Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — виконт Страница 29

Вином запивают тоже деликатно, небольшими глотками. Никто не расплескивает вино по столу, не лакает, аки нормальный мужчина, то есть — так, что льется из кувшина по губам на грудь. Да никто, кстати, не пьет из кувшинов, все догадываются, зачем существуют кубки.

Герцог во главе стола, и хотя его стул ничуть не выше остальных, но сам герцог явно возвышается над соратниками. К нему относятся уважительно, всякий раз умолкают, едва он заговорит, однако чувствуется, что он для них в первую очередь — старший друг, а не сюзерен.

— Черт бы их побрал, — проворчал Смит, — в Каталауне с десяток харчевен! Через дорогу таверна куда богаче… Могли бы и там!

— Да ладно, — сказал я, — будь добрее.

— Добрее?

— Ну тогда копи злость, — посоветовал я.

— Это уже лучше, — проворчал он.

Мы отыскали место за столом, где пировали трое рыцарей из соседнего королевства, все усталые, раздраженные и голодные, как стая волков. Под их натиском мясо в тарелках исчезало, едва успев появиться, собаки под столом вовсю хрустели костями, и, лишь утолив первый голод, они начали переговариваться, я не прислушивался, но первые же слова заставили насторожиться:

— Прибыли купцы с южных земель… ну, не из самых что ни есть, туда доступ закрыт вовсе, но из весьма населенных королевств. И вести оттуда принесли весьма неприятные. Есть такое королевство Зеловия, крохотное и почти без армии, правит им королева Виганда. Она никому не представляет угрозы, но оказалась достаточно умной женщиной, чтобы не пытаться искать защиты у одного из королей, как поступила бы любая другая…

Второй спросил нетерпеливо:

— И что она сделала?

— Виганда попросила защиты сразу у всех, — ответил первый со смехом. — И все, опасаясь друг друга, дали дружную клятву, что если кто-то из них посмеет посягнуть на ее королевство, то остальные сомнут наглеца и разнесут его королевство вдрызг. Так вот, я отвлекся, ее королевский дворец стал местом встреч. Сам понимаешь, никто не хочет урона своему престижу, ехать в замок соперника, а встречаться для долгих переговоров в чистом поле — дурость. Любой ливень может все испортить. Так вот в ее замок прибыли короли семи земель, долго вырабатывали план и решились составить совместное войско для наступления на Север.

— Ого!

— Возможно, они уже в пути. Или седлают коней.

Помолчали, торопливо разливая по кубкам вино, а первый, который наливал, не удержался и присосался к кувшину. У него начали отнимать со смехом, в котором сквозило раздражение, вспыхнула ссора, дальше я не прислушивался, хотя они на другом конце стола, подумал, что Юг все-таки не отказался от планов подчинить себе земли Севера. Пусть семь королей — еще не весь Юг, но все-таки война близко…

Я поймал за полу пробегающего слугу, заказал птицу, лучше — гуся с яблоками, перепелок с тертыми орехами и рыбу. Смит обратил мое внимание, что рыбу никто не ест, вчера в постный день всем опротивела, но я ответил, что мы, как добрые христиане, все равно будем есть рыбу, ведь Христос ел рыбу и других кормил в какой-то там пустыне.

Разделывая гуся, сэр Смит сообщил вполголоса, что перо у герцога Валленштейна на шлеме — не простое перо, а всем перьям перо. Есть такая хищная птица кобец, обитает только на самых-самых высоких горах, гнездится на неприступных утесах, туда не взобраться, многие смельчаки пытались добыть птенца, имена удачливых теперь в песнях и легендах. Очень редко удается подняться на такую высоту, чтобы подобраться на выстрел из лука к кобцу, еще труднее попасть, перья из хвоста этой птицы стоят дорого, но пока никто из добывших их с ними не расстался. Каждый носит с гордостью…

Он рассказывал, невольно надуваясь: как же, героизм; я слушал, знакомо, кивал, соглашался. Нам всем нужно что-то такое, чтобы выделяться из серой толпы, нужны символы, желательно — красивые или хотя бы должны казаться красивыми тем лохам, которые их не видели. К примеру, забритые на флот парни из степей Украины, возвращаясь после службы, хвастливо рассказывали млеющим от восторга девкам и завидующим парням о дивных птицах-альбатросах, вольных и прекрасных, что улетают так далеко в море, что не видно берегов…

Такие же несчастные, что ради пропитания вынуждены забираться в погоне за дикими козами высоко в горы, рассказывали о дивном цветке эдельвейсе, что растет так высоко в горах, что туда ни зверь не поднимется, ни птица не залетит… Да, я, конечно же, был, видел, любовался… Ну и что, вот так и ляпну правду, что цветочек — самый заурядный? И тогда померкнет моя слава карабкателя на неприступные Альпы, через которые Суворов сумел провести русскую армию, правда, погубив половину, по той самой дороге, где тысячу лет назад прошел с армией Ганнибал, сохранив даже слонов? Нет уж, слава карабкателя и романтика выше, чем сомнительная репутация разоблачателя, так что вот вам: да, сказочно прекрасен цветок, сказочно! Да, я сам видел, своими глазами!

Хотя на самом деле произносится совсем другое: да, я сумел взобраться так высоко, а вот вы — нет! На самом же деле альбатрос — довольно уродливая и неряшливая птица, а эдельвейс — простенький цветочек, ничего в нем необычного. Даже проще и зауряднее одуванчика, что весной усеивает обочины любой дороги. И альбатрос, и эдельвейс нужны для того, чтобы возвысить себя хоть чуточку над остальными, взять реванш, ибо понятно же, что более сильные захватили внизу плодородные долины, а слабых оттеснили в горы, а во флот забрали тех, кто не сумел откупиться или выставить вместо себя батрака.

Так и сейчас, конечно же, Валленштейн — герой… в глазах деревенских дур и деревенских парней, что не видели мира дальше своей околицы.

Смит недовольно хрюкнул, взгляд его был устремлен через мое плечо. Я обернулся, между столами в нашу сторону пробирается Кадфаэль, Пес чинно идет рядом, но потом не выдержал и стрелой пронесся, сбивая народ. Я поспешно велел ему сесть, лечь и вообще спрятаться под стол, чтобы лапы не оттоптали.

Кадфаэль вежливо пожелал доброго здоровья и хорошего аппетита, я знаком велел поставить и перед ним тарелку, указал на кувшин.

— Пока промочи горло.

— Как можно? — испугался Кадфаэль. — Это нехорошо…

— Совсем не пьешь? — удивился Смит.

— Нет, из горлышка нехорошо… вон кубки уже несут.

Перед ним поставили тарелку с целиком зажаренным молодым зайцем, со всех сторон призайчились скромными серенькими комочками хорошо обжаренные перепела, похожие на картофелины в мундирах. Кадфаэль печально вздохнул, а сэр Смит сказал одобрительно:

— Сэр Ричард говорит, что настоящий святой познается именно в борделе! Так что ешь и пей в три горла. Потом к бабам пойдем.