карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре Страница 28

   Жизнь Тойву оборвется с первым лучом солнца.

   Она умрет тихо, со счастливой улыбкой на губах. И утром я отнесу ее к корням старого дуба. На дно ямы ляжет медвежья шкура, а в руки Тойву я вложу ту самую шкатулку. И повинуясь порыву, нарву букет из ромашек, васильков и колючей череды: пусть дорога души ее будет легкой, а хозяин подземного мира - милосердным.

   Я вернусь в хижину.

   И на дверях ее подарком от бельмяноглазой Акку будет висеть медвежья шкура. Она придется мне впору. Заглушит голос сердца. Заберет боль. Оставит холод, тот, внутренний, который лишь живая кровь способна утолить.

   И закрывая глаза, я всякий раз буду слышать, как где-то далеко бьется сердце.

   Тук-тук.

   Красиво.

Глава 13. Чужие долги

   Янгхаар очнулся, когда и лес, и овраг остались далеко за спиной.

   Кейсо опасался, что мальчик не выдержит скачки, но и медлить не смел. Чудились за спиной голоса гончих, которые, говорят, у Тридуба весьма хороши. Вот и нахлестывал лошадей.

   Летели.

   Месили копытами сочные травы заливного луга и отяжелевшие, налившиеся позолотой, колосья пшеницы. Взбивали придорожную пыль.

   Лошади проскочили сквозь низкий осинник, за которым проблескивала широкая лента реки. Пошли по воде, и брызги разлетались, как некогда монеты, щедро разбрасываемые рукой Янгара. И только миновав излучину, Кейсо позволил лошадям перейти на шаг. Нынешние места были знакомы ему.

   Кейсо спешил.

   Но и в спешке не позволил себе беспечности. Остановившись в низине, поросшей мелкой жесткой осокой и ежовником, который шелестел, предупреждая о незваных гостях, Кейсо перерезал веревки, что удерживали Янгара в седле.

   То ли удар его был силен, то ли мальчишку приступы измотали, то ли крови он потерял слишком много, но Янгар сполз с седла. И Кейсо едва успел его подхватить.

   - Ты... - веки дрогнули.

   - Я, бестолочь ты этакая. Кто еще? - Кейсо кинул плащ Янгара на землю. Благо, лето, теплая, ночь перебудется, а на утро, глядишь, мальчик отойдет.

   Он выносливый.

   Янгар лег на плащ и, поморщившись, попытался избавиться от подранной куртки.

   - Погоди, - Кейсо снял седельные сумки. - Сейчас я тобой займусь. Ну вот объясни мне, глупому, зачем ты на медведя полез?

   - Медведицу, - уточнил Янгар, болезненно щурясь.

   - Какая разница?

   - Большая. Медведицы хитрее.

   - Ну если так...

   Кейсо быстро сложил костерок из сосновых шишек и тонких, пропитанных смолой, веточек. И крохотный походный котелок наполнил мутноватой водой из ближнего ручья. Достал сумку с травами. И кисет, в котором не табак хранил, но тонкие иглы да шелковые нити.

   Мальчик часто себя ранил.

   - Тем более, - Кейсо присел рядом. - Если хитрее... надо оно тебе было?

   Молчит, упрямец.

   Всегда был с норовом, и год от года ладить с Янгаром становилось все сложней. И бывало так, что Кейсо всерьез подумывал о том, чтобы уйти, да всякий раз останавливался: он успел привязаться к мальчику. Да и тот Кейсо любил. Так, как умел.

   Не его вина, что Янгхаара Каапо любить не учили.

   А может и к лучшему, не так болеть будет, когда узнает про жену. И стоило подумать о ней, как Янгар спросил:

   - Аану...

   - Ее нет. Пей.

   Янгар мотнул головой и попытался оттолкнуть руку.

   - Не дури, - сунув горлышко фляги меж стиснутых губ, Кейсо велел: - Пей.

   Во фляге был бальзам на семи десятках трав, горький, едкий, оставляющий мерзкое послевкусие, но меж тем весьма полезный.

   - Воняет, - пожаловался Янгар, пытаясь отдышаться. Воздух выходил со свистом, тяжело, но на губах не было кровавых пузырей, что само по себе радовало.

   - Зато помогает, - Кейсо отложил флягу.

   Костерок уже разгорелся, и вода закипела. В седельной сумке нашлась запасная рубаха, которую Кейсо деловито разрывал на полосы. Он знал, что мальчик ждет рассказа, но медлил.

   - Аану? - Янгар облизал губы.

   На лбу его выступила испарина. Но невзирая на боль, Янгар сел и, схватив Кейсо за руку, повторил вопрос:

   - Что с ней?

   - Она мертва, - и Кейсо, попросив у богов прощения за ложь, которая во благо, сказал: - Она была мертва, когда ты появился. Сломала шею. Неудачное падение... несчастный случай... это бывает.

   Янгар не шелохнулся и руку не отпустил. Сжал крепче.

   - Я похоронил ее там.

   - А медведь?

   - Он ушел.

   Поверит ли? Поверил.

   Вымотался. И держится на одном упрямстве, потому и не задает больше опасных вопросов. И ладно... Девочку, конечно, жаль, но... с этого упрямца хватит дури вернуться к оврагу. И попасть под удар. Ерхо Ину только рад будет.

   Янгар позволил себя уложить. И лежал тихо, когда Кейсо ощупывал ребра - два явно были сломаны и еще несколько треснули. Янгар не шелохнулся, и когда длинная игла, прокаленная над пламенем, пробила кожу. Раны от медвежьих когтей были неглубоки, но длинны, и шить пришлось много. А поверх швов Кейсо выкладывал аулерскую белую мазь, жгучую, как пламя, и подобно пламени заразу выбирающую.

   Янгар просто лежал, глядя в огонь.

   Нет, он и прежде сносил боль безропотно, но сейчас словно и вовсе не замечал того, что с ним происходит. И Кейсо невыносимо было видеть мальчика таким.

   Если бы можно было иначе...

   ...нельзя. Не сейчас, когда он слаб.

   - Ты пытался ее спасти, - Кейсо стягивал раны крепко, мысленно умоляя богов, чтобы затянулись они поскорее. Уж больно ненадежно было укрытие.

   - Я ее ударил, - глухо ответил Янгар. И голос его был сиплым, надтреснутым. - Она подарила мне камень. Видишь?

   - Вижу.

   Круглый речной камушек с дыркой посередине. Дети любят подобные, полагая, будто бы они приносят счастье. И когда-то давно, еще не Кейсо, но Кейсуаненн, старший сын князя, часы проводил на берегу, перебирая гальку. Все мнилось, если найдет дырявый камень, то загадает желание, а оно непременно исполнится.

   Янгар вцепился в шнурок обеими руками, не то пытаясь разорвать, не то опасаясь, что шнурок лопнет.

   - Сказала, что если посмотреть сквозь него на солнце, то лето вернется. Она мне лето подарила, а я ее плетью... по лицу... взял и ударил... я не стал бы... я даже не помню, что ударил, но ты же сказал...

   - Это не ты.

   - А она меня псом назвала. Бешеным. За что?