Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти Страница 27

– Я выяснил, в чем цель этой экспедиции, – торопливо и взволнованно начал Торвальд. – Зная аббата, я был готов к худшему, но не к такому кошмару, не к такой… дьявольщине.

На мгновение перед моими глазами мелькнула огромная красная ухмыляющаяся фигура, которую я видел при пересечении воображаемого.

– И что это за цель? – заикаясь, спросил я.

– Лучше тебе не знать, – мрачно ответил Торвальд. – Свитледи, наверное, продал душу дьяволу и хочет затащить нас в ад вместе с собой. Вот я и надеюсь, что, прежде чем это случится, старое корыто развалится – и неудивительно.

Потом норвежец замолчал и отказался говорить на эту тему, как я ни упрашивал. До самого конца смены его слова не выходили у меня из головы. Только объявление, которое мы услышали, спускаясь на нижнюю палубу, прервало мои раздумья – из иллюминаторов стало видно Олимп, и на несколько минут нам было позволено подняться.

Прокладывая себе путь локтями, мы протиснулись поближе к иллюминатору. Планета походила на сероватый шар, обмотанный темными нитями облаков. На полюсах то и дело мелькали красные отблески с лазурной каймой, словно надвигалась мощная магнитная буря. Но рассмотреть получше нам помешал свист господина Хольца, вышедшего на палубу со своей командой.

В следующую рабочую смену, получив задание убрать кают-компанию офицеров, я чувствовал себя не в своей тарелке – туда выходила дверь каюты Прометея, которую он почти не покидал. Подойдя поближе, мы сразу услышали хриплый голос капитана, осыпавшего отборной бранью молчавшего собеседника. Скедони вопросительно посмотрел на Диксона, который лично привел нас сюда, но второй помощник капитана пожал плечами.

– Делайте вид, что ничего не происходит, – проворчал он. – Это не ваше дело.

Мы принялись натирать полы, а ссора тем временем все разгоралась. И тут мы поняли, на кого орал Прометей – на аббата Свитледи, голос которого стал сдавленным от бешенства. Я прислушался, но, несмотря на закрытую дверь каюты, не рискнул подойти поближе.

– Проклятый монах! – вопил Прометей. – На кой черт мне твои деньги? Если мы вернемся назад без груза, я едва смогу покрыть расходы.

– Я хотел настоящий корабль, – прошипел Свитледи, наверняка побагровевший от гнева. – А ты раздобыл мне вот эту рухлядь, которая чудом до сих пор не развалилась! Нам повезет, если мы вообще сможем вернуться.

– Вернуться? Учти, что ты назад не вернешься, пока не найдешь мне груз. И не надо сваливать все на корабль. Это ты высчитывал маршрут, и посмотри, где мы оказались!

– Грязный пропойца, ты прекрасно знаешь, что треть катушек вышла из строя еще до отправления!

– Чушь. Я летал с половиной неисправных катушек, и проблем не было. Теперь найди на этой планете что-то стоящее, или я выгружу тебя прямо в космос.

– Может, и найду, но вряд ли именно то, что ищу. Я не могу это гарантировать. Ты не понимаешь? В те времена уже никто не верил…

Последние, загадочные для меня слова Свитледи произнес не таким уверенным тоном. Но больше ничего подслушать мне не удалось. Господин Диксон заметил, что я нахожусь слишком близко к каюте капитана. Скорее обеспокоенный, чем раздраженный, он отправил меня мыть дальний угол кают-компании.

В конце смены, когда мы гуськом брели на нижнюю палубу, Диксон задержал меня и кивком велел зайти к себе в каюту. Обстановка была простая – лишь стол, два стула, несколько шкафов да кровать, на которую он сел.

– Что ты слышал? – спросил Диксон ничего не выражающим тоном.

Я не осмелился лгать.

– Насколько я понял, мы сбились с курса. Капитан винит в этом аббата, а аббат – корабль.

Диксон кивнул.

– Все правильно, но «сбились с курса» в нашем случае не означает, что мы не добрались до пункта назначения. Мы добрались, только оказались не в том времени, в каком было нужно. Это не так просто понять.

Я почувствовал, что Диксону, от которого все держались на расстоянии, очень хочется почесать языком. И решил этим воспользоваться.

– Если можно, объясните, пожалуйста, поподробнее.

Он задержал на мне взгляд, а потом кивнул. Взял со стола листок и ручку и начертил систему декартовых координат.

– Предположим, что ось абсцисс – это пространство, а ось ординат – время, – он указал ручкой на вертикальную линию. – В начале нашего путешествия за считаные доли секунды мы сделали рывок вперед – как во времени, так и в пространстве, – Диксон нарисовал диагональную линию вправо-вверх. – Потом разогнались быстрее сверхсветовой скорости и попали в воображаемое, где были спроецированы в прошлое – в пространстве и во времени, – он начертил еще одну линию, намного длиннее, на этот раз вправо-вниз, закончив довольно близко к оси абсцисс. – Что ты видишь?

– Как вы говорите, вижу, что точка прибытия по шкале времени находится ниже, чем должна, а по шкале пространства правее, чем должна.

Диксон вздохнул.

– Вот именно. Только в пространстве это действительно та точка, которая была нужна, – Хольц называет ее Олимпом, – а вот время оказалось неверным.

– И сильно мы ошиблись?

– Да. Мы должны были попасть в 36 год после Рождества Христова на Земле, то есть находиться на линии, параллельной оси абсцисс с ординатой 36. А оказались в 1352 году. И исправить это невозможно.

– А есть разница?

– Очень большая. Прометей и Свитледи рассчитывали найти на Олимпе нечто, чего до 36 года еще не было, а в 1352-м уже нет, – Диксон с серьезным выражением лица посмотрел на меня. – Только прошу тебя, ради бога, не спрашивай, что именно.

5. Король в маске

Эймерик с нетерпением ждал, пока тюремщик ключом на тяжелой связке откроет третью решетку перед тюремными камерами на первом этаже башни инквизиции. После того, как в присутствии Педро IV отец Николас сам провозгласил себя великим инквизитором, прошло два дня, в течение которых он ни минуты не сидел сложа руки. Теперь пришла пора пожинать первые плоды своих усилий.

В башне находилось несколько камер, примыкающих к залу аудиенций и канцелярии. Лишь одна из них была просторной, но лебедки, приделанные к потолку, свисающие с них веревки, заточенные железные прутья и лежащие вдоль стен утяжелители говорили о том, какую прискорбную функцию она исполняла. Остальные камеры представляли собой клетушки без окон, где содержались заключенные, находящиеся под судом. Остальные узники инквизиции в ожидании следствия коротали долгие дни в обычных тюремных камерах, не очень больших, но, по крайней мере, не так похожих на могилы.

Эймерик держал факел, пока тюремщик возился с замком последней камеры, которая была еще