Эрик Ластбадер - Дай-сан Страница 29

Ронин подошел к своему будущему попутчику, занятому рисованием.

— Как мне вас называть?

— Меня зовут Оками, чужестранец, — отозвался тот, не отрываясь от тонкой, почти ювелирной работы.

Ронин присел на корточки рядом с ним.

— Это имя что-нибудь означает?

Оками пожал плечами.

— У буджунов все имена что-то означают. Оками на старинном наречии — «снежный волк», хотя я не знаю, почему мать назвала меня именно так. Рядом с нашей деревней оками вообще не водились.

Ронин помолчал, прислушиваясь к стрекотанию цикад и глядя на рисунок Оками, потом спросил:

— Как вы думаете, почему мы, рожденные в странах, расположенных так далеко друг от друга, без труда понимаем друг друга? Можно подумать, что…

— Потому что мы оба люди.

— А буджуны разве не другие?

— Как рассказывают наши деды, — Оками, казалось, не обращал на Ронина внимания, а говорил сам с собой, — в старые времена, тому назад не одно столетие, в мире было так много людей, что они разговаривали на множестве языков.

Он пожал плечами.

— Но это было иное время, а времена, как известно, меняются. Если у всех людей общие предки, если происхождение у них одно, то почему бы им и не общаться друг с другом без видимых трудностей, пусть даже они и родились в разных краях.

Его рука уверенно и умело двигалась над темно-красной дощечкой с приколотой к ней бумагой.

— Кто знает, возможно, причиной тому — наша общая судьба.

Гора, долина и расстилавшиеся перед ними уступы склонов, перенесенные на бумагу его искусством, казалось, оживают под тонкой кистью. Рисунок был филигранным и точным, исполненным трепетной жизни, передающей дыхание природы.

— Как вас зовут?

Ронин назвал свое имя.

Оками оторвался от рисунка у себя на коленях. Твердый, целеустремленный взгляд, умные и понимающие глаза. Высокие скулы и жесткие очертания челюсти придавали его лицу неизменно суровое выражение, но плоские черты несколько смягчали впечатление.

— Да? Правда?

В его взгляде вроде бы промелькнуло удивление. Потом он опять склонился над рисунком. Раскачивающийся на ветру кедр оживал под его искусной кистью.

— Это буджунское слово.

Теперь удивился Ронин:

— Не может быть…

— И однако же это так, чужестранец. Разве я не говорил, что происхождение у всех людей общее…

— Но я не буджун.

— На буджуна вы не похожи, но это еще ничего…

— Мой народ никогда даже не слышал об Ама-но-мори.

— Разве? Как же вы в таком случае узнали об этом острове?

Ронин задумался. Подземный Город Десяти Тысяч Дорог, где когда-то поселились представители всех стран и народов, обезлюдел в результате чародейских войн. В этом городе, однако, жили и предки Ронина, которые потом образовали Фригольд, и великий дор-Сефрит, маг из буджунов.

— Да, — признал Ронин, — это не исключено.

— Конечно, — с явным удовлетворением откликнулся Оками.

— А что означает мое имя?

— Воин, оставшийся без господина.

Ронин не смог удержаться от смеха, и ничего не понимающий Оками повернулся к нему с озадаченной улыбкой.

Они отправились в путь незадолго до полудня. Сначала они поднимались в гору, потом немного спустились по горной дороге. Справа сплошной стеной тянулись утесы, а слева обрыв постепенно уходил вниз, открывая глазу высокие сосновые рощи, а еще ниже — плоские влажные рисовые поля, мерцающие в горячей дымке.

— Да, я буджун, — сказал Оками.

— Тогда вам должно быть известно о дор-Сефрите.

— Боюсь, ничего, кроме стародавних преданий.

— Но хоть что-то вы знаете?

— Очень немногое. — Оками положил руку на гриву лошади. — А почему вас так интересует дор-Сефрит?

— У меня с собой свиток, написанный его рукой, и сейчас этот свиток может спасти мир…

— А, — неопределенно откликнулся Оками. — Когда-то буджуны были великими магами-воинами, величайшими в истории этого мира, и уже в новое время, когда все прочее чародейство исчезло, они долго еще сохраняли магические знания.

Он похлопал ладонью по шее лошади.

— Но это было давно. Мы больше не занимаемся магией.

— Но наверняка здесь найдутся люди, способные перевести записи с древнего языка.

— Не сомневаюсь, Ронин, что в Эйдо мы найдем такого человека, — улыбнулся Оками. — А пока давайте поговорим о чем-нибудь более приятном.

Вскоре они приблизились к пролому в неприветливой каменной стене, откуда открылся вид на узкое ущелье. Зеленое и тенистое, оно выходило к залитой солнцем расщелине с водопадом; в том месте, куда обрушивалась вода, плясали радужные блики.

— День выдался жаркий, — заметил Оками. — Может быть, охладимся?

— Я хотел бы добраться до Эйдо как можно скорее. Кто знает, сколько…

— Не хотите же вы въехать в столицу, смердя и воняя, как потный, немытый крестьянин. — Оками хлопнул Ронина по спине. — Пойдемте. Всякому путнику в долгом пути нужен краткий привал.

Прохлада ущелья пролилась на них успокаивающим бальзамом. Оками привязал лошадь возле пахучих кедров и тут же, лишь скинув пыльную одежду, нырнул в пенящийся водоем у подножия водопада. Ронин последовал его примеру.

Под бурлящей поверхностью ледяная вода была кристально прозрачной. Когда Ронин погрузился под воду, от него во все стороны порскнули серебристые и голубые рыбешки. Он устремился вверх, так и не добравшись до дна, и, выскочив на поверхность, тряхнул головой, чтобы вода не заливала глаза. Потом он наклонил голову и напился, смакуя каждый глоток.

Они сушились на солнце. Ронин обратил внимание на то, какое сильное и мускулистое тело было у Оками. Тело настоящего воина, закаленного и искусного.

— Можно мне посмотреть другие ваши рисунки?

— Конечно.

Набросив одежду на еще влажное тело, Оками достал из седельной сумки дощечку с рисунками.

Ронин медленно переворачивал листы, завороженный скупыми линиями, с такой восхитительной точностью передающими разнообразие пейзажей этой необычной страны и характерные черты ее обитателей.

— Все это — станции на Кисокайдо, — пояснил Оками.

У них за спиной шумела вода, стекавшая по шершавой расщелине.

Отдав Оками рисунки, Ронин принялся одеваться.

— Хотите научиться? — спросил вдруг Оками.

Ронин внимательно посмотрел ему в лицо, ожидая увидеть насмешливое выражение, но глаза у буджуна оставались серьезными.

— Да, — вырвалось у него к его собственному удивлению. — Очень хочу.

Три серые ржанки выпорхнули из своего укрытия в дальнем конце ущелья и взмыли в небо.

— Замечательно! Приступим, как только выедем на дорогу.

Он отвернулся, чтобы уложить рисунки в сумку. В это мгновение Ронин услышал тихий свист. Рука сама выхватила меч из ножен. Оками тоже, по-видимому, услышал. Он повернулся на звук, но не успел среагировать вовремя. Его левое плечо пронзила стрела.