Юрий Погуляй - Компас черного капитана Страница 31

– Сейчас!

Спустя несколько мучительно долгих минут он вновь появился в комнате с парящим напитком. Горькая жидкость полилась мне в рот, и я попытался вырваться, но мальчик проявил недюжинную силу, удерживая меня.

– Это лекарство! Пей!

И я пил, с каждым глотком чувствуя, как огонь, жгущий меня изнутри, утихает. Фарри проследил, чтобы я выпил все до капли, а затем присел на табурет рядом с моей кроватью.

– Ну, ты как? Я рад, что ты очнулся!

– Где… компас… – выдавил я из себя.

Лицо мальчика стало серьезным, и он покачал головой.

– Эльм?.. – понял я.

– Я никогда не видел его в таком бешенстве, когда он нашел его у тебя, – пробормотал Фарри. – Теперь он хранится у него, вон в том сундучке.

Он указал мне на кованый сундук, стоящий у кровати Эльма.

– Ключ он носит с собой, – предупредил мой вопрос мальчик. – Знаешь, что случилось тогда, во льдах? Эльм рассказал мне… Тот черный человек постоянно твердил про этот компас и требовал его. Даже когда умирал – он говорил только про компас. Безумец.

– Ледовая… гончая…

Глаза Фарри вспыхнули от затаенного восторга, и он напустил на себя важный вид, внутренне гордясь нашим с ним секретом.

– Да-да… Эльм винит тебя в том, что он лишился руки. Так что ты с ним лучше вообще больше не спорь и делай все, как он скажет.

– Но… мне надо… Барроухельм… Лунар… – Слова с трудом вырывались из моей болящей груди. Зелье, что я выпил, стало клонить меня в сон, но я боролся с действием лекарства. – Мне… надо… Фарри… Пожалуйста.

– Эд, – он мотнул головой, – даже не заикайся. Мы с трудом нашли место в этом городе. Все таверны и постоялые дворы забиты напрочь, команды ледоходов готовятся к зиме и потому возвращаются в города. Это комната охранника, которого покалечил Эльм. Представь, когда мы отчаялись найти хоть что-то, он вошел в эту таверну, она, кстати, называется «Теплый Стан»…

Он ненадолго замолчал, задумавшись, а затем встрепенулся:

– Он на глазах хозяина избил и выбросил вон одного из его вышибал. Тот громила вернулся, и тогда Эльм сломал ему обе руки, представь! Над Эльмом так потешались вначале – мол, кому нужен глупый калека. Шутили – мол, однорукий вышибала в городе. Но он всем им показал. И теперь целыми днями сидит в общем зале. Ест за счет хозяина и договорился, чтобы и нас кормили.

Фарри светился гордостью за силача.

– Так что пока мы живем тут. Надеюсь, что спокойно перезимуем. Трактирщикам сейчас раздолье – дерут втридорога, и все равно к каждому из них очередь. Гонцы с новостями о Проломе уже разъехались по ближайшим городам. Скоро еще больше моряков прибудет. Многие хотят отправиться к Пролому уже сейчас, пока он не затянулся, но никто не хочет оказаться там во время штормов. Так что все ждут весны.

– За месяц можно… сто раз туда-сюда… съездить…

– Их не пускают военные. Там два боевых корабля из Шапки уже торчат. Всех заворачивают по приказу местного совета. А еще был слух, что в пустыне видели Волчьего Пастыря.

Я вспомнил о капитане Бургене.

– Сколько я тут… уже…

– Три дня мы тут. Эльм нашел лекаря гильдейского, который взялся за работу под честное слово. Теперь надо найти, чем ему отплатить. Я вот пытаюсь отыскать хоть что-нибудь… Вот ты поправишься – вдвоем будем.

– Дорого?

– Дорого, – вздохнул Фарри. – Как я рад, что ты очнулся. Вот только Эльм… Он вряд ли когда-нибудь тебя простит. Я думал, он тебя убьет, мне с трудом удалось ему напомнить, как ты несколько раз спас ему жизнь.

– Я поправлюсь и уйду…

– А компас? – скептически заметил мальчик. – Компас у Эльма. Он вряд ли тебе его отдаст, пока не отработаешь все… И комнату и лекаря. Эльм следит за долгами.

– Но это мой компас…

– Даже не заикайся на эту тему, Эд. – Фарри внимательно посмотрел мне в глаза. – Эльм – страшный человек. Он по-своему хороший, но ты должен был уже понять, что злить его нельзя. Никогда.

– А капитан… Бурген?

– Сейчас тут столько пришлых, Эд, что ему придется перевернуть весь город, а этого не позволит ни одна из гильдий. Да и стража местная к капитанам относится без почтения и уважения, всех за бандитов держат. Так что Бурген нас не найдет, даже если он добрался до Шапки. Эту таверну-то и так без помощи отыскать невозможно. Ой, знаешь, тут такая сказительница у них. Светлый и Темный Боги – я готов слушать ее не переставая… Мне кажется, Эльм в нее втюрился.

Воспоминание о силаче вдруг подстегнуло Фарри, и он поднялся с табурета.

– Ладно, я побегу, попробую в районе Гильдий работу поискать. Как же сложно найти честную работу, Эд. Везде требуют руки показать, а ты знаешь, чем это для меня опасно… А там, может, помощник какой нужен… Может, найдется мастер без пунктиков…

Мне хотелось спросить, как он в таком юном возрасте оказался членом гильдии воров, но сон атаковал меня пуще прежнего, и в итоге я закрыл глаза и провалился в темноту.

Так прошло несколько дней. Я то метался в болезненном сне, то выныривал из дремы и пил лекарство из рук заботливого Фарри. Мальчик крутился возле меня постоянно, если не пропадал в поисках работы. Он менял простыни, словно не замечая моего стыда, позже помогал добраться до горшка и выносил его прочь. Эльма я видел нечасто – он действительно проводил почти весь день в общем зале, а затем возвращался за полночь. От силача постоянно несло выпитым за день. Меня он будто не видел, иногда скупо интересуясь у Фарри моим здоровьем.

И всегда добавлял, с пьяной внимательностью выслушав мальчика:

– Значит, скоро сможет отработать…

Порой он отчитывал своего приятеля в том, что тот так и не нашел никакой работы. Пару раз я слышал, как он предлагал ему какие-то сделки. Тихо, полушепотом. Он говорил о людях, которым нужны «определенные услуги», как выражался поддатый Эльм. Фарри темнел лицом, мрачнел, но постоянно отказывался, а один раз накричал на товарища:

– Никогда! Я же говорил тебе: никогда!

После этого всплеска он испуганно посмотрел на меня и больше не произнес ни слова.

Мальчик каждый день уходил в город. Такой близкий, будящий меня глухим треском двигателей небольших ледоходиков и людскими криками на улице за стеной, и такой далекий. Сутки напролет Фарри бродил по району, куда можно было пройти без опаски вызвать гнев стражников, но ему не везло. Однако один раз он все-таки нашел местечко. Не самое приятное, в крытом коровнике на окраине Трущоб. Те поставляли навоз на западную окраину города, где раскинулось несколько ферм-теплиц. Но к концу первого же дня Фарри чудесным образом умудрился перевернуть телегу, и все его богатство разлилось по улице и тут же замерзло.

Ему еле удалось сбежать от патруля стражников, но он набрался смелости вернуться назад, к хозяину коровника, и рассказать о случившемся. Так закончилась его первая работа в Снежной Шапке. Без денег, без перспектив и с черным синяком во всю левую половину лица.

Эльм, увидев это, сказал:

– Рыба никогда не будет ловить волков, собачий сын. Собачий волк никогда не станет доить собачью корову. А ты никогда не найдешь себе работу, кроме той, что осталась на твоей руке. Не пора ли, собачье ты дерьмо, взяться за ум?

Трезвым силач в комнату почти никогда не возвращался. Я всегда притворялся спящим, когда он входил. Из-под прищуренных век я наблюдал, как он тяжело раздевается, неуклюже работая искалеченной рукой. Как, тяжело вздохнув, садится на кровать и подолгу смотрит на обрубок.

Один раз мне показалось, будто он плачет.

Вскоре я смог самостоятельно вставать с кровати. Сначала не рискуя выходить наружу из комнаты, но с каждым днем чувствуя, что желание ступить на улицу неизвестного мне города, расположившегося почти на самой настоящей земле, пожирает все мои мысли. Кашель прошел, грудь больше не болела, и если не учитывать слабости – я был полностью здоров.

В один из вечеров, когда Фарри вернулся с очередной неудачной попытки устроиться на работу, я рискнул спуститься вниз, в общий зал таверны «Теплый Стан».

Мой приятель отказался идти со мной, сославшись на плохое настроение (он не врал: я чувствовал его разбитость и подавленность), но посоветовал мне не медлить, так как там вот-вот начнется представление.

Заинтригованный, я спустился вниз. И там впервые увидел Лайлу. Такую взрослую, такую очаровательную, божественную Лайлу…

В укутанном сумраком зале стучали кружки, раздавались веселые выкрики. Воздух загустел от смеси алкогольных паров и ароматов блюд, играла музыка. Трое унылого вида бардеров сидели на небольшой площадке в углу трактира и наигрывали неподходящую для их хмурых лиц веселую мелодию. Я чувствовал, как тяжело им сидеть вот так, в стороне от слушателей, и изображать фон. В них скрывалась жажда нечто большего.

Это были хорошие люди, зарабатывающие себе на хлеб как умели. Со своими мечтами и амбициями, с надеждами, что они застряли в этом грязном кабаке не на всю жизнь.