюпающий звук, который бывает, когда режут мясо; чувствовал вонь экскрементов и выпущенных наружу кишок. Я мало что помню из того, что увидел на бегу — только отдельные сцены, где были мертвые тела и крики боли. Потом я выбился из сил и бежать больше не мог; и я полз по грязи, пока не потерял сознание. Придя в себя — и немало этому удивившись, — я увидел, что уже стемнело. На поле боя горели погребальные костры, и ночь полнилась победными песнями громовых воинов.

Армия Авулека была уничтожена. Не разбита или обращена в бегство. Уничтожена. Меньше чем за час были убиты пятьдесят тысяч мужчин и женщин. Кажется, уже тогда я понял, что из всей армии выжил только я один. Светила луна, и в ее свете я плакал, истекая кровью и думая, какой бессмысленной была моя жизнь. Сколько душевной боли я доставил другим, сколько жизней искалечил в своей отчаянной погоне за наслаждением и собственной выгодой. Я оплакивал свою жизнь, свою семью, но внезапно понял, что рядом кто-то есть.

— И кто же это был? — спросил Откровение.

— Божественная сила, — сказал Урия. — Я посмотрел вверх и увидел над собой золотой лик, наполненный таким светом и совершенством, что слезы мои текли уже не от боли, но от восхищения. Фигуру эту окружало столь яркое сияние, что я зажмурился, боясь ослепнуть. Боль, терзавшая меня, ушла, и я понял, что вижу лицо Бога. Будь я лучшим поэтом в мире, то все равно не смог бы описать это лицо, но это было самое прекрасное из всего, что мне довелось увидеть. Я чувствовал, что устремляюсь вверх, и подумал, что это конец. А затем послышался голос, и я знал, что буду жить.

— Что сказал тебе этот голос? — поинтересовался Откровение.

Урия улыбнулся.

— Он спросил: Почему ты отвергаешь меня? Прими меня, и ты поймешь, что я есть истина и единственный путь.

— И ты ответил?

— Я не мог, — сказал Урия. — Святотатством было бы вымолвить хоть слово. К тому же, видение всемогущего Бога лишило меня дара речи.

— Но почему ты решил, что это бог? Ведь я говорил о способности мозга воспринимать только то, что он хочет воспринимать. Ты умирал на поле боя, вокруг лежали твои мертвые товарищи, и на тебя снизошло озарение о том, что жизнь твоя прошла впустую. Признайся, Урия, ведь ты можешь найти другое объяснение этому видению — объяснение более правдоподобное и не требующее вмешательства сверхъестественных сил?

— Другое объяснение мне не нужно, — непререкаемо возразил Урия. — Откровение, ты сведущ во многих вещах, но ты не можешь знать, что происходит в моем сознании. Я слышал голос Бога и видел Его лик. Он поднял меня ввысь и погрузил в глубокий сон, и когда я проснулся, то обнаружил, что все мои раны исцелились.

Урия повернул голову так, чтобы Откровение увидел длинный шрам у него на затылке.

— Осколок кости пробил мне череп, и отклонись он хоть на сантиметр, он бы перебил мне позвоночник. Я остался один на поле битвы и решил вернуться в земли, где родился; но вернувшись домой, я обнаружил только руины. Горожане сказали мне, что мародеры из Скандии прослышали о богатствах нашего рода и отправились на юг за добычей. Убив моего брата, они изнасиловали мать и сестру, а отца заставили смотреть — так они надеялись заставить его признаться, где спрятаны сокровища. Но они не предвидели, что у отца моего было слабое сердце; он умер, прежде чем они смогли выведать фамильные секреты. От дома остались только развалины, а от моей семьи — только обескровленные тела.

— Я соболезную твоей утрате, — сказал Откровение. — Вряд ли это послужит утешением, но жители Скандии отказались от Единения и около тридцати лет назад были стерты с лица земли.

— Мне это известно, но смерть врага больше не доставляет мне радости, — ответил Урия. — Тех, кто убил мою семью, покарает Бог, и такого правосудия мне достаточно.

— Это благородно, — заметил Откровение с неподдельным уважением в голосе.

— Я взял кое-что на память из разоренного дома и отправился в ближайшее поселение, где собирался напиться до потери сознания, а потом подумать, как жить дальше. Но на полпути я увидел церковь Молниевого Камня и понял, что обрел цель в жизни. До тех пор я жил исключительно для себя, но, увидев шпиль церкви, я знал, что Бог уготовил мне особую задачу. Я должен был умереть при Гадуаре, но меня спас промысел Божий.

— И в чем же заключалась эта задача?

— Служить Богу, — ответил Урия. — Нести Его слово людям.

— Поэтому ты здесь, в церкви?

Урия кивнул:

— Я пытался исполнить свое предназначение, но мир заполонили глашатаи Императора, восхваляющие разум и обличающие богов и теологию. Полагаю, именно поэтому ты здесь, а паства моя сегодня не пришла в церковь.

— Тут ты прав, — согласился Откровение. — В некотором роде. Я действительно пришел сюда, чтобы попытаться объяснить тебе, в чем ты заблуждаешься. Я хочу узнать, что движет тобой, и доказать тебе, что человечество не нуждается в божественном пастыре. Это последняя церковь на Терре, и мой долг – предложить тебе добровольно принять новый порядок.