Борис Сапожников - Звезда и шпага Страница 64

В тот день нам выпало оставаться при полковом обозе. В общем, прошёл он весьма скучно и тянулся, тянулся, как улитка, или как наш обоз, или как обоз пугачёвцев. Сначала вернулись пикеты, они были слегка потрёпаны.

— С разведкой вражьей столкнулись, — пояснил мне командир пикетного эскадрона ротмистр Коренин. — Ну, и перебили мы их конечно. Славная была драка. Мы на них вылетели, или они на нас, как поглядеть, вот и вышел классический встречный бой. Сразу в палаши ударили, и тут наша взяла. Довольно скоро, скажу тебе. Слабы они против нас оказались.

Ближе к вечеру Михельсон снова собрал офицеров полка и сообщил:

— Сегодня мы нанесём бунтовщикам визит в несколько неурочное время. Сейчас они, как и мы, остановились и строят вагенбург. И это самое удачное время для атаки.

— Они ведь будут на чеку, — заметил капитан Холод. — Можем и на засаду напороться.

— Когда они выстроят вагенбург, да, — согласился с ним Михельсон, — а вот сейчас, навряд ли. Обоз пугачёвцев велик и там сейчас творится неразбериха, этим мы должны воспользоваться. По коням, господа офицеры!

И снова рысью до обоза. А там, действительно, полная неразбериха, место тут было не слишком удобное для вагенбурга, и потому часть солдат, те, кто не стояли в карауле, и драгуны, бестолково толклись, перемещаясь с места на место и по большей части, просто мешая нестроевым, готовящим лагерь. И что самое неприятно для них, все всадники были спешены. А большей удачи и ждать нечего.

Снова запели трубы и под их аккомпанемент мы рванули в галоп, выставив палаши перед собой, как и положено по уставу. Моему эскадрону довелось атаковать пугачёвских драгун. Мы с остервенением рубили спешенных гадов, те пытались отбиваться палашами и закрываться ружьями, но это их не спасало. Их не учили отбивать кавалерийские атаки, мы быстро рассеяли их конями и рубили с высоты седла.

— Епанчин! — крикнул я прапорщику. — Бери взвод и разгони коней!

Тот не стал отвечать, а сразу приказал своим людям следовать за ним. И они налетели на коней, изрубили коновязь, к которой те были привязаны, и принялись хлестать несчастных животных плетьми, а у кого не было плетей, бить палашами и шпагами плашмя. Кони заметались и кинулись в рассыпную, наводя в недостроенном вагенбурге ещё большую панику.

И тут трубы заиграли «отступление». Мы развернули коней и пустили их галопом прочь от пугачёвского лагеря. И на этот раз нам в спину никто не стрелял.

К себе вернулись в настроении лучше не придумаешь. За время короткого боя мы потеряли всего пятерых человек, ещё около десятка ранены, а вот противник понёс куда более серьёзные потери. Это стало ясно, когда мы получили первые рапорты разведчиков, отправившихся к врагу с первыми лучами солнца. В тот день ни мы, ни пугачёвский обоз никуда не двинулся. Бунтовщики сильными отрядами бродили по округе, собирая разбежавшихся лошадей. Руководили этими поисками драгунские офицеры и унтера. Эти-то отряды и стали нашей целью. Пускай они и были постоянно начеку, пускай не отмыкали штыков, пускай их сопровождали несколько почти по взводу драгун каждый отряд, но нас это не останавливало. Один такой отряд были уничтожен под корень моим эскадроном.

В тот раз нам повезло, мы наткнулись на некоторое количество вражеских лошадей, сбившихся в этакий табунчик и мерно жующих жёлтую траву в полуверсте от лагеря пугачёвцев. Около него я устроил засаду на врага. Как в прошлый раз я рассадил унтеров со штуцерами на деревьях, благо на кронах их ещё оставалось достаточно листвы, а остальные укрылись по кустам. Наших коней мы прибавили к тому табунку, что служил приманкой, нам особенно помогло то, что кони эти были не рассёдланы, и своих нам прятать не пришлось. Ждать врага пришлось недолго. Не прошло и четверти часа, как объявился отряд в составе двух рот пехоты и взвода драгун. Кроме того, с солдатами шли коню и спешенные драгунские офицеры и унтера, готовые тут же вскочить в седло и присоединиться к конному охранению. Специально для борьбы с последним я выделил взвод Обейко, ждущий в сотне саженей от места засады.

И вот унтера, тщательно выцелив офицеров противника, выстрелили с деревьев мои унтера. Командовать «огонь» смысла не было. Мои люди дали залп без приказа. И я постарался не отстать от них. Пули выбивали пугачёвцев, сбившихся в плотную толпу, ощетинившуюся штыками и огрызающуюся выстрелами. Драгуны рванули на нас, однако навстречу им выскочил взвод Обейко. Они тут же ударили в палаши, мгновенно позабыв о нас. Мы же, спешенные, вели огонь по выстроившимся в нормальное каре пехотинцам, унтера выбивали их офицеров, срывающих голос, пытаясь перекричать шум боя, и этим вносили хаос во вражеские ряды. Солдаты были явно необстрелянные, хоть и отлично обученные и вымуштрованные, они быстро выстроили живую крепость каре, однако вели себя под огнём крайне скверно и, лишившись офицеров, превратились толпу, держащую строй, но ни на что более не способную. Будь среди них кто поопытней, давно приказал бы или просто выкрикнул: «В штыки!», — вот тогда нам пришлось бы туго. Но такого не нашлось, на чём и строился мой расчёт, весьма рискованный, и риск этот оказался вполне оправдан. Мы перебили почти всех пехотинцев, в то время, как драгуны Обейко разгромили пугачёвских. Это, вообще, была весьма странная драка, они рубились среди взбесившихся от шума и запаха крови лошадей. На пехотное каре кони тоже кидались, однако солдаты кололи их штыками, так что обезумевшим животным не удалось разбить вражеского построения, на что, надо сказать, у меня был немалый расчёт. И он, в отличие от первого, не оправдался. Но и без этого мы перестреляли пугачёвцев. Остатки каре бросились бежать, за ними тут же кинулись наши драгуны, успевшие переменить коней на свежих, благо этого добра вполне хватало, далеко не все животные разбежались. Они без жалости убивали бегущих, рубили с седла, а потом ещё и мы прошлись, добили раненных, пленные нам не были нужны. Собрав коней, мы отправились к нашему лагерю.

У остальных в тот день дела были ничуть не хуже. Наскоками или из засады, как мы, они уничтожили несколько отрядов врага, угнали почти всех коней, лишив противника кавалерийского прикрытия.

— Отлично поработали, господа, — сказал нам вечером Михельсон, — просто отлично. Других слов для этого дня найти не могу. Теперь противник будет двигаться вслепую. Они больше не рискнут отправлять разведку, слишком мало коней, да и драгун тоже.

— Однако будут куда более осторожны, — заметил на это Коренин.

— И, вообще, как-то всё легко у нас выходит, — поддержал его капитан Холод. — Потери маленькие, врага бьём лихо, теперь вот ещё и кавалерии его практически лишили. Слишком легко.

— Суеверие, господин ротмистр, тоже грех, — заявил Михельсон, — так не будем же предаваться ему. А легко всё выходит, господа, потому, что мы бьём в самые уязвимые точки противника. И главное, бьём в них вовремя, а именно тогда, когда они этого не ждут.

— Пугачёвцы учатся быстро, — вновь мрачно бросил Коренин.

— Однако уже дважды попались в ловушку поручика Ирашина, — привёл пример Михельсон. — На те же грабли наступили, так сказать. — Он рассмеялся.

— Я думаю, всё дело в том, — высказал своё мнение я, — что я никого в живых не оставил. Просто некому было про мою засаду рассказать.

— Теперь уже есть кому, — невесело усмехнулся капитан Холод, и все мы поглядели на поручика Салтыкова, командующего четвёртым эскадроном в полку.

Тот потупил взор, и было из-за чего. Он со своим эскадроном попытался повторить мою засаду, также рассадил самых метких стрелков на деревьях, остальных — по кустам, вот только конный резерв оставлять не стал. И пугачёвские драгуны налетели на пеших салтыковцев, принялись рубить палашами. Выручили их унтера, сидевшие на деревьях, они быстро выбили вражеских драгун. К тому же, на счастье Салтыкова рядом случился эскадрон Холода, почти полностью состоящий из бывших сибирцев, людей крепких. Они и добили пугачёвских драгун, а затем рассеяли пехоту. Однако многим врагам, конечно же, удалось уйти, и теперь повторить мой трюк с засадой уже не удастся. С другой стороны, нельзя же, в конце концов, на одном и том же тактическом приёме выезжать бесконечно. Даже такой гений военного дела, как Фридрих II, король Пруссии, на этом попался в Семилетнюю войну. В общем, как говориться, нет худа без добра. Но на душе, всё равно, было муторно.

— Не будем о скверном, — отмахнулся Михельсон. — Теперь нам надо немного повториться. Мы уже несколько раз атаковали пугачёвцев в самые разные моменты. Разве что на марше их ещё не били, но этого делать и не будем, на такую атаку наших сил не хватит.

— Тогда, — решил уточнить Коренин, — в какой же момент мы атакуем бунтовщиков в этот раз?

— В собранном лагере, в вагенбурге, — ответил Михельсон. — Мы до того ни разу не повторились, а потому враг не будет ждать новой атаки на вагенбург. Более того, мы дадим им отдохнуть пару ночей, ограничимся только слежкой за обозом и уничтожением драгунских пикетов, если таковые будут. Пускай несколько расслабятся, решат, что мы отказались от серьёзных нападок на обоз, и потому новая атака станет для них сюрпризом. Весьма неприятным сюрпризом, господа, не так ли?