Григорий Неделько - Это все нереально! (сборник) Страница 56

Булгак М. А., доктор в пятьдесят пятом поколении, вперевалочку покатился за ним.

— Подождите… Ух-тух…

Пот водопадом лился с волосатого доктора. Торговый агент в этом смысле несильно от него отставал.

Вельзевул вытащил из кармана скомканный лист, расправил и с удивлением обнаружил, что это разворот сегодняшней газеты. Левую часть занимал раздел политики, правая была отдана на растерзание экономистам.

Дьявол, наспех вытерев лоб тыльной стороной ладони, принялся обмахивать газетным листом запыхавшегося, но стойко переносящего жару и быстрый темп Булгака.

— Большое спасибо, — поблагодарил доктор. — Но мы ведь уже пришли? — Чёрт указал на дом.

— Да, это берлога Децербера. Господин Булгак, вы не будете так любезны позвонить? А я пока разделаюсь с современной прессой. Где же тут было мусорное ведро? Где-то было…

— Никаких проблем, дорогой Вельзевул.

Булгак одолел подъём из пяти ступенек, протёр лысину до зеркального блеска носовым платком, спрятал его в нагрудный карман и постучал — до звонка он бы не дотянулся.

— Я сейчас, сейчас, я почти его нашёл! — откуда-то издалека прокричал Вельзевул.

Тяжёлая, медлительная поступь предварила тихий скрип дверных петель, но вот он раздался, и перед Булгаком М. А. предстал уставший, разбитый и слабо улыбающийся трёхглавый пёс.

— Гы, — приветствовал доктора Децербер.

— Э?..

— А почему Врач-На-Дачу?

— Может, потому, что я часто гощу у Повелителя на даче. Я его личный врач, если позволите. — Поклон.

— О да, наслышан. Прошу вас, проходите. — Децербер отходит в сторону, пропуская Булгака.

— Благодарю, — благодарит Булгак своим негромким и высоким, но не без приятности голосом. — Вельзевул! Вельзевул! Где вы?

— Я почти-почти-почти отыскал её, господин Булгак! Я скоро буду! — донеслось с расстояния в шесть или семь автобусных остановок. — Где же оно было? Где-то же было! Где-то было, где-то было, где-то было…

— Дорогой Вельзевул, по-видимому, до сих пор ищет мусорное ведро.

— Он даавно его ищет, и не только сегодня… Как вы думаете, оно вообще существует? В нашем мире, я имею в виду, — обратился к Булгаку Децербер.

— Существует ли в нашем мире мусорное ведро? Не исключаю, что метафизически — да, иначе как бы этот образ обрёл словесное воплощение в разуме населяющих наш мир существ?

— Так вы тоже философ? Весьма, весьма рад.

— А вы философ, дорогой Децербер?

— Философ-трепач, милый доктор.

— А в чём разница?

— Нет, вы истинный философ. Мы в восхищении! Прошу ко мне в гости.

Булгак, владелец объёмного багажа знаний как узко-медицинского, так и энциклопедического характера, он же — компанейский собеседник, принял приглашение Децербера.

— Где-то было, где-то было… — Вельзевул не был ходячей энциклопедией, зато ему принадлежало солидных размеров упорство.

В связи с этим Децерберу неожиданно вспомнился юмористический раздел из сегодняшней газеты. Он решил попробовать.

— Где-то было, где-то было, где-то было…

— Вельзевул, быстрее! Ты сбиваешь с ритма весь Ад.

— Гдетобылогдетобылогдетобыло! — громко затараторили с другого конца города.

Шутка сработала. Но с Вельзевулом шутки всегда срабатывали — в этом был его несомненный плюс.

Расплывшись в зверином оскале, который, по мнению Децербера, походил на улыбку, пёс пыхнул сигарами:

— Доктор, как вы относитесь к коньяку?.. Аааа!

Пухлое телосложение не помешало Булгаку в ту же секунду подскочить к больному.

— Что случилось, дорогой Децербер? Давление или, быть может, сверхъестественное заболевание? Они нынче распространены. Идёмте-идёмте…

Булгак усадил дорогого Децербера в кресло.

— Расслабьтесь, пожалуйста.

— Каким образом?!

Щёлкнул раскрываемый саквояж.

— И, пожалуйста, не шевелитесь… Фух, как у вас холодно, если мне будет позволено заметить.

— Это всё Вельзевул.

— В каком смысле, прошу прощения, Вельзевул?

— Его стилонеры. Он мне сбагрил два или три.

— Да-да, стилонеры, как же, как же. Дорогой Вельзевул любезно согласился продать мне одну модельку — микро— (может, знаете), со скидкой.

— У меня стандартные модели. Вначале они не работали ни в какую, а когда я запустил в них тапком, словно с ума сошли — морозят и морозят!

— Да, пренеприятное положение.

— Это вы о чём, доктор?

Булгак обдумал ответ.

— Не тяните, доктор!

— Как вам объяснить…

— Объясните, как есть, но не тяните! Если я конченое существо, так и скажите.

— Нет-нет… Вернее, что я хочу сказать… Я не понимаю одного, — для наглядности Булгак постучал инструментом по какой-то голове Децербера.

— Ой, доктор!

— Ах да, простите… — Булгак убрал инструмент в саквояж — и вдруг вскочил и припустил по гостиной скаковой лошадью. Неизвестно ещё, кто нервничал больше: больной или доктор. — Не понимаю я вот чего! — недоумённо восклицал Булгак. — Вы больны — это факт. Заявляю со всей ответственностью: ни единое существо не может столь достоверно притворяться, что оно нездорово. Ни единое! Наука занимает по этому поводу крайне категоричную позицию. Она вообще категоричный товарищ, — поделился Булгак, понизив голос до конспиративного шёпота. — Категоричный и временами узколобый товарищ, эта наука. Но в вашем случае её диагноз однозначен: вы больны. Да. Но! — Булгак дёрнулся и замер, как растянутая за кончики резинка; казалось, он сейчас завибрирует. — Но, повторяю я! Хоть вы и больны — вы не больны! И тут наука вступает в противоречие с самой собой, что, и я не побоюсь этого слова, нет, не побоюсь — парадокс! Вещь жуткая, кошмарная и всячески нежелательная, но, к несчастию, существующая — в той же мере, в какой существует ваша несуществующая боль.

Децербер мысленно собрал в кучу сказанное Булгаком, упорядочил, разбил на части и подытожил. Итог его не устраивал абсолютно, но, тем не менее, пёс его озвучил:

— Выходит, что… Я болен, но не болен. Чем это грозит — фиг знает. Однако наука бессильна. Так?

Расстроенный донельзя, Булгак взмахнул полными коротенькими ручками:

— К великому сожалению, дорогой Децербер!

— Я тут! — На порог птицей вспорхнул Вельзевул.

Но неудачно поставленная на коврик нога, другая, не та, что в прошлый раз, заставила дьявола, вознесшись к потолку, летучей рыбкой нырнуть на диван. Фигуры высшего пилотажа, аплодисменты восторженной публики, признание и слава — всё присутствовало.

Отдышавшись, Вельзевул выбрался из-под накрывших его подушек.